Журналистке удалось написать про Кабул нулевых, не скатываясь ни в сказки, ни в чернуху, не заигрывая с читателем и не рассуждая о стране третьего мира с позиции превосходства. Для этого ей понадобилось пять лет прожить в воюющем Афганистане.
Мари Бурро
Фото: предоставлена ИД «КомпасГид»
Как вы вообще оказались в Кабуле?
По чистой случайности. Я только начинала свою журналистскую карьеру и не думала, что поеду именно в Афганистан. Но я точно знала, что хочу начать с репортажей из какой-нибудь далекой страны. А то потом появится муж, родятся дети, и я уже не смогу этим заниматься. Афганистан возник неожиданно. Один мой приятель мечтал проехать на машине из Парижа в Кабул. И вот его мечта сбылась — он предложил мне отправиться туда вместе с ним и группой ученых. Это был проект одной французской радиостанции.
Когда это было?
Путешествие началось в Париже в августе 2003 года, после почти двух месяцев пути мы приехали в Кабул. За месяц пересекли Францию, Италию, Турцию и Иран, а потом еще столько же ехали по Афганистану, там ведь очень плохие дороги.
И как выглядел Афганистан в 2003 году?
Основные боевые действия закончились вроде бы в 2001-м — талибы были разбиты, и в 2003 году еще казалось, что они ушли навсегда. Западные войска, находившиеся тогда в Афганистане, скорее охраняли порядок, чем воевали. На моих глазах рождалось новое афганское государство. Я, двадцатиоднолетняя начинающая журналистка, могла потрогать руками историю! И тогда же, в 2003 году, американцы начали перебрасывать войска в Ирак. Что в итоге стало одной из причин, по которой в Афганистане все пошло не так.
Во всем виноват Джордж Буш-младший?
Понимаете, Буш был охвачен мессианской идеей. Он видел себя в роли нового Христа, который несет демократию в страны так называемой оси зла: Афганистан, Ирак, Иран, Северную Корею. Но демократию в ее западном варианте нельзя просто так взять и перенести в страны с племенным устройством. Они не понимали Афганистан.
Живя там, вы носили платок?
Да, я должна была носить платок, а иногда мне даже приходилось надевать бурку. Скажем, когда я отправлялась на территории, которые контролировали талибы.
И каковы ваши впечатления от бурки?
Ну, знаете, для западной журналистки бурка — это очень удобно. В ней можно работать так, чтобы в тебе не узнали человека с Запада. Европейская женщина и уж тем более европейский мужчина сразу бросаются в глаза в Афганистане. А в бурке ты практически невидима.
Но разве европейца нельзя отличить по походке, движениям, по тому, как он себя держит?
Походка и движения быстро входят в привычку. Ты стараешься полностью спрятаться. Можно носить афганскую обувь — в ней ты будешь ходить как афганцы, по-другому просто не получится.
И каковы все-таки ваши ощущения от бурки?
Ну, во-первых, ты почти ничего перед собой не видишь. Во-вторых, там же еще есть сетка, а если долго смотреть сквозь нее, она начинает мелькать в глазах. Летом ужасно жарко — в общем, условия работы трудно назвать комфортными. Наконец, в бурке практически невозможно вертеть головой. А движение в Афганистане безумное. Так что в бурке довольно опасно, но я все время путешествовала с «фиксерами» — это знающие английский афганцы, которые помогают журналистам. Они и шоферы, и переводчики, и немножко телохранители. А главное, они знают всех и в армии, и в полиции, и даже в местной шуре талибана.
Вам было страшно?
Нет. В Афганистане главное — не оказаться в неправильном месте в неправильное время. Бывали ситуации, когда я проходила в нескольких сотнях метров от теракта. Тогда мне везло. Но на самом деле есть набор простых правил, которые помогают уменьшить степень риска. Нужно по возможности избегать ночных путешествий. Есть районы, в том же Кабуле, где взрывы происходят чаще, чем в других местах, — их тоже нужно избегать. Не стоит передвигаться в хвосте военных колонн. Есть зоны, где сильны позиции талибов, туда лучше не соваться. Но тут ты должен оценить, стоит ли игра свеч.
В смысле?
Ну, с одной стороны, меня могут похитить или убить, а с другой — я могу добыть потрясающий материал. Есть сюжеты, из-за которых не стоит рисковать, а есть те, что этого стоят. Например, я познакомилась с двумя братьями, которых разделила война: один стал талибом, другой вступил в полицию. Они воевали друг против друга, и один брат ничего не знал о судьбе другого. Я встречалась с ними сперва по очереди, а потом смогла свести их. Вот она, роль журналиста — находить истории про людей. И рассказывать про другой Афганистан, о котором на Западе никто не знает.
А вы для афганцев стали ближе, чем другие европейцы?
Когда работаешь в стране много лет, то оказываешься в особой ситуации. К тебе относятся не как к журналисту, который приехал в командировку на две недели. У тебя появляется кое-какой опыт, ты начинаешь понимать традиции, но главное — люди видят: ты здесь живешь, ты разделяешь с ними опасность. Все это тебя защищает. А вот те, кто приезжает ненадолго, рискуют больше. Был один французский журналист, которого похитили. Но он совершил все возможные ошибки.
Многие западные журналисты, приехав в азиатскую страну, охваченную гражданской войной, начинают чувствовать себя сверхлюдьми и пытаются учить местных, как им жить. Как избежать этого «мессианства»?
Нужно помнить, что ты здесь не для того, чтобы учить местное население чему бы то ни было, и не для того, чтобы нести западную культуру. Если ты хочешь работать, это ты должен адаптироваться к местной культуре. Например, носить платок. Постепенно у тебя завязывается дружба с местными жителями, в том числе женщинами, они начинают спрашивать про твою страну. И ты рассказываешь. Им, например, может быть любопытно, как устроены мои отношения с мужем. Я рассказываю, а поскольку отношения эти сильно отличаются от афганской традиции, им, конечно, интересно, но акцентировать этот момент все-таки не стоит.
А в чем для вас суть журналистской работы?
Журналист должен стараться быть объективным и рассказывать правду, как он ее видит. Хотя от субъективности, конечно, никуда не уйдешь: журналист на все смотрит сквозь призму своего образования, культуры, жизненного опыта. Я старалась делать репортажи, показывая позиции разных сторон конфликта. В том числе показывая его глазами маленьких людей.
Мне хотелось рассказать, что там на самом деле происходит. Я встречала разных талибов, среди них попадаются умные люди, которые по взглядам больше националисты, нежели исламисты. Материал накапливался, а поскольку во французских газетах про Афганистан пишут редко, я решила сделать книгу.
Не могу не спросить: как сейчас относятся в Афганистане к русским и помнят ли ту, советско-афганскую войну?
Сейчас про нее вспоминают довольно редко. Но там ничего не забывают. При этом афганцы считают, что русская оккупация принесла больше позитивных вещей, чем пребывание в их стране западных войск. От русских осталось государственное устройство, образование, здравоохранение, крупные предприятия, плотины. Это все создали русские, это сохранилось и работает. Мне кажется, то, что сделали западные державы, будет менее долговечным. Они совершили множество ошибок. Но я вижу и ошибки русских. Если бы вы принесли только идею сильного государства, афганцы бы это приняли. Ошибка была в том, что вы попытались сделать из Афганистана светское государство.
Мари Бурро
Родилась в 1981 году. Пять лет, с 2003-го по 2008-й, провела в Афганистане, последнее время живет в Канаде. Лауреат нескольких журналистских премий. Автор книг «Афганистан: пересекающиеся взгляды» (совместно с фотографом Вероникой Вигери), «Маленькая торговка спичками из Кабула» и «Мы братья и враги».
Константин Мильчин
Эксперт