«И саночки ценою два рубли...»

Не секрет, что в биографиях Николая Алексеевича Некрасова, который родился 10 декабря 1821 года, и его отца имеются малоизученные периоды жизни. Пожалуй, самым «тёмным» из них является отрезок времени с 1837 года (поэт покинул стены Ярославской гимназии) по июль 1837-го (отъезд его в Петербург). Чем занимался юноша, с кем общался, где проживал? Единственное свидетельство Михаила Матвеевича Стасюлевича, записанное со слов самого поэта, повествует так: «Одно время его отец был исправником, он любил часто скуки ради брать сына Николая в разъезды по делам службы; таким образом мальчик 12 – 13 лет присутствовал при различных сценах народной жизни, при следствиях, при вскрытии трупов, а иногда и при расправах во вкусе прежнего времени. Всё это производило глубокое впечатление на ребёнка и рано в живых картинах знакомило его с тогдашними, часто слишком тяжёлыми, условиями народной жизни».

К сожалению, поиск необходимых для данной темы материалов ярославского земского суда, в котором служил отец поэта, в государственном архиве Ярославской области результатов не дал. Поэтому любое свидетельство об Алексее Сергеевиче Некрасове, сохранившееся в фондах других судов, например ярославского уездного, представляет для исследователей ценность. Дополняет его портрет новыми, ранее неизвестными чёрточками...

Случилось это в Ярославле 17 марта 1837 года. Неподалёку от приказа общественного призрения кучер отца поэта Флегонт Степанов сбил на лошади ростовскую мещанку Татьяну Ивановну Семёнову. Барин находился вместе с ним. Свидетелями произошедшего явились надзиратель помянутого приказа Матвеев и два его служителя – Ломов и Макаров. Матвеев приказал своим подчинённым задержать кучера и лошадь. Такие действия Алексей Сергеевич по отношению к отставному майору, каковым являлся, посчитал оскорбительными. Служителей, уже забравшихся было в сани, он вытолкнул. Следом выбросил и обломки фонаря, который сломала лошадь. Распряг её и ускакал, оставив кучера на месте происшествия. В это время мещанку Семёнову, упавшую ничком на дорогу, «наружно освидетельствовали» квартальный надзиратель Ярославцев и «добросовестный» свидетель Киселёв. «Опасных знаков к лишению её жизни» они не обнаружили – видна была только кровь, истекавшая изо рта по губам.

Взяв показания с главных участников события, за исключением мещанки Семёновой, представители ярославского уездного суда постановили: во-первых, кучера выдержать на первый раз под арестом при земском суде одну неделю, а потом обязать подпискою, чтобы на будущее время в подобных случаях был осторожен. В случае повторения подобных инцидентов кучер должен был бы подвергнуться «гораздо большему наказанию». Во-вторых, вину помещика Некрасова оставить под сомнением, так как в показаниях смотрителя и служителей обнаружились некие противоречия. В-третьих, расшибленный фонарь отослать посредством полиции господину Некрасову «для надлежащего исправления и приведения его в прежний вид и прочность». Кстати, после столкновения Алексей Сергеевич и надзиратель Матвеев первым делом побранились по поводу стоимости фонаря. Матвеев требовал за него 25 рублей, а помещик давал не более четырёх.

Сведений в решении суда по поводу мещанки Семёновой и её саночек стоимостью «два рубли», которые были раздавлены санями Некрасова, не имеется. Хотя «дело», начатое по данному инциденту, так и называлось: «О задавлении ростовской мещанки Татьяны Семёновой лошадью майора Алексея Некрасова». По всей видимости, «дело» это отец поэта решил с ней, как писали в таких случаях, полюбовно, заплатив за саночки и, возможно, за моральный ущерб. Судебное разбирательство нисколько не помешало занять ему место ярославского уездного исправника в мае 1837 года.

События, разбиравшиеся в ярославском уездном суде, могли быть знакомы поэту. В «Записках Пружинина» (1845), как мы считаем, содержится маленькое, но весьма колоритное дополнение к данному происшествию. Приводим фрагмент жизни провинциального городка из вышеназванного фельетона: «…Колокольчик звенит, взглянешь: самовар в шинели с стоячим воротником сидит на переплёте, ямщик гонит во всю ивановскую: видно, исправник едет в уезд». «Во всю ивановскую», видимо, и гнал кучер Флегонт Степанов. А в показаниях ярославскому уездному суду всю вину свалил на лошадь, сбесилась, дескать, по неизвестной причине. Вот так и получилось, что лошадь была признана главной виновницей произошедших событий.

Григорий КРАСИЛЬНИКОВ, зав. филиалом «Аббакумцево – Грешнево» Некрасовского музея-заповедника

Северный край



Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе