Открытые уши и души

Состоялся 15-й Международный фестиваль поэзии на Байкале. 
Спустя десять лет после смерти его инициатора фестивалю было присвоено имя Анатолия Кобенкова.
Участники 15-го Международного фестиваля поэзии им.Анатолия Кобенкова в музее деревянной скульптуры под Ангарском и под Пегасом
Фото: Юлия МАРСКИХ


Один из самых значительных российских фестивалей поэзии прошел в Иркутске, Ангарске, на Байкале. Я всю неделю ждал хоть какой-то реакции в федеральных СМИ. Не дождался ничего — в отличие от новостей и сплетен про Волочкову. Впрочем, неудивительно, попса у нас работает властительницей дум, вернее, комфортного бездумья.

А между тем…

Пятнадцать лет назад состоялся первый Международный фестиваль поэзии на Байкале. Его придумал и организовал Анатолий Кобенков, выдающийся поэт, живший тогда в Иркутске. Все лучшие залы — и в Иркутске, и в Ангарске, и в Братске, и  обширный двор перед восстановленным домом Евтушенко на станции Зима (теперь это Музей поэзии) — были переполнены и крайне отзывчивы.

Там, в Зиме, Евтушенко трогательно пел песню на свои стихи, числящуюся народной, где лирическая героиня жалуется: «А кавалеров мне всегда хватало, но нет любви хорошей у меня», а в это время старушка в беленьком платочке сетовала: «Вот ведь даже не узнал, не поздоровался, а ведь когда-то с ним ведь мы гуляли, ох, гуляли!»

Тогда в первом байкальском фестивале участвовали видные поэты из Франции, Польши, Штатов и даже одна никарагуанка. И Кушнер был, и тот же Евтушенко…


Евгений Рейн на сцене иркутского ТЮЗа
Фото: Андрей СИЗЫХ


Сейчас — другая история. Но приехали-то многие из самых интересных и ярких современных российских поэтов: Евгений Рейн, Иван Жданов, Марина Кудимова, Виктор Куллэ… А также первопроходцы того, первого фестиваля: Надежда Кондакова, Анна Саед-Шах, ну и я, Олег Хлебников. А еще до кучи — рокер аж из самого Нью-Йорка, бывшая звезда знаменитого питерского рок-клуба Юрий Наумов. И талантливые кемеровские, а также бурятские  ребята выступали, и популярный иркутский бард Олег Медведев пел…

Но — нет. Переполненных залов, как пятнадцать лет назад, не случилось. Может быть, порой и по вине организаторов (во всем остальном безупречных) — ну нельзя устраивать вечер поэзии в 15.00 в будний день, как это было в Ангарске. Кто, кроме старушек, придет?

И все равно — реакция слушателей была замечательной: искренней, временами бурной и со слезами на немолодых уже глазах.

Значит, кому-то мы еще нужны? Мы, такие-растакие эгоцентрики, пишущие в столбик и в основном про себя, но потом-то выясняется, что и про всех и каждого, кто умеет слышать…

Во времена, когда за заветный томик Дрюона сдавали многие килограммы макулатуры и среди нее книги Бунина и Дорошевича, продавались и недефицитные книжки. В частности — стихотворные. В каждом книжном существовали полки со стихами — ройся не хочу. И рылись, и вылавливали там сборники Александра Межирова, Давида Самойлова, Арсения Тарковского... Пипл хавал то, что ему «выбрасывали». И тиражи стихотворных книжек тогда ниже 10 тыс. экземпляров не опускались...

Ну ладно, это лирическое отступление в прошлое. А нынче лирика пытается существовать в двух ипостасях: электронно-черновиковой (это когда каждый подмалевок тут же, будучи только что написанным и даже толком не перечитанным автором, выкладывается в фейсбук) и устной (это когда стихи с пылу с жару читаются на очень различных по качеству вечерах, в основном в московских и питерских клубах).

Оба эти ресурса практически полностью исключают контроль качества продукта. И в результате неопытного читателя кормят невкусной и нездоровой духовной (да и не духовной вовсе!) пищей. Отсюда (после отравления) и устойчивое мнение: современная поэзия немощна и неинтересна.

Фестивали, подобные байкальскому (а таких в России, увы, раз-два и обчелся), это мнение легко опровергают. Во-первых, на них чаще всего приглашают действительно настоящих поэтов. Во-вторых, слушать их приходят настоящие любители поэзии (пусть и не переполняют собой залы театров и аудитории институтов, хотя залы библиотек переполняют). Но зато возникает удивительное чувство единения поэта с читателем. Когда стирается грань между пишущим и слушающим.

Это дорогого стоит. Снова подтвердилось, что люди (которые не глухие) жадно воспринимают поэзию, что не только их уши, но и души открыты и болевым строчкам, и даже изысканным метафорам. 

Любопытно и примечательно, что 15-й Международный фестиваль поэзии на Байкале прошел без какого-то либо государственного участия — все на деньги спонсоров и общественности. Вот оно — гражданское общество в действии! И поэты — органичная часть его, практически волонтеры, — как могли, обслуживали эмоционально и интеллектуально, не получили за выступления ни копейки. Все приехали ну, конечно, и на Байкал посмотреть, и на потрясающий, уникальный музей деревянной скульптуры «Лукоморье» в Савватеевке под Ангарском, но прежде всего — из-за любви и уважения к первому вдохновителю и организатору этого фестиваля поэту Анатолию Кобенкову. Кстати, нынешние организаторы феста (молодцы!) пригласили и живущих сейчас в Москве его вдову Олю и любимую дочь Варю.

Наконец, через десять лет после смерти Толи, фестивалю присвоили его имя. Отныне и присно это замечательное действо будет называться так: Фестиваль поэзии на Байкале имени Анатолия Кобенкова.

Это лучший из возможных памятников поэту.


P.S. Ниже — всего три коротких стихотворения Кобенкова, которого в Москве, к сожалению, знают не так хорошо, как в Иркутске, где его, интеллигентного и мягкого, очень многие любили, а некоторые ненавидели (даже писали ему в своих газетенках некрологи при жизни), но знали все.

 

АНАТОЛИЙ КОБЕНКОВ

* * *
Чего не хватало огромной стране,
когда  она губы тянула ко мне? —
и угля, и стали хватало,
и хлеба — по осени, а по весне —
уценок на спички и сало.

И горя хватало у этой страны,
но каждый имел и пиджак, и штаны,
а многие — шляпу в придачу;
и было работы полно для шпаны —
и рынки, и лавки, и дачи.

И рук ей хватало, чтоб землю
пахать,
чтоб фабрики строить
и голосовать
за лучших в стране коммунистов,
и было за что ей сажать и стрелять
предателей и уклонистов.

Все было у этой страны: и леса,
и реки, и степи, и бог при усах,
и барды при лесоповалах…
Ей Лемешев пел, ей Фадеев писал,
и только меня не хватало…

* * *
До чего же я жил бестолково!
Захотелось мне жить помудрей…
Вот и еду в музей Кобенкова,
в самый тихий на свете музей.

Открывайте мне дверь поскорее,
и, тихонько ключами звеня,
открывает мне сторож музея —
постаревшая мама моя.

* * *
Дерево, которое люблю,
одинокой птице уступлю,
песенку — усталому соседу,
перочинный ножик — кораблю…
Завтра я уйду или уеду,

послезавтра напишу: ну что ж,
я уехал, потеряйте нож,
взбейте море, птицу накормите,
отнесите дерево под дождь,
песенку от страха сберегите…
Автор
Олег Хлебников, шеф-редактор отдела современной истории, член редколлегии
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе