Баба-Яга и Каббала

Алхимическая свадьба в романе «Мастер и Маргарита» Булгакова

Мастер у Булгакова становится самостоятельной фигурой — пересказчиком истории. Переписчик, выросший в Автора, Мастер — это реванш Акакия Акакиевича. Сам Сатана уступает ему свою невесту. Эти заметки не претендуют на научность и филологичность. Это заметки к заведомо невозможной реконструкции Основного Мифа, на этот раз с помощью «М&М».

Мои заметки не претендуют на научность и филологичность. Это заметки к заведомо невозможной реконструкции Основного Мифа, на этот раз с помощью «М&М».

У Основного Мифа есть множество этапов, вернее, фаз развития. В сущности. эти фазы можно охарактеризовать как усложнение или отклонения от базового ядра. Ядра Большого Взрыва. 

Логично предположить, что понимание мироустройства в его самых основах начинается с мифа о Мировом Яйце. Понятно, что с точными датировками здесь делать нечего, приходится полагаться на чистую логику.

Если допустить, что базовым мифом является именно миф о сломанном Яйце, то есть о распавшемся Единстве, то все дальнейшие сюжеты можно рассматривать как его модификации в наррациях, то есть отклонения, ошибки, разветвления и бифуркации.

Эти отклонения и образуют всю ткань нашей культуры.

Возможно, реальная история мифологии и основной сюжет Основного Мифа соотносятся как сюжет и фабула в определении формалистов.

Историческая последовательность не совпадает с последовательностью активируемых в истории эпизодов Мифа.

Кластеры эти имеют тенденцию к вечному возвращению. Но никакой линейной логики в мифе не предполагалось, поэтому выстраивание наррации по мифу есть восстановление чего-то никогда не бывшего в угоду нашему современному сознанию.

Впрочем, выстраивание наррации мы наблюдаем и на протяжении всей истории. История становится историей, когда становится наррацией. И следовало бы говорить об архивировании или сборке Основного Мифа, а не о реконструкции.

Собирать осколки

Время разбрасывать камни и время собирать камни. Все далеко разлетевшиеся и все разлетающиеся осколки при этом всегда тяготели к центру, из которого изошли.

Следствие всегда тяготело к своей причине. Следствие искало свою причину по уликам, оставленным множественными проявлениями этой причины.

Разделённые своим появлением на свет любовники искали друг друга, а потом сын искал своего отца, мать искала свою блудную дочь.

И, что удивительно, иногда находили, распознавали свою собственную причину, свою собственную общность, бывшую до грехопадения разницы.

Ретроспективно отслеживая процесс размножения, мы занимаемся археологией мифа, а значит, и археологией сознания.

Реконструируя тем самым состоявшийся рассказ. Никогда прежде не бывший до нашей реконструкции, поскольку в том прошлом он находится лишь в процессе становления.

Но это и есть история.

Реконструируя её последовательность, следующим этапом развития Основного Мифа можно предположить миф о Первосуществе или о Первочеловеке, являющем двойственность своего уже раздробленного лика. Миф о Гермафродите, Адаме Кадмоне, Андрогине, Бафомете.

И, как следствие этой раздробленности, бифуркация Единого на диалогическую пару разлучённых влюблённых.

Бог раздваивается на мужскую и женскую составляющие. В греческой философии эти инкарнации концептуализируются в понятиях Логоса и Софии. В работах Юнга — анима и анимус.

Вообще в этой фазе разброс вариантов по историко-географическим контекстам уже очень велик.

Но осколки, похоже, к началу ХХ века начинают снова собираться в начальный паззл, рассыпанный Большим Взрывом. «М&М» представляет собой важнейший для русского контекста этап по собиранию Первомифа.

Роман с ошибкой

«М&М» — роман со встроенной базовой ошибкой. Эту ошибку можно ещё называть ключом. Роман с ключом.

В этом тексте очень много ключей, к очень многим тайнам, до сих пор филологи выискивают всё новые контексты, расшифровывающие «М&М» радикально новыми способами.

В значительной степени именно в этом состоит обаяние романа Булгакова. Если бы не было ошибки-ключа, получилось бы такое же унылое говно, как у Дэна Брауна.

Получилась бы сугубая мифологическая правда жизни — чистая логика вечного мифа, облечённая в понятную обывателю форму семейной драмы с элементами детектива, этой превращённой современным обыденным сознанием формы мистического таинства.

А искусству, на мой взгляд, положено играть именно с основами, а не навешивать актуальные лейблы, чтобы оставаться искусством, порождающим новые альтернативные миры.

Почему я говорю об ошибке? В романе можно наблюдать примечательные мотивно-сюжетные сдвиги относительно архетипического сюжета разделения- соединения первопары, сопровождаемого жертвоприношением бога. По одной версии — отца, по другой — сына.

Можно заметить, что это бифуркация одного мотива: гибели отца-сына при совокуплении с матерью — миф, реконструированный З.Фрейдом.

Это некий промежуточный и очень влиятельный инвариант для множественных вариантов сюжета, искажений пересказчиков и переписчиков, а в сущности, каждого индивидуума.

Разные свадьбы

В «M&M» мотивы свадьбы и замужества героини разнесены по разным сюжетным линиям. Супруг — Мастер, жених — Воланд.

Фигура Мастера в романе практически не выписана. Картонный пассивный персонаж, который является заложником романа.

Романа об алхимической свадьбе Маргариты с Сатаной, то есть, преддверии полного воссоединения Бога с самим собой в нерасчленимом единстве — в абсолютном небытии. И другого романа о смерти Сына от этого брака.

В сущности, в этом браке погибают все, как в трагедии Шекспира. По каббалистической версии, наиболее полно в европейской традиции прописанной в «Големе» Майринка, в этом уничтожающем телесную разницу горниле рождается новое единое существо — Гермафродит.

А мужчина и женщина погибают, вернее, отменяется эта условная бинарная оппозиция. Бифуркация сворачивается на себя.

Важнейшим моментом в нашем рассуждении является брак героини с Сатаной, отмеченный балом.

Булгаков восстанавливает чрезвычайно архаический вариант мифа о грехопадении, который до нас дошёл уже только в значительных контекстуальных искажениях.

Это вариант мифа о соблазняющем змее-фаллосе. Соблазн разницей между Ничто и Нечто. Яблоко в таком освещении выглядит очевидным эвфемизмом («А что вы хотите, чтобы я изобразил на вывеске?»)…

Яблоко может трактоваться как ответ женщины на вызов — змей, вгрызающийся и тем оплодотворяющий лоно мира. Змей-Сатана, являющийся заведомо неполной («часть силы той...»), хромой на левую ногу инкарнацией Бога, соблазняет женщину на совокупление, познание, которое в конечном итоге, пройдя искушение бесконечным разнообразием, должно привести к восстановлению изначального Единства, то есть, к концу света.

Женщина соблазняет мужчину на то же.

Роль соблазнителя оказывается плавающей. Женщина, как и мужчина, предстаёт в многочисленных текстах в двух различных ипостасях.

Женщина — коварная соблазнительница, активное начало, и женщина — невинная жертва коварного соблазнителя. Мужчина — святой, спаситель, и мужчина — коварный обманщик и погубитель.

Женщина — зияющая бездна, всепожирающая vagina dentatа, ведьма. Мужчина — разящий меч, копьё фаллоса, воин и маг. И связующий их Дух — слово и дело их диалога.

Алхимическая версия реконструирует логическую последовательность мифа о бифуркации и обратной бифуркации Троицы.

Причем Троица, конечно, не христианская, а изначальная по логике вещей: Мать — Дух — Отец.

Да, как это мне, интеллектуалке, ни прискорбно признавать, но честность превыше амбиций, — Дэн Браун популяризировал наиболее адекватную современной культурной антропологии версию первомифа на данный момент.

И как это скучно, увы! Каббала хотя бы вносит атмосферу мистерии, непостижимого таинства. Каббала разворачивает любовное приключение в сюжет странствия по шкале Мирового Древа.

То жена пускается на поиски отца своего сына, то муж посылает своих гонцов вернуть беглянку. Следствие ищет причину по оставленным следам-уликам-симптомам.

Яма. Ангел

В середине XIX века в русской литературе просыпается большой интерес к теме падшей женщины.

Это так долго доходила до русского светского контекста евангельская тема святой блудницы, в западноевропейской традиции актуализированная уже в эпоху Просвещения.

Тема падшей женщины явно накладывается на тему падшего ангела. Падшая женщина в изложении критических реалистов и даже натуралистов предстает как чистый ангел.

Даже, собственно, женщине необязательно становиться проституткой, чтобы пасть. Она может представлять просто активное жизненное начало, перед которым мнётся и пасует, пасует и мнётся русский человек на рандеву.

Владимир Соловьёв формулирует проблему падшей женственности в терминах софийности, европеизированной Каббалы и диалектики Гегеля. Ницше и Шопенгауэра.

София Премудрость, она же Вечная Женственность нисходит в низшие миры, воплощаясь в женщине. Со времен Достоевского, на которого указывал Соловьёв как на одного из своих предшественников («Красота спасёт мир»), эта женщина — падшая женщина.

Настасья Филипповна — это типичный падший ангел, которого должен спасти-расколдовать Жених во Полунощи. Слабый на голову Князь Идиот.

Но тут вмешивается соперник и предотвращает алхимическую свадьбу Материи и Духа. Сам не рад, но, видать, послали.

Из Соловьёва вырастает русский символизм, аргонавты, младосимволисты, они же соловьевцы, в первую очередь, Андрей Белый.

Все символисты, Белый и Ремизов в особенности, декларативно подводили черту всей предшествующей литературной традиции (архивировали).

Символисты практиковали Каббалу под руководством В. Соловьёва. Идея мистического брака приобретала различные воплощения.

Палец всегда указывает в эпицентр, потому что ему неважно, на что указывать, он всегда уткнётся в пустоту.

Он уткнётся в то, что не он. Палец, указующий перст — знак, знамение, указующий всегда не на то, что он есть сам. Ему всё равно, на что указывать, но если уже куда-то указал, считай, туда и был направлен.

По следствию судим о причине. Причина появляется с появлением следствия. И всё, что мы видим вокруг себя, есть всего лишь морок и сладкие иногда грёзы указующего пальца.

Это рождение первознака — Дух, заполняющий собой Пустоту. Вот что такое Алхимическая свадьба.

Ошибка с романом

В «М&М» мы опознаём алхимического Мужа по хромой ноге. Дьвол хром bend sinister. Хромой бес, прародитель всего сущего.

Мятежник, отпавший от полноты Бога, вечно в поисках своей второй половины. Хромые герои-основатели были собраны в парадигмы Леви-Строссом из его «Структурной антропологии».

Славянская версия — Баба-Яга — даёт, кстати, очень аутентичный вариант персонажа. Практически Каббала. Муже-женский герой, баба с хромой ногой, то есть, уже мужик.

Это ветхий Адам Кадмон, сам себе недостаточный, давший в потомстве от самого себя Адама и Еву. А в конце времен новые Адам и Ева должны снова соединиться в едином существе — в Андрогине.

Так вот, Булгаков этого не допустил. Того, что чётко заявлено у Майринка при очевидных параллелях финалов.

Булгаков не допустил рождения Гермафродита, отложив его на неопределённое будущее, вмешавшись своим авторским произволом, введя фигуру Мастера-Демиурга, функционального автора.

У Майринка создатель и его творение слиты, вернее, они меняются функциями. У Булгакова Мастер становится самостоятельной фигурой — пересказчиком истории.

Переписчик, выросший в Автора, Мастер — это реванш Акакия Акакиевича. Сам Сатана уступает ему свою невесту. Потому что внесением Автора-наблюдателя автор ставит под сомнение первопричинность самого Сатаны, то есть и самого Бога.

Это сомнение невозможно разрешить: в чьей именно голове происходит происходящее, в голове автора или в голове Бога?

Но самый факт сомнения уже отклоняет ход истории. Своей игрой с диалектической прямотой первомифа Булгаков отсрочил возвращение к истокам.

Конец Света не наступит, пока мы можем создавать художественные смыслы, откладывающие исполнение нашего желания.

CHASKOR.RU

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе