Белла Ахмадулина написала «По улице моей который год…» после того, как от нее и от Пастернака отреклись их общие друзья
13 апреля 2022 ● "КП-Ярославль"
Исполняется 85 лет со дня рождения великой поэтессы.
Авторский вечер поэтессы Беллы Ахмадулиной, 1963 г.
Фото Владимира Савостьянова /Фотохроника ТАСС/.
КАК В «КОМСОМОЛКЕ» ПОЯВИЛОСЬ ОБЪЯВЛЕНИЕ: «ПРОПАЛА СОБАКА, ПРОСЬБА ВЕРНУТЬ АХМАДУЛИНОЙ»
В ее воспоминаниях и воспоминаниях тех, кто ее знал (прежде всего - мужа, Бориса Мессерера) с музыкальной отчетливостью звучит, как сказал бы Набоков, «тема утрат». У самой хрупкой из великих российских поэтесс судьба все время что-то отнимала. «Жизнь состоит из потерь, этому тяжело было учиться… Сколько всяких пропаж по мере жизни было драгоценных!»
С потери все началось: совсем маленькая Белла увидела цветущие тюльпаны и в изумлении очень четко произнесла свои первые слова: «Я такого не видала никогда». Ей, обомлевшей, купили вместо тюльпанов маки, потом девочка с этими цветами села в троллейбус - и «только я успела плениться ими, и страшно поразиться, и быть так раненной этой алой их красотой, этим невероятным цветом этих растений, как ветер их сдул. Так начинались все неудачи, как эти маки пропавшие…»
Иногда происходили фантастические случаи. Вот, например, нагрянувшие из-за границы «страннейшие» поклонники дарят Ахмадулиной золотые часы на цепочке, которым несколько столетий, и умоляют отвезти в гости к Окуджаве. Ей неловко, но она их везет, ночью, на такси, в Химки, уговаривает Булата Шалвовича принять поклонников, а возвращаясь, видит, что часов уже нет - «потеряла в машине». Точно так же пропадали вещи, которые ей дарил сам Окуджава, ближайший ее друг: то крестик, привезенный из Иерусалима (украли), то золотой ключик, который она носила в виде кулона и которым бесконечно дорожила (в гостях трехлетняя дочка казахского партийного чиновника сидела у нее на коленях, и «возле шеи ручками шарила – заметила ключик… Она его украла. Но ведь ребенок. Конечно, я слова не сказала. Не могла же я сказать: отдайте ключик, верните мне его. Что ж мне, ребенка в краже обвинять? Это же исключено. Невозможно»).
Без конца пропадали драгоценные для нее мелочи, но, что гораздо хуже, пропадали дорогие для нее животные (а животных, особенно собак, она с детства любила безумно). Какие-то негодяи похитили ее ньюфаундленда Самсона - точно знали часы прогулки, подъехали на машине, затолкали в нее собаку и исчезли. «И по какому-то неслыханному блату “Комсомольская правда” напечатала такое объявление. Там было написано: “Пропала собака, ньюфаундленд, московский водолаз по-новому, черный, молодой, просьба вернуть хозяйке”. Написан телефон, адрес, Белле Ахмадулиной. Вот такой случай, тоже выдающийся. Такого не могло быть, чтобы в “Комсомольской правде” напечатали такое объявление, ни за какие деньги!», - вспоминала она.
Ну, и самое жуткое - уходили люди. После того объявления в баре ЦДЛ к ней подошел Василий Шукшин, показывавший в Большом зале «Калину красную». «Ну что же, нашла ты свою собачку?» Я говорю: «Ты «Комсомольскую правду» читаешь?» – «Да вот прочел». Жить Шукшину оставалось несколько месяцев. «Когда Шукшин умер, я тогда так переживала, чуть не обезумела…»
Этих потерь в ее жизни было бессчетное количество. Дожив не до глубокой, в общем-то, старости, всего до 73 лет, она похоронила большинство друзей: от Владимира Высоцкого до Василия Аксенова, от Андрея Миронова до Сергея Параджанова, от Булата Окуджавы до Венедикта Ерофеева. Но друзей отнимала не только смерть.
Поэтесса Белла Ахмадулина в 2009 г.
Фото ИТАР-ТАСС/ Максим Шеметов
«МОИ ПОДАРКИ МНЕ БРОСИЛИ В ЛИЦО»
Ее самое известное стихотворение - «По улице моей который год…» - было сперва немножечко изуродовано из-за сокращения ключевых строф, а потом беспощадно замылено в «Иронии судьбы». Хотя одного его достаточно, чтобы понять, почему Бродский (еще один друг, которого она пережила на много лет) называл ее сокровищем русской поэзии. И, кстати, по этому стихотворению очень хорошо понятно, почему тот же Бродский называл Ахмадулину наследницей прежде всего не Ахматовой или Цветаевой, а Пастернака.
Все-таки, что с нею случилось, чтобы в 22 года написать такой текст (который - в полной версии - уж точно не светлая новогодняя лирика)? Кажется, она не рассказывала об этом впрямую. Но, читая ее воспоминания, можно предположить, как родилось стихотворение.
Ахмадулина училась в Литинституте, куда ее приняли по рекомендации Ильи Сельвинского (тот написал, что у нее «дарование на грани гениальности»). И откуда через какое-то время исключили, потому что она отказалась подписывать письмо с обличением «предателя» Пастернака, получившего Нобелевскую премию. (Формально исключали за плохую успеваемость по марксизму-ленинизму; сказали, что Белла недостаточно тщательно занималась предметом. Она кивнула на портреты Маркса и Ленина и сказала: «Если бы я занималась хотя бы неделю вашей наукой, мой портрет бы висел между этими двумя»).
Но среди ее однокурсников хватало тех, кто письма с обличением Пастернака подписывал. Среди них были и двое, раньше друживших с Борисом Леонидовичем, ходивших к нему в гости, читавших ему свои стихи. «Надо сказать, что я с ними не поссорилась, никаким укором их не задела, то есть я понимала, что это еще по молодости, я понимала эту слабость, которая так легко поддается гнили и гнету. Они стали какие-то запуганные, все время таинственные… Я им делала маленькие подарки – варежки, там, или носки, или еще что-то, они всё это мне бросили в лицо».
В институте, впрочем, ее через какое-то время восстановили - благодаря Сергею Смирнову, известному писателю, главному редактору «Литературной газеты». И она окончила Литинститут с отличием, а вскоре уже была суперзвездой новой советской поэзии. Хрупкое создание с пылающим сердцем, Белла взахлеб читала стихи со сцены Политехнического вместе с Рождественским, Вознесенским и своим первым мужем Евтушенко (огромная документальная зарисовка есть в «Заставе Ильича») – и выглядела какой-то экзотической бабочкой в зале, полном разгоряченных оттепелью студентов.
1962 г. Белла Ахмадулина читает свои стихи в книжном магазине на улице Горького.
Фото Владимира Савостьянова (Фотохроника ТАСС)
«Тонкая, детская шея, деликатная линия подбородка и бедное маленькое ухо с родинкой — как быть со всем этим? Опущенные горько губы, беззащитная тонкость шеи, припухлость татарских глаз…» – писал потом другой муж, Юрий Нагибин. А тот же Шукшин дал ей изумительную крошечную роль журналистки из Ленинграда в фильме «Живет такой парень». Все-таки ужасно жаль, что ее потом не снимали в кино в качестве характерной актрисы.
Но не будем забывать о другом, совсем неожиданном вкладе Беллы Ахатовны в киноискусство: когда Ия Саввина озвучивала Пятачка в мультфильме, попыталась - и весьма небезуспешно - скопировать голос Ахмадулиной. «Подложила мне свинью» – ворчала, по слухам, поэтесса (хотя такие выражения совсем не в ее духе). Все время кажется, что и Рената Литвинова придумала свою комедийную маску болезненно утонченной страдалицы под влиянием Ахмадулиной (их роднит, конечно, еще и страсть к причудливой высокопарной лексике).
НАБОКОВ МЕЧТАЛ ЖИТЬ НА СЕВЕРЕ КАВКАЗА, ВБЛИЗИ ДАГЕСТАНА
Замечательная книга театрального художника Бориса Мессерера «Промельк Беллы» (одновременно автобиография и биография жены) описывает десятки их встреч с выдающимися людьми. Студия Мессерера на Поварской стала центром притяжения для всей московской богемы 70-х. А в конце десятилетия супруги пустились в сумасбродный гран-тур по Европе и Америке. Их выпустили во Францию, а они оттуда поехали в Англию, в Швейцарию, а потом перебрались за океан, причем советские власти узнавали об их передвижениях постфактум. (Потом их долго не выпускали за границу снова, а других советских граждан заставляли на обороте личного дела писать: «Обязуюсь выехать из СССР только в страну назначения»).
В Америке Ахмадулина была избрана почетным членом Американской академии искусств и литературы. В целом за время поездки познакомилась со множеством выдающихся людей - от Марка Шагала (который всерьез предлагал ей стать литературным обработчиком его воспоминаний) до Эжена Ионеско, от Джека Николсона и Симоны Синьоре до Михаила Шемякина и Михаила Барышникова. Но самой незабываемой стала встреча с Владимиром Набоковым, которому оставалось жить несколько месяцев, и который практически не общался с людьми, живущими в СССР.
В Париже Ахмадулина написала Набокову письмо. Он учтиво ответил, добавив, что если ей доведется побывать в швейцарском Монтре, будет счастлив встретиться. Мессерер и Ахмадулина специально доехали до Швейцарии, причем Ахмадулина была убеждена, что Набоков занят и никогда их принять не сможет. Он был болен, плохо себя чувствовал, но принял супругов.
Писатель Владимир Набоков.
Фото: EAST NEWS
В отеле, где Набоков проводил последние годы жизни, заказали джин с тоником. Ахмадулина от растерянности сказала: «Владимир Владимирович, поверьте, я не хотела вас видеть!» (В письме она собиралась лишь выразить ему свое восхищение и любовь). И тут же добавила: «Вдобавок вы ненаглядно хороши собой!» Набоков усмехнулся: «Вот если бы лет двадцать назад или хотя бы десять…»
Еще он спросил: «Вы правда находите мой русский язык хорошим? А я думал, что это – замороженная земляника…» Еще он наивно осведомился: «А в библиотеке [в СССР] можно взять мои книги?» Вообще, больше всего его интересовало, как живут в Советском Союзе, внимательно всматривался в супругов, изумляясь, что перед ним люди, приехавшие на Запад, но собирающиеся вернуться в Россию. Впрочем, его самого даже незадолго до смерти не оставляла мечта хоть ненадолго, тайком вернуться на родину: «Вот загримироваться бы профессором, чтобы никто не узнал, и жить на севере Кавказа, вблизи Дагестана, и там где-то в степи ловить бабочек. Там, по моим подсчетам, должна быть одна, которую я никогда не встречал…»
Потом Ахмадулина и Мессерер рассказали об этой встрече в советском посольстве во Франции (они встретились с атташе по культуре). Он сам спросил, кого из русских эмигрантов они видели. Но на упоминание имени Набокова даже не отреагировал, только заметил вскользь: «Не знаю. Не знаком…»
По улице моей который год…
По улице моей который год
звучат шаги — мои друзья уходят.
Друзей моих медлительный уход
той темноте за окнами угоден.
Запущены моих друзей дела,
нет в их домах ни музыки, ни пенья,
и лишь, как прежде, девочки Дега
голубенькие оправляют перья.
Ну что ж, ну что ж, да не разбудит страх
вас, беззащитных, среди этой ночи.
К предательству таинственная страсть,
друзья мои, туманит ваши очи.
О одиночество, как твой характер крут!
Посверкивая циркулем железным,
как холодно ты замыкаешь круг,
не внемля увереньям бесполезным.
Так призови меня и награди!
Твой баловень, обласканный тобою,
утешусь, прислонясь к твоей груди,
умоюсь твоей стужей голубою.
Дай стать на цыпочки в твоем лесу,
на том конце замедленного жеста
найти листву, и поднести к лицу,
и ощутить сиротство, как блаженство.
Даруй мне тишь твоих библиотек,
твоих концертов строгие мотивы,
и — мудрая — я позабуду тех,
кто умерли или доселе живы.
И я познаю мудрость и печаль,
свой тайный смысл доверят мне предметы.
Природа, прислонясь к моим плечам,
объявит свои детские секреты.
И вот тогда — из слез, из темноты,
из бедного невежества былого
друзей моих прекрасные черты
появятся и растворятся снова.
1959 г.
Фото Владимира Савостьянова /Фотохроника ТАСС/.
КАК В «КОМСОМОЛКЕ» ПОЯВИЛОСЬ ОБЪЯВЛЕНИЕ: «ПРОПАЛА СОБАКА, ПРОСЬБА ВЕРНУТЬ АХМАДУЛИНОЙ»
В ее воспоминаниях и воспоминаниях тех, кто ее знал (прежде всего - мужа, Бориса Мессерера) с музыкальной отчетливостью звучит, как сказал бы Набоков, «тема утрат». У самой хрупкой из великих российских поэтесс судьба все время что-то отнимала. «Жизнь состоит из потерь, этому тяжело было учиться… Сколько всяких пропаж по мере жизни было драгоценных!»
С потери все началось: совсем маленькая Белла увидела цветущие тюльпаны и в изумлении очень четко произнесла свои первые слова: «Я такого не видала никогда». Ей, обомлевшей, купили вместо тюльпанов маки, потом девочка с этими цветами села в троллейбус - и «только я успела плениться ими, и страшно поразиться, и быть так раненной этой алой их красотой, этим невероятным цветом этих растений, как ветер их сдул. Так начинались все неудачи, как эти маки пропавшие…»
Иногда происходили фантастические случаи. Вот, например, нагрянувшие из-за границы «страннейшие» поклонники дарят Ахмадулиной золотые часы на цепочке, которым несколько столетий, и умоляют отвезти в гости к Окуджаве. Ей неловко, но она их везет, ночью, на такси, в Химки, уговаривает Булата Шалвовича принять поклонников, а возвращаясь, видит, что часов уже нет - «потеряла в машине». Точно так же пропадали вещи, которые ей дарил сам Окуджава, ближайший ее друг: то крестик, привезенный из Иерусалима (украли), то золотой ключик, который она носила в виде кулона и которым бесконечно дорожила (в гостях трехлетняя дочка казахского партийного чиновника сидела у нее на коленях, и «возле шеи ручками шарила – заметила ключик… Она его украла. Но ведь ребенок. Конечно, я слова не сказала. Не могла же я сказать: отдайте ключик, верните мне его. Что ж мне, ребенка в краже обвинять? Это же исключено. Невозможно»).
Без конца пропадали драгоценные для нее мелочи, но, что гораздо хуже, пропадали дорогие для нее животные (а животных, особенно собак, она с детства любила безумно). Какие-то негодяи похитили ее ньюфаундленда Самсона - точно знали часы прогулки, подъехали на машине, затолкали в нее собаку и исчезли. «И по какому-то неслыханному блату “Комсомольская правда” напечатала такое объявление. Там было написано: “Пропала собака, ньюфаундленд, московский водолаз по-новому, черный, молодой, просьба вернуть хозяйке”. Написан телефон, адрес, Белле Ахмадулиной. Вот такой случай, тоже выдающийся. Такого не могло быть, чтобы в “Комсомольской правде” напечатали такое объявление, ни за какие деньги!», - вспоминала она.
Ну, и самое жуткое - уходили люди. После того объявления в баре ЦДЛ к ней подошел Василий Шукшин, показывавший в Большом зале «Калину красную». «Ну что же, нашла ты свою собачку?» Я говорю: «Ты «Комсомольскую правду» читаешь?» – «Да вот прочел». Жить Шукшину оставалось несколько месяцев. «Когда Шукшин умер, я тогда так переживала, чуть не обезумела…»
Этих потерь в ее жизни было бессчетное количество. Дожив не до глубокой, в общем-то, старости, всего до 73 лет, она похоронила большинство друзей: от Владимира Высоцкого до Василия Аксенова, от Андрея Миронова до Сергея Параджанова, от Булата Окуджавы до Венедикта Ерофеева. Но друзей отнимала не только смерть.
Поэтесса Белла Ахмадулина в 2009 г.
Фото ИТАР-ТАСС/ Максим Шеметов
«МОИ ПОДАРКИ МНЕ БРОСИЛИ В ЛИЦО»
Ее самое известное стихотворение - «По улице моей который год…» - было сперва немножечко изуродовано из-за сокращения ключевых строф, а потом беспощадно замылено в «Иронии судьбы». Хотя одного его достаточно, чтобы понять, почему Бродский (еще один друг, которого она пережила на много лет) называл ее сокровищем русской поэзии. И, кстати, по этому стихотворению очень хорошо понятно, почему тот же Бродский называл Ахмадулину наследницей прежде всего не Ахматовой или Цветаевой, а Пастернака.
Все-таки, что с нею случилось, чтобы в 22 года написать такой текст (который - в полной версии - уж точно не светлая новогодняя лирика)? Кажется, она не рассказывала об этом впрямую. Но, читая ее воспоминания, можно предположить, как родилось стихотворение.
Ахмадулина училась в Литинституте, куда ее приняли по рекомендации Ильи Сельвинского (тот написал, что у нее «дарование на грани гениальности»). И откуда через какое-то время исключили, потому что она отказалась подписывать письмо с обличением «предателя» Пастернака, получившего Нобелевскую премию. (Формально исключали за плохую успеваемость по марксизму-ленинизму; сказали, что Белла недостаточно тщательно занималась предметом. Она кивнула на портреты Маркса и Ленина и сказала: «Если бы я занималась хотя бы неделю вашей наукой, мой портрет бы висел между этими двумя»).
Но среди ее однокурсников хватало тех, кто письма с обличением Пастернака подписывал. Среди них были и двое, раньше друживших с Борисом Леонидовичем, ходивших к нему в гости, читавших ему свои стихи. «Надо сказать, что я с ними не поссорилась, никаким укором их не задела, то есть я понимала, что это еще по молодости, я понимала эту слабость, которая так легко поддается гнили и гнету. Они стали какие-то запуганные, все время таинственные… Я им делала маленькие подарки – варежки, там, или носки, или еще что-то, они всё это мне бросили в лицо».
В институте, впрочем, ее через какое-то время восстановили - благодаря Сергею Смирнову, известному писателю, главному редактору «Литературной газеты». И она окончила Литинститут с отличием, а вскоре уже была суперзвездой новой советской поэзии. Хрупкое создание с пылающим сердцем, Белла взахлеб читала стихи со сцены Политехнического вместе с Рождественским, Вознесенским и своим первым мужем Евтушенко (огромная документальная зарисовка есть в «Заставе Ильича») – и выглядела какой-то экзотической бабочкой в зале, полном разгоряченных оттепелью студентов.
1962 г. Белла Ахмадулина читает свои стихи в книжном магазине на улице Горького.
Фото Владимира Савостьянова (Фотохроника ТАСС)
«Тонкая, детская шея, деликатная линия подбородка и бедное маленькое ухо с родинкой — как быть со всем этим? Опущенные горько губы, беззащитная тонкость шеи, припухлость татарских глаз…» – писал потом другой муж, Юрий Нагибин. А тот же Шукшин дал ей изумительную крошечную роль журналистки из Ленинграда в фильме «Живет такой парень». Все-таки ужасно жаль, что ее потом не снимали в кино в качестве характерной актрисы.
Но не будем забывать о другом, совсем неожиданном вкладе Беллы Ахатовны в киноискусство: когда Ия Саввина озвучивала Пятачка в мультфильме, попыталась - и весьма небезуспешно - скопировать голос Ахмадулиной. «Подложила мне свинью» – ворчала, по слухам, поэтесса (хотя такие выражения совсем не в ее духе). Все время кажется, что и Рената Литвинова придумала свою комедийную маску болезненно утонченной страдалицы под влиянием Ахмадулиной (их роднит, конечно, еще и страсть к причудливой высокопарной лексике).
НАБОКОВ МЕЧТАЛ ЖИТЬ НА СЕВЕРЕ КАВКАЗА, ВБЛИЗИ ДАГЕСТАНА
Замечательная книга театрального художника Бориса Мессерера «Промельк Беллы» (одновременно автобиография и биография жены) описывает десятки их встреч с выдающимися людьми. Студия Мессерера на Поварской стала центром притяжения для всей московской богемы 70-х. А в конце десятилетия супруги пустились в сумасбродный гран-тур по Европе и Америке. Их выпустили во Францию, а они оттуда поехали в Англию, в Швейцарию, а потом перебрались за океан, причем советские власти узнавали об их передвижениях постфактум. (Потом их долго не выпускали за границу снова, а других советских граждан заставляли на обороте личного дела писать: «Обязуюсь выехать из СССР только в страну назначения»).
В Америке Ахмадулина была избрана почетным членом Американской академии искусств и литературы. В целом за время поездки познакомилась со множеством выдающихся людей - от Марка Шагала (который всерьез предлагал ей стать литературным обработчиком его воспоминаний) до Эжена Ионеско, от Джека Николсона и Симоны Синьоре до Михаила Шемякина и Михаила Барышникова. Но самой незабываемой стала встреча с Владимиром Набоковым, которому оставалось жить несколько месяцев, и который практически не общался с людьми, живущими в СССР.
В Париже Ахмадулина написала Набокову письмо. Он учтиво ответил, добавив, что если ей доведется побывать в швейцарском Монтре, будет счастлив встретиться. Мессерер и Ахмадулина специально доехали до Швейцарии, причем Ахмадулина была убеждена, что Набоков занят и никогда их принять не сможет. Он был болен, плохо себя чувствовал, но принял супругов.
Писатель Владимир Набоков.
Фото: EAST NEWS
В отеле, где Набоков проводил последние годы жизни, заказали джин с тоником. Ахмадулина от растерянности сказала: «Владимир Владимирович, поверьте, я не хотела вас видеть!» (В письме она собиралась лишь выразить ему свое восхищение и любовь). И тут же добавила: «Вдобавок вы ненаглядно хороши собой!» Набоков усмехнулся: «Вот если бы лет двадцать назад или хотя бы десять…»
Еще он спросил: «Вы правда находите мой русский язык хорошим? А я думал, что это – замороженная земляника…» Еще он наивно осведомился: «А в библиотеке [в СССР] можно взять мои книги?» Вообще, больше всего его интересовало, как живут в Советском Союзе, внимательно всматривался в супругов, изумляясь, что перед ним люди, приехавшие на Запад, но собирающиеся вернуться в Россию. Впрочем, его самого даже незадолго до смерти не оставляла мечта хоть ненадолго, тайком вернуться на родину: «Вот загримироваться бы профессором, чтобы никто не узнал, и жить на севере Кавказа, вблизи Дагестана, и там где-то в степи ловить бабочек. Там, по моим подсчетам, должна быть одна, которую я никогда не встречал…»
Потом Ахмадулина и Мессерер рассказали об этой встрече в советском посольстве во Франции (они встретились с атташе по культуре). Он сам спросил, кого из русских эмигрантов они видели. Но на упоминание имени Набокова даже не отреагировал, только заметил вскользь: «Не знаю. Не знаком…»
По улице моей который год…
По улице моей который год
звучат шаги — мои друзья уходят.
Друзей моих медлительный уход
той темноте за окнами угоден.
Запущены моих друзей дела,
нет в их домах ни музыки, ни пенья,
и лишь, как прежде, девочки Дега
голубенькие оправляют перья.
Ну что ж, ну что ж, да не разбудит страх
вас, беззащитных, среди этой ночи.
К предательству таинственная страсть,
друзья мои, туманит ваши очи.
О одиночество, как твой характер крут!
Посверкивая циркулем железным,
как холодно ты замыкаешь круг,
не внемля увереньям бесполезным.
Так призови меня и награди!
Твой баловень, обласканный тобою,
утешусь, прислонясь к твоей груди,
умоюсь твоей стужей голубою.
Дай стать на цыпочки в твоем лесу,
на том конце замедленного жеста
найти листву, и поднести к лицу,
и ощутить сиротство, как блаженство.
Даруй мне тишь твоих библиотек,
твоих концертов строгие мотивы,
и — мудрая — я позабуду тех,
кто умерли или доселе живы.
И я познаю мудрость и печаль,
свой тайный смысл доверят мне предметы.
Природа, прислонясь к моим плечам,
объявит свои детские секреты.
И вот тогда — из слез, из темноты,
из бедного невежества былого
друзей моих прекрасные черты
появятся и растворятся снова.
1959 г.