«Любящий говорить неправду»

Илья Симановский отвечает на публикацию Марины Соколовой.
© 1988, Анатолий Морковкин / ТАСС


Прокомментировать эссе Марины Соколовой «Венедикт Ерофеев: до боли близкий» меня побуждает несколько причин. Мне хочется не только вступить в качестве активной стороны в полемику, которую М. Соколова ведет с нашей книгой «Венедикт Ерофеев: посторонний», но и, что еще важнее, защитить репутацию человека, имя и фамилия которого были вольно использованы в одном из сочинений Ерофеева, а на днях появились на страницах Кольты. Этого человека зовут Лидия Ворошнина. М. Соколова, подходя к ерофеевскому сочинению как к документальному отражению действительности, ставит знак равенства между «книжной» и действительной биографиями Л. Ворошниной, в то время как они почти диаметрально противоположны. Кроме того, у меня появился повод рассказать о некоторых фактах, которые удалось установить в процессе работы над готовящимся вторым, существенно расширенным и исправленным, вариантом биографии «Венедикт Ерофеев: посторонний» (совместно с О. Лекмановым и М. Свердловым).


Объемная часть эссе «Венедикт Ерофеев: до боли близкий» посвящена юношескому сочинению Ерофеева «Записки психопата», написанному, согласно авторской датировке, в 1956–1958 годах [1] и опубликованному после смерти автора — сначала в сокращенном («Вагриус», 2000 год), а потом и в полном («Захаров», 2004 год) виде. «Записки психопата» структурированы как дневник студента МГУ, а после исключения — рабочего Венедикта Ерофеева; они охватывают промежуток с 14 октября 1956 года по 16 ноября 1957 года. «Вряд ли их можно принять за дневник, — писал один из «персонажей» ерофеевского сочинения Владимир Муравьев, — а упоминания подлинных лиц и событий здесь совершенно того же свойства, что в грядущей поэме («Москва — Петушки». — И.С.). Это по-своему целостная и законченная повесть о писательском становлении, о преображении персонажа в Автора. Обязательное условие такого преображения — непрерывный информационно-смысловой поиск: он отражен в мозаичном зеркале выборки из записных книжек» [2]. Действительно, сочинение Ерофеева едва ли можно считать дневником в чистом и буквальном смысле слова: например, запись от 11 июня 1957 года начинается словами «Меня похоронили на Ваганьковском кладбище» [3], а запись от 1 октября 1957 года представляет собой новеллу о посещении автором фантастического Птичьего острова, населяемого такими персонажами, как Удод, Горный Орел и Пингвин [4]. Муравьев, впрочем, подразумевает другие, вполне реалистические записи, в которых упоминаются сокурсники, родные и знакомые автора. В какой степени эти главы можно считать выдержками из «действительных» дневников Ерофеева, дневников как таковых, фактологически точно отражавших реальность, — вопрос сложный; поэтому слова Владимира Муравьева — не только литературоведа, но и сокурсника и ближайшего друга Ерофеева, тесно общавшегося с ним в годы, описанные в «Записках психопата», — свидетельство вовсе не лишнее.

Работая над биографией писателя, мы сознательно отказались черпать сведения из «Записок психопата» — прежде всего, по той самоочевидной причине, что использовать художественное произведение в качестве прямого источника было бы, мягко говоря, неосторожно. И не только предупреждение Владимира Муравьева, а также сестер Ерофеева («Вена ведь в “Записках психопата” называет подлинные фамилии, а пишет чушь собачью о самых близких людях» [5]) побудило нас отметить, что «по “Запискам психопата” можно судить о стиле жизни Ерофеева тех месяцев, его круге чтения и философских поисках, однако в качестве даже и беллетризованного дневника рассматривать их не следует» [6]. В ерофеевском сочинении без особого труда можно найти легко проверяемые факты, говорящие о том, что автор мешает события действительные с выдуманными. В частности, Ерофеев — автор дневника из «Записок психопата» дважды сообщает о смерти своего брата, в одной из записей называя конкретную дату — 5 октября 1956 года [7]. В реальности ни одного из братьев Венедикт Ерофеев тогда не похоронил: Юрий Ерофеев умрет только в 1981 году [8], а Борис — в 2012-м [9], успев оставить воспоминания об авторе «Записок психопата» [10].

Подробно останавливаться на этом здесь приходится потому, что М. Соколова смело подвергает ревизии наши сомнения:

«Конечно, редактор “Записок” (имеется в виду А. Яблоков. — И.С.) и авторы “Постороннего” неправы: “Записки психопата” действительно представляют собой дневник, и ими можно и нужно пользоваться как окном в мир юного Ерофеева. Их художественная обработка — это отнюдь не вымысел, который якобы перемешан там с реальностью. Реальность сама по себе оказалась так богата, что никакого вымысла не требовалось. Вся художественная обработка “Записок” заключается в преломлении реальности, в способах ее описания <…> Конечно же, он не дополнял реальные кошмары вымышленными, но поразительно то, что он также никогда не пытался использовать вымысел, чтобы с его помощью убежать от кошмара реальности. Он не подменял ее выдумками, не плодил художественные фантазии, чтобы заместить ими чудовищные воспоминания» [11].

На практике это означает, что М. Соколова с полным доверием относится к сведениям из «Записок психопата», касающимся одноклассницы Ерофеева Лидии Ворошниной. В частности, к рассказу о ее якобы пьяной и разгульной жизни, а также трагической кончине — самоубийстве после группового изнасилования. Эта трагедия, по мысли М. Соколовой, привела к депрессии влюбленного в нее Венедикта Васильевича Ерофеева — реального, не героя «Записок…»:

«Так или иначе, в сухом остатке мы имеем чувство вины, которое, очевидно, должно было значительно усугубиться из-за самоубийства Лидии Ворошниной» [12].

Именно здесь, считает исследовательница, надо искать корни его пьянства и саморазрушения.

О смерти Ворошниной в «Записках…» говорится не вполне прямо, но достаточно однозначно, так что внимательный читатель (каким, несомненно, является М. Соколова) вправе сделать такой вывод из текста. Здесь необходимо сказать — и это, надеюсь, М. Соколовой будет приятно прочитать, — что как минимум два близких друга В. Ерофеева могли бы с ней согласиться. Борис Сорокин (прототип премьер-министра Бори С. из «Москвы — Петушков») рассказывал мне:

«“Записки психопата” хранились только у Муравьева, и он никому их не давал. И правильно делал. <…> Там [не только эпатаж, там] еще про личное что-то. <…> В его юности, про то, как с ним за одной партой сидела девушка, которая его все время обижала. В которую он был влюблен. Потом что-то с ней случилось. Мне казалось, что она повесилась. А перед этим ее осквернили. И прочее, и прочее. <…> Но это все в “Записках психопата”» [13].

О том, что именно в переменах, происшедших с Ворошниной, вероятно, следует искать корни юношеской трагедии Ерофеева, говорил и его однокурсник, известный чеховед Владимир Катаев [14].

Однако частные суждения о прочитанном, пусть даже таких уважаемых людей, — это частные суждения, а исследователь, берущийся судить о судьбах живых людей, обязан проверять факты. Именно недостаток, а точнее, полное отсутствие у нас в 2018 году проверенных сведений о реальной Л. Ворошниной привело к тому, что мы ни словом не упомянули о ней в нашей книге. Вовсе не «аберрация сознания» [15], как пишет М. Соколова, а именно нежелание за отсутствием документальных подтверждений руководствоваться художественным произведением как источником сведений о живых людях объясняет «то, что в подробной биографии Ерофеева ни разу не упомянута его одноклассница Лидия Александровна Ворошнина». Кстати, тут самое время заметить, что, несмотря на указание в «Записках психопата», одноклассницу Ерофеева зовут вовсе не Лидия Александровна, отчество у нее другое [16]. И то, что «Ерофеев и Ворошнина вместе учились с 1 по 10 класс», как постулирует, ссылаясь на те же «Записки психопата», М. Соколова, — тоже неверно. Первые два года Венедикт Ерофеев учился в начальных школах, расположенных близ железнодорожных станций Хибины и Зашеек [17] (отец и старший брат Юрий были железнодорожниками), а с Лидией Ворошниной познакомился в школе №6 города Кировска [18]. Но это, конечно, мелкие частности в сравнении с главным: Лидия Ворошнина не покончила с собой, пережила своего знаменитого одноклассника и до сих пор живет недалеко от Кировска, в городе Апатиты — надеюсь, в добром здравии. Последние известия о ней поступали ко мне летом прошлого года. Что же касается «морального облика» Лидии Ворошниной, то и он искажен в «Записках психопата», по-видимому, до неузнаваемости. «Лида Ворошнина была очень симпатичной девочкой, скромной», — вспоминает ее одноклассник Геннадий Фомин. Как бы то ни было, характеристики «опустившаяся» и «вечно пьяная» [19] не могут относиться к девушке, поступившей в 1955 году и окончившей в 1957 году (т.е. как раз в годы, о которых идет речь в «Записках психопата») медицинское училище в Ленинграде и впоследствии проработавшей в Кировске медсестрой в различных медицинских учреждениях [20].

Все эти сведения можно почерпнуть из вышедшей в 2019 году небольшим тиражом книги Евгения Шталя, замечательного кировского исследователя жизни Венедикта Ерофеева. Шталь отыскал на Кольском полуострове многих одноклассников и знакомых писателя и приводит их биографии в своем обстоятельном труде «Венедикт Ерофеев: писатель и его окружение». О «настоящей» Ворошниной можно также прочесть в рецензии Александра Агапова на книгу Шталя, опубликованной в «Новом литературном обозрении» в начале этого года [21]. К сожалению, ни один из этих источников не привлек внимания М. Соколовой.

По понятным причинам Л. Ворошнина не очень любит вспоминать своего знаменитого одноклассника, а нам остается только гадать, почему ее образ и судьба так искаженно представлены в «Записках психопата». Есть ли здесь след отвергнутой юношеской симпатии и ущемленного самолюбия [22] — или причину надо искать в сфере чисто литературных задач и молодому писателю понадобился такой образ для создания своеобразного двойничества кировской и московской «возлюбленных» (образ московской, надо думать, также весьма далек от оригинала)? Тут уже я позволю себе перейти от фактов к догадкам и обратить внимание на признание, сделанное Ерофеевым в интервью Дафни Скиллен:

«Дафни Скиллен: Веня, а какие книги очень подействовали на тебя?

Венедикт Ерофеев: Смотря в какое время… Из самых ранних… В юности — “Преступление и наказание”, пожалуй, в шестнадцать лет прочитанное» [23].

«В нем была достоевщина», — говорил о друге Владимир Муравьев [24], и тени самых мрачных героев «очень подействовавшего» на шестнадцатилетнего Ерофеева Достоевского, кажется, нельзя не заметить на страницах «Записок психопата».

«Аргумент в пользу того, что дневник Ерофеева заслуживает куда большего доверия, чем принято считать, я бы в общем виде сформулировала так: если вы полагаете, что Ерофеев лапшу в усах отца, смерть матушки в феврале 1957 года и тому подобные вещи сочинял, это по сути означает, что ему все было мало и он пытался приумножать реальный ужас, добавляя к нему выдуманный», — пишет М. Соколова.

Аргумент, как представляется, не самый сильный: Ерофееву действительно «все было мало» [25] и он с удовольствием достраивал реальность выдуманными историями, от забавных — Геннадию Царькову он рассказал, как поступил в духовную семинарию в Загорске и обратил семинаристов в атеизм [26], — до весьма макабрических. Так, одному из преподавателей Владимирского пединститута он сообщил, что якобы поставил жизненной целью привести к самоубийству сто человек, — и вызвал полное доверие [27]. Как нельзя лучше это иллюстрируют и «Записки психопата». Если же требуется найти в судьбе Венедикта Ерофеева действительную трагедию, очень рано сформировавшую его не самый светлый взгляд на устройство мира («Зачем нужен ад, если жизнь такова?» — как моделирует подобное потрясение М. Соколова), то можно обратиться к документально подтвержденным фактам его биографии: репрессированные дед, отец и брат и, главное, — попадание при живых родителях в детдом: отчаявшись найти работу в послевоенном Кировске, мать писателя уехала в Москву, оставив беспомощных младших детей на произвол властей и судьбы, когда Венедикту было всего девять лет. Об этом эпизоде Ерофеев умолчал даже в приватной откровенной беседе с лечащим врачом-психиатром Ириной Дмитренко, когда достаточно подробно пересказывал ей свою биографию [28], и только журналисту Леониду Прудовскому удалось его немного разговорить [29].

Несмотря на то что Венедикт Ерофеев едва ли нуждается в нашем заступничестве, стоит отметить, что его воля относительно судьбы неопубликованных при его жизни сочинений остается неизвестной, — а раз так, нам не стоит упрекать покойного писателя в бестактности, хотя неизмененные фамилии прототипов, как мы видим, до сих пор сбивают с толку исследователей и могут всерьез задевать людей, выведенных в «Записках…». В интервью Д. Скиллен Ерофеев сообщал, что «Записки психопата» — вещь «в высшей степени незрелая, но можно было из нее, переделав досконально совершенно, сделать интересную штуку» [30]. Никто не знает, что бы стало с образом Л. Ворошниной и других персонажей «Записок…», если бы у Ерофеева дошли руки до «совершенно доскональной переделки» юношеского сочинения.

Не касаясь большей по объему части статьи М. Соколовой, посвященной анализу «Москвы — Петушков», — некоторые ее догадки как минимум остроумны, — хотелось бы отметить саму попытку анализа «Записок психопата», несмотря на всю высказанную ранее критику «реалистичности» этого сочинения. Первая серьезная проза Венедикта Ерофеева — этот сложноорганизованный и действительно содержащий множество загадок текст — пользуется, хочется сказать, незаслуженным невниманием литературоведов. Описываемые там события, разумеется, не могут и не должны считаться достоверными источниками, отражающими реальность, однако они дают множество отправных точек для исследовательской работы. Например, сестра писателя Нина Фролова утверждает, что «ни пионером, ни комсомольцем» Ерофеев не был [31], тогда как из «Записок психопата» мы узнаем, что Ерофеев состоял в комсомоле [32]. Можно было бы считать и это художественным вымыслом, но автор этих строк, не в последнюю очередь руководствуясь «Записками психопата», недавно обнаружил в архиве ВЛКСМ Ленинского района Москвы запись о принятом на комсомольский учет Ерофееве В.В.: прибыл из г. Кировск, принят на учет 13.09.1955, номер комсомольского билета — 48692107 [33]. А вот сведения о делах, якобы заведенных на Ерофеева Советским районным судом в 1956 и 1957 годах, о чем сообщается в одной из последних записей «Записок психопата» [34], несмотря на сделанный запрос, найти не удалось [35].

Видимо, в заключение уместным будет призвать исследователей творчества Венедикта Ерофеева не ограничиваться анализом его текстов, но продолжить крайне необходимую работу по верификации фактов, упомянутых в произведениях и интервью писателя. В частности, дальнейший поиск в архивах следов событий, описанных в «Записках психопата», видится очень перспективным. Но, конечно, не стоит забывать о том, что от писателей вообще нельзя ждать доскональной фактологической точности — тем более от автора, который иронически охарактеризовал себя в дневнике так:

«В этом мире честных-честных людей что делать мне, любящему говорить неправду?» [36]


Автор благодарит Глеба Морева за возможность опубликовать эту статью на Кольте, а также своих соавторов по биографии Венедикта Ерофеева — Олега Лекманова и Михаила Свердлова, благодаря которым он неожиданно для себя стал исследователем жизни одного из своих любимых писателей.



[1] Краткая автобиография / В. Ерофеев. Мой очень жизненный путь. — М.: 2003. С. 8.

[2] В. Муравьев. Высоких зрелищ зритель / В. Ерофеев. Записки психопата. — М.: 2000. С. 12.

[3] В. Ерофеев. Записки психопата. — М.: 2004. С. 179.

[4] Там же. С. 193–199.

[5] Телепрограмма «Острова» (автор и режиссер — Светлана Быченко).

[6] О. Лекманов, М. Свердлов, И. Симановский. Венедикт Ерофеев: посторонний. 3-е изд., испр. и доп. — М.:2020. C. 80.

[7] В. Ерофеев. Записки психопата. — М.: 2004. С. 27, 136.

[8] Е. Шталь. Венедикт Ерофеев: писатель и его окружение. — М.: 2019. С. 64.

[9] Там же. С. 59.

[10] Про Веничку. Книга воспоминаний о Венедикте Ерофееве. — М.: 2008. С. 24–27.

[11] М. Соколова. Венедикт Ерофеев: до боли близкий // COLTA.RU, 4 августа 2020 года.

[12] Там же.

[13] Интервью Б. Сорокина И. Симановскому 7 марта 2018 года. Целиком не публиковалось.

[14] Это было сказано в рамках интервью И. Малкина и И. Симановского с В. Катаевым для документального фильма «Убытие» (реж. И. Малкин, «ЧБК фильм», 2020 год).

[15] М. Соколова. Венедикт Ерофеев: до боли близкий.

[16] Е. Шталь. Венедикт Ерофеев: писатель и его окружение. — М.: 2019. С. 47.

[17] Елшанские корни Венедикта Ерофеева // Мономах. 2008. № 3(54).

[18] Е. Шталь. Венедикт Ерофеев: писатель и его окружение. — М.: 2019. С. 47.

[19] М. Соколова. Венедикт Ерофеев: до боли близкий.

[20] Е. Шталь. Венедикт Ерофеев: писатель и его окружение. — М.: 2019. С. 47.

[21] Новое литературное обозрение. № 162 (2/2020). Новые книги.

[22] О «маленьких неурядицах» «чисто женского плана» времен обучения в МГУ Ерофеев сообщает Дафни Скиллен, также отмечая, что эти «кризисы» «очень хорошо экстравагантным слогом изложены в “Заметках психопата”» (В. Ерофеев, Д. Скиллен. Я не спешу… // Знамя. 2019. № 10. С. 173, 182). Таким образом, слова Ерофеева все же свидетельствуют об определенном, пусть и сильно искаженном, отражении в «Записках…» событий и связанных с ними эмоций, обуревавших писателя в описанные годы. Однако от разговора о подробностях юношеских «кризисов» Ерофеев в интервью Скиллен ушел: «Это уже неважно. Это тема для специального чего-нибудь…» (там же).

[23] В. Ерофеев, Д. Скиллен. Я не спешу… // Знамя. 2019. № 10. С. 179.

[24] В. Ерофеев. Мой очень жизненный путь. — М.: 2003. С. 583.

[25] Не удержусь от хрестоматийной цитаты: «Во всей земле... во всей земле, от самой Москвы и до самых Петушков — нет ничего такого, что было бы для меня слишком многим» (В. Ерофеев. Москва — Петушки / В. Ерофеев. Мой очень жизненный путь. — М.: 2003. С. 145).

[26] Герой пьяного племени // Культура, 23 октября 2013 года.

[27] Об этом эпизоде можно судить из воспоминаний Игоря Авдиева, не опубликованных целиком. См.: О. Лекманов, М. Свердлов, И. Симановский. Венедикт Ерофеев: посторонний. 3-е изд., испр. и доп. — М.: 2020. C. 133.

[28] О. Лекманов, М. Свердлов, И. Симановский. Венедикт Ерофеев: посторонний. 3-е изд., испр. и доп. — М.: 2020. C. 383.

[29] В. Ерофеев. Мой очень жизненный путь. — М.: 2003. С. 489–490.

[30] В. Ерофеев, Д. Скиллен. Я не спешу… // Знамя. 2019. № 10. С. 173–174.

[31] «Мне нравится, что у народа моей страны глаза такие пустые и выпуклые». К 25-летию со дня смерти Венедикта Ерофеева // Znak, 12 мая 2015 года.

[32] В. Ерофеев. Записки психопата. — М.: 2004. С. 125.

[33] Государственное бюджетное учреждение города Москвы «Центральный государственный архив города Москвы» (ГБУ «ЦГА Москвы»). Фонд № П-4013, опись № 2, ед. хр. (дело) № 121, запись 1050.

[34] В. Ерофеев. Записки психопата. — М.: 2004. С. 213.

[35] «Уважаемый Илья Григорьевич! На Ваш запрос сообщаем, что на хранении в ГБУ “ЦГА Москвы” находится архивный фонд Р—1078 “Народный суд Советского района г. Москвы Московского городского суда Министерства юстиции РСФСР”, в состав которого вошли уголовные и гражданские дела, поступившие за 1947–1960 гг. В хранящихся уголовных и гражданских делах за 1956–1957 гг. фамилия Ерофеев В. не упоминается. <...> Заместитель директора Агеева Е.В. Государственное бюджетное учреждение города Москвы “Центральный государственный архив города Москвы” (ГБУ “ЦГА Москвы”)». 15.10.2019, № 69397 / ЦГА 14-01-49/1637.

[36] В. Ерофеев. Мой очень жизненный путь. — М.: 2003. С. 486.

Автор
текст: Илья Симановский
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе