Роман Богословский: Герман, расскажи о твоем знакомстве с Ильей Кормильцевым. Чем больше проходит времени с момента его смерти, тем больше он перемещается в статус культовых фигур. Как познакомились, как издавали твою первую книгу в издательстве «Ультра. Культура»? Повлиял ли Илья на тебя в каком-то смысле? Давал ли полезные советы?
Герман Садулаев: Почти случайно я наткнулся на сайт издательства «Ультра. Культура». Там был нарисован зелёный человечек. И рядом слоган: «Всё, что ты знаешь – ложь». Мне понравилось. Я отправил свою рукопись в электронном виде Илье Кормильцеву, главному редактору. И в первом же письме спросил: «Вы ТОТ САМЫЙ Илья Кормильцев?». Никакие другие издательства не хотели тогда издавать в виде книги мои тексты о чеченской войне, а Кормильцев издал. И название книги, «Я – чеченец!», дал он. Это его книга. Поэтому я не переиздаю. Она давно распродана, стала раритетом. Пусть такой и останется.
Р.Б.: А как ты пришел к тому, что тема «Чечня-Россия» - это твоя тема? Вопрос выходит, собственно, за рамки литературы. Интересно больше, как ты оцениваешь отношения своей Малой Родины с Родиной нынешней? Где точки контакта, где, наоборот, разобщенность и разрыв? Или же все гладко, хорошо и правильно в отношениях России и Чечни?
Г.С.: Это было неизбежно. Я полукровка, родился на стыке культур. Мне было предназначено стать как бы связующим звеном. И я старался. Получилось не очень, ввиду умеренности моего дарования и слабости характера. Но что сделано, то сделано. В отношениях Чечни и России много сложностей. Но всё равно, у нас общее прошлое. Общее настоящее. И будущее тоже одно. Хорошо ли, плохо ли, но вместе.
Р.Б.: Герман, если в середине девяностых в ходе острых военных конфликтов сложилось так, что Чечня вышла бы из состава России, могло ли это привести к тому, что и все остальные субъекты федерации потребовали свободы? И не это ли являлось планом и целью тогдашнего всемогущего олигархата? Я не прошу от тебя конкретных данных, просто призываю порассуждать – грозило ли стране расчленение в прошлом и есть ли такая угроза в настоящем.
Г.С.: Россию и сейчас хотят расчленить. И тогда хотели. Такая большая и сложная, она пугает наших соседей, и не соседей тоже пугает. Им было бы легче, уютнее с конгломератом отдельных и враждующих между собой национальных государств, чем с нами в нашей целостности и единстве. Однако народы России поняли: стоп, хватит. Это нужно не нам, а вам. Оставьте нас в покое. Займитесь своими проблемами. У вас там Шотландия, Каталония. И негры бунтуют. Вот за их свободу и независимость и боритесь. А мы тут как-нибудь сами разберёмся.
Р.Б.: В 2010-м году ты вступил в ряды КПРФ. Расскажи о логике своего «полевения». Социализм еще пригоден в качестве солнца, которое осветит нынешнюю Великую Полночь России? Или никакой полночи нет, и все хорошо, просто вот Герман Садулаев захотел стать коммунистом?
Г.С.: Собственно, я всегда был левым. И социализм никогда не устареет. Другое дело, что социализм – не догма. В разное время, в разных странах он принимает разные формы. Китайский социализм отличается от кубинского. И новый русский социализм будет не такой, как советский. Но он будет. Другого пути к свету нет. Я решил поддержать КПРФ, хотя я знаю обо всех недостатках партии и нисколько её не идеализирую. Тем не менее, это единственная легальная политическая организация социалистической и патриотической ориентации.
Р.Б.: Ясно. Давай о литературе теперь поговорим. В одном из интервью «Литературной России» ты назвал себя «писателем второго эшелона». Это было в 2008-ом. С тех пор ты как-то пересмотрел свою позицию? И что это за эшелоны, деления на страты? Литература ведь не социология?
Г.С.: Что-то, наверное, изменилось. Может, стоит себя характеризовать уже как писателя третьего или четвёртого эшелона. Чем больше я узнаю современную русскую литературу, тем скромнее вижу своё место в ней. Иерархия в литературе есть, хотя она может быть и не сразу очевидна. Но разумные люди чувствуют и знают, кто есть кто. И это совсем не обидно. Литература не может состоять только из гениев, звёзд и суперзвёзд первой величины. Это долгая война, и армии литераторов нужна глубокая эшелонированная оборона.
Р.Б.: Какие мнения тебе чаще всего приходится выслушивать о своей литературе? Есть известный случай, когда на какой-то тусовке некий человек подошел к Владимиру Сорокину, сказав: «Владимир, вы классный писатель, но вот немного иногда не дотягиваете…» Сорокин молча покинул тусовку. То есть – что говорят, как говорят, где говорят? Слушаешь, бьешь морду или молча уходишь?
Г.С.: Не слышал про такой случай. Если это было так, то Владимир Сорокин поступил правильно, идеально. Обижаться на литературную критику не стоит. Однако часто критикующий присовокупляет личные оскорбления. Это неправильно, нехорошо. Но драться я всё равно не могу - не позволяет возраст, характер другой, да и здоровья нет. В юности я занимался боксом, и всё равно не мог победить, не хватало злости, не понимал, как можно живому человеку вот так ни с того ни с сего ударить кулаком в лицо? А теперь я и одного раунда простоять не могу: давление, одышка, сердце заходится. Наверное, на слово надо отвечать словом. А в каких-то случаях просто молча уйти.
Р.Б.: Для тебя Петербург – это Петербург Курехина или Цоя? Город вскрывает в тебе больше бунтарские черты или, напротив, цементирует тебя, делая взвешенным, молчаливым и печальным? Каково оно – отражение Питера в Германе Садулаеве?
Г.С.: Музыку Курёхина я не очёнь знал. Помню его только по работе с группой «Аквариум» в альбоме «Радио Африка». У меня был винил этого альбома, когда я ещё жил в Чечне. Цоя любил, но ближе мне был БГ. Петербург был для меня городом БГ, Блока, Гумилёва. А вообще это ядовитое болото. Иногда мне кажется, что у меня уже передоз его ядовитых паров. Пора валить.
Р.Б.: Часто ли тебе приходилось осознавать, что тот или иной человек, фигурально выражаясь, пришел в негодность? Вот жил человек, да? Все было хорошо и позитивно. Но однажды ты видишь, как он выходит из автобуса… и понимаешь, что выходит уже не он, а арматура… Как ты осмысляешь подобные метаморфозы для себя, какие делаешь выводы?
Г.С.: Ты меня не пугай, пожалуйста. Я и так, когда вижу людей, то мне кажется, что большинство из них – ходячие мертвецы. Что вот, они жили когда-то, у них были мечты. Может, они даже искали истину или, например, любовь. А потом умерли. А ходят так, по привычке. Я эти мысли от себя гоню, а ты напоминаешь. Давай, это, не будем… Всё в порядке, все хорошие, живые. Просто не выспались.
Р.Б.: Не знаю, в курсе ты или нет – одно из моих произведений создано «по мотивам» деятельности в России издательства «Аd Marginem». Мое личное осмысление их «культурного контекста». Они издали твой роман «Таблетка». Как работалось?
Г.С.: Ругаешься на «маргиналов»? Они хорошие, очень хорошие. Они невероятно много сделали для современной литературы. Мне повезло, что я их встретил, и они были ко мне добры. Работать с ними было здорово, потому что они действительно занимаются твоим текстом. Во всех смыслах.
Р.Б.: Не ругаюсь, Герман, конечно нет. Осмысляю, включаю интеллект… Кстати, каким должен быть настоящий интеллектуал? Каковы его главные черты и задачи в мире?
Г.С.: Настоящий интеллектуал должен быть умным. Вот и всё. Такая у него черта и задача. Остальное приложится. Ум же нужно пестовать и развивать. Нужно не только вещать, но и учиться, всю жизнь учиться. Слушать. Читать. И не бояться признавать свои ошибки. И даже менять концепцию, не привязываться к собственным заблуждениям. Интеллект – это не статус, а процесс.
Р.Б.: Ты очень органично выглядишь в роли телеведущего. Собираешься ли всеръез закрепиться в этой ипостаси? Пару слов о нынешнем телевидении.
Г.С.: Закрепление меня на телевидении не зависит от моих собираний. Позовут – буду вести. Нет – ничего страшного, у меня всегда найдутся другие дела. Пара слов о ТВ: это весело.
Р.Б.: Действительно… Каждый день ухохатываюсь! И напоследок. Герман, что должен и чего не должен обществу писатель?
Г.С.: Если он писатель, то должен писать. А ещё читать. Надо быть в курсе собственного контекста в современной литературе. Потому что когда, например, ты участвуешь в каком-то мероприятии как писатель, то ты представляешь не только себя, а в некотором смысле всю современную русскую литературу. Так и надо себя понимать. И продвигать, может, не себя, а вообще чтение как таковое. Не надо быть на себе зацикленным. Ведь когда человек приходит на встречу с космонавтом, его интересует не только вот этот космонавт и как ему жилось в своём скафандре, а космос вообще. Поэтому надо знать космос и говорить о космосе, а не только о себе. Писатель имеет опыт выхода в открытый космос литературы, вот этим опытом и надо делиться. А не должен никому писатель… быть звездой и популярным. Кто-то звезда, а кто-то нет. Ничего страшного. Мы можем только выполнять свой долг, следовать своей природе. А плоды наших усилий не нам принадлежат и определены не нами.
Фото: Артём Урванцев
Роман Богословский