Новых гениев не наблюдается

Виктор Ерофеев поделился с «ЛР» своими соображениями по поводу судеб отечественной словесности и общества.

– Как известно, русская литература – это во многом литература о «маленьком человеке», – как говорится, все мы вышли из «Шинели» Гоголя… На ваш взгляд, сейчас в нашей литературе «маленький человек» главенствует? Заботит он читателя и писателя? И кто пишет о маленьком человеке сегодня?

– «Маленький человек» действительно всегда заботил русскую литературу, потому что справедливость всегда была в приоритете для нашей словесности. Идея освобождения «маленького человека» от крепостного права, от всех других несчастий, наряду, конечно, с поиском смысла жизни, – главенствовала в русской литературе XIX века. И сейчас русская литература вновь обращается к идее справедливости. Примечательно, что это происходит после эпохи постмодерна, который, по сути дела, ранее эту идею справедливости высмеял. Постмодерн, как известно, постулирует, что эта идея сама по себе совершенно бессмысленна, ибо каждый трактует справедливость по-своему, исходя из своих соображений. Но сейчас мы опять откатываемся в литературе – и в прозе, и в поэзии – на позиции XIX века, когда и читатель, и писатель ищут справедливости, и, естественно, опять возникает «маленький человек». Да и когда оглянешься, посмотришь на людей, живущих в нашей стране, то непременно окажется, что Россия и состоит преимущественно из этих «маленьких человеков».

К сожалению, у нас не было той политической культуры, которая превратила бы нас в индивидуальных личностей, поэтому в нас засел «маленький человек», который не знает, как голосовать, за что голосовать, почему голосовать. Мы – нация «маленьких человеков».

– Вы говорите, что постмодерн уходит. В таком случае, кто, по-вашему, является флагманом вот этой новой литературы, которая обращается к традиции XIX века? Дмитрий Быков, например, составил свой список лучших авторов, себя не забыл в него поместить… А у вас есть такой список?

– Ярких писателей, которые выработали бы свой стиль, создали свой мир, как это делает настоящий большой писатель, таких сегодня нет. А выискивать какую-то микроскопическую разницу между остальными современными писателями очень трудно. Все они пишут довольно прилично, на хорошем уровне, но, в основном, это такой «стандарт восприятия действительности». И поэтому с точки зрения литературы мне выделить некого. С точки зрения социологии, назовём это так, действительно есть интересные явления. Но мы же говорим о литературе, а если говорить о социологии, лучше обратиться к публицистике, к журналистике.

Литература сегодня съехала куда-то на периферию, нет сегодня таких по масштабу людей, как Сорокин, Лимонов, Пелевин, Улицкая. А сами они, эти «мастодонты», отъехали уже в прошлое практически.

Литература – это такое большое месторождение полезных ископаемых, а современные писатели почему-то копают в том месте, где уже всё до них копано-перекопано. Потому и нет никаких открытий в нынешней российской литературе.

А список можно любой составить, конечно. И такой просветитель, как Быков, который волнуется о судьбах отечественной литературы, наверное, прав, что выдвигает свой список, составленный из таких же, как он сам, просветителей. Но литература – это отнюдь не только просвещение.

Литература – это тайна, откровение. Ну, какой Пелевин – просветитель? Какой Сорокин – просветитель? А, тем не менее, мы понимаем, что они создали те миры, которые останутся навсегда в русской литературе. Или Лимонов, например.

Сегодня русская литература будто поставлена на паузу – новых гениев пока не наблюдается. Но я не хочу никого оскорбить или обидеть, писатели, они всегда в любую эпоху были, есть и будут. Те писатели, которые борются за справедливость, не будучи при этом обязательно гениями. И ради бога – я это приветствую! Но литературных открытий – увы! – не вижу.

– Интересно, что вы упомянули Лимонова и сравнили литературу с месторождением, потому что Лимонову принадлежит фраза о том, что литературные премии охраняют лучше, чем нефтяные вышки. И у меня такой вопрос: может быть, мы не видим литературных открытий, потому что литературные премии, которые сейчас открывают авторов, они слишком «тусовочны»?

– Сейчас в эпоху блогов и соцсетей, казалось бы, все живут нараспашку. С раскрытыми окнами. И если человек захочет что-то показать, его увидят. Да и всегда так было – если это действительно автор, которому есть что сказать, он обычно, волей-неволей, как-то прорастает сам по себе. Вот, например, Чаадаев. Казалось бы, и цензура при Николае I, и вообще всё и вся против него, с его-то представлениями об истории. А оно вон как рвануло! И до сих пор потряхивает…

Вот говорю про Чаадаева, и не могу не сказать о том, чем сейчас занимаюсь. Новый мой проект, в который я ушёл с головой, – подкаст «Заговор классиков». Батюшков, Державин, Фонвизин, Вяземский и так далее – небольшие аудиолекции по 40 минут – попытка сдуть с них пыль, поговорить с ними, как с современниками, и показать значимость нашей прекрасной литературы. Мне хочется, по примеру Менделеева в химии, создать «Периодическую таблицу русской литературы», где каждый писатель – могучий элемент, совершенно особый, но одновременно готовый вступать в контакт с другими, чтобы получалось вещество литературы из таких взаимовлияний. Пушкин и Чаадаев, например. В общем, приглашаю всех – найдите этот проект в интернете, послушайте.

– В XIX веке, мы все помним, наблюдалось нешуточное противостояние «западников» и «славянофилов». Сейчас есть что-то подобное? Или такие противоречия в эпоху постправды уже непредставимы?

– Только что покинувший пост министра культуры Мединский – его бы славянофилы охотно взяли в свои ряды. А с другой стороны, Познер – он, конечно, западник. Вот вам две фигуры. Но если говорить о большой литературе, то она всегда выше таких разделений. Кто Чехов? У него есть и то, и другое, и третье, в его творчестве. А кто Пастернак? Или Ахматова? Поэтому лучше всего, по примеру классиков, тоже пытаться соединять в себе важные культурные элементы. Это и огромный опыт Запада, о котором тот же Чаадаев писал с восторгом, и, с другой стороны, это, конечно же, наше русское – воображение, талант находить слова и образы. Разумный подход нас только обогатит, и в этом отнюдь не будет эклектики.

– Какая-то одна идеология не в силах объединить всех и только разобщает?

– Да, важно, чтобы в конечном счёте оказалось так, что можно взять различные элементы и соединить. Если я люблю Достоевского, то это не значит, что я должен отказаться от Чаадаева, или если я люблю Чехова, то почему не могу считать, что Андрей Белый тоже прекрасен, хоть это и прямо противоположные системы. Конечно, здесь надо проявить достаточно ума, чтобы не впасть в эклектику, когда человек готов всё принимать или всё отвергать. Но для того и существуют литературные издания, такие, как ваше.

– Вы как-то сказали, что для русской души важнейшая характеристика – именно в современной России – «разобщённость». Как же объединиться, вокруг чего? Президент, например, предлагает объединяться вокруг понятия «патриотизм». Некоторые говорят, что это слишком размыто…

– Патриотизм каждый понимает по-своему. Есть и казённый патриотизм, когда призывают любить родину, а на самом деле это значит любить государство и верховную власть. Есть патриотизм – действительно болеть за страну и показывать недостатки, но не для того, чтобы тыкать в них пальцем, а чтобы попытаться их преодолеть. И не важно – кто ты – либерал или консерватор, потому что классический консерватизм построен на том, чтобы увидеть недостатки и попытаться их исправить, используя опыт прошлого, а классический либерализм – увидеть ошибки, проанализировать их и использовать возможности будущего для того, чтобы они не повторялись. Поэтому, мне кажется, что да, патриотизм – он совершенно уместен, ничего плохо в этом нет. Другое дело, что любое слово можно испортить. В советское время, например, испоганили слово «гуманизм», везде им размахивали, и в конце концов оно стало чисто пропагандистским, мёртвым. Так и из патриотизма не надо делать пропагандистского лозунга, патриотизм нельзя путать с ура-патриотизмом. «Прощай, немытая Россия» у Лермонтова это не антипатриотизм – это раздражение по поводу общественного устройства. Надо быть очень осторожными в оценках, что патриотично, а что нет, потому что один патриотизм может нас покалечить, а другой, который многие ошибочно воспринимают, как отказ от любви, может, наоборот, дать силы. Надо опасаться «квасного», дурного патриотизма, который на самом деле – просто приказ любить любое начальство, любить всяческую «плётку», любить то, с чем русская литература никогда не соглашалась.

– Сейчас многие говорят о том, что ограничения, связанные с пандемией – это как раз такой эксперимент, «пробный шар», чтобы, якобы, ужесточить режим, «закрутить гайки». Как вы считаете, в постпандемическое время что-то поменяется?

– У нас тысячу лет ничего не меняется, поэтому никакой вирус ничего не изменит. И потом, исторически сама пандемия – кратковременна. Что такое год-два для истории?.. А то, что кто-то «закрутит гайки»… Я сейчас занимаюсь прекрасными началами русской литературы и вижу, как один «закручивал гайки», другой, а в результате – где эти «гайки», а где – русская литература. Русская литература – вот она, с нами, а Николай I – гораздо дальше от нас, и «гайки» его малоинтересны. Не говоря о том, что в XXI веке банально и пошло управлять страной путём «закручивания гаек». Хотелось бы, чтобы что-то новое уже придумали.

Автор
Беседовал Иван КОРОТКОВ
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе