Письмо Деду Морозу

Давным-давно, в баснословную пору господства ныне проклятого литературоцентризма, был у нас странный обычай — под Новый год оповещать публику о том, что приключилось в отечественной словесности за двенадцать месяцев. Потом, когда выяснилось, что не было на Руси хуже напасти, чем вышеозначенный — ужасный, тоталитарный, гнобящий свободное художество — литературоцентризм (разве что — сама литература), обычай сошел на нет. Жили себе не тужили, да выискался щелкопер, бумагомарака, душа Тряпичкин — залудил аж на цельную газетную полосу (всего с одной картинкой!) «Взгляд на русскую прозу в 1994 году». То-то смеху было над новоявленным Белинским!

Но не проняло аспида. Упрямство свыше нам дано, заменой счастию оно. Год за годом клепал он свои обзоры (иногда эксплуатируя податливых коллег-экспертов, иногда оживляя набор букв писательскими фотографиями, иногда довольствуясь двухколонником) — гнал свои «итоги». Даже когда народились истинные чудо-богатыри, обозревающие «литературный процесс» не абы как (субъективно, тусовочно и противу духа времени), но с чувством, с толком, с расстановкой единственно верных идейно-эстетических акцентов. Назвался груздем — не вырубишь топором.

А как бы хотелось! Ну, ввел я в соблазн культурное сообщество — так ведь и на этот грех срок давности есть! Неужто все еще амнистии не заслужил? Или сам не могу с любезными кандалами расстаться? А если попробовать? Тихо-тихо. Словно бы вспоминая отшумевший сезон, а на самом деле предаваясь новогодним мечтаниям. Вдруг Дед Мороз читает «Московские новости»?


Было в 2011-м что-то, греющее душу? Было. К примеру, «Русский Букер» вопреки мрачным прогнозам не только выжил, но и явил прямое благородство, признав роман Александра Чудакова «Ложится мгла на старые ступени» лучшим из опубликованных в первое десятилетие ХХI века. Отличный повод загадать целых три желания. Во-первых, чтобы роман Чудакова был в новом году переиздан. Во-вторых, чтобы новое букеровское жюри, которому предстоит рассматривать сочинения двух сезонов (пропущенного минувшего и продолжающегося), выбрало качественную шестерку — не упустило ни отменных романов, оскорбительно отринутых «Большой книгой» («Когда уходит человек» Елены Катишонок, «Легкая голова» Ольги Славниковой, «Большая книга перемен» Алексея Слаповского, «Игра в ящик» Сергея Солоуха), ни тех замечательных работ, что увидят свет в начале нового года. В-третьих, чтобы прочие наши премии тоже обрели не фальшивых лауреатов (к примеру, чтобы белкинскую награду получила повесть Марины Вишневецкой «Пусть будут все» — «Знамя», № 11; предлагаю зачесть эту мечту как мою номинацию).


Главной поэтической радостью уходящего года стал итоговый сборник Максима Амелина «Гнутая речь». Вот я и хочу, чтобы Амелин продолжал свое веселое ратоборство с русским словом, чтобы «гнули речь» издавна дорогие мне поэты — Марина Бородицкая, Элла Крылова, Инна Лиснянская, Вера Павлова, Тимур Кибиров, Владимир Салимон, Олег Чухонцев… И, конечно, не только они. Хочу, чтобы «Новая библиотека поэта», к счастью, напомнившая о себе двухтомником Иосифа Бродского, не впала вновь в летаргию. 19 сентября исполнилось сто лет со дня рождения Семена Липкина — насколько радостней был бы этот день, если бы мы располагали липкинским томом в «НБП»! Приторможу разбег мечтаний, неотделимых от годами накапливавшихся инвектив — слишком велик список наших долгов, слишком много замечательных поэтов XVIII–XX веков до сих пор по-человечески не изданы. Правда, из этого ряда наконец-то вырвался Жуковский. Его двадцатитомное Полное собрание преодолело в 2011-м срединный рубеж, собственно поэтическое наследие издано полностью, но аппетит приходит во время еды: хочется наяву увидеть изданными всю прозу (пока мы получили тома ранних повестей и критических опытов) и эпистолярий.


Так вот и впадают в детство. Сейчас попрошу Деда Мороза, чтобы на тиснение первого тома «Мертвых душ» (две давно подготовленные книги из «академического» Полного собрания сочинений Гоголя) деньги нашлись. И чтобы выпущенный (видел я его, ви-дел, честное слово!) том драматургии Пушкина (тоже «академический» проект) могли обрести (за свои кровные!) не только лица, особо приближенные к Пушкинскому дому. Чтобы школьные учителя детям про Пушкина и Толстого рассказывали, а не натаскивали к очередной модификации экзамена. Чтобы высшее гуманитарное образование было не «либеральным» (такой же абсурд, как «марксистско-ленинское»), а по-настоящему гуманитарным. Чтобы утратил смысл вечно живой (сейчас уверенно расширяющий круг своих героев) анекдот про писателя (теперь и филолога), который «не читатель». Чтобы воскресла архаическая профессия «редактор» (это такой человек, что требовательно и доброжелательно помогает автору в литературной работе). А заодно добрые литературные нравы. Чтобы, как мечтает в новогодней сказке Маршака «Двенадцать месяцев» старый профессор, «все было на своем месте и в свое время: зима — зимою, лето — летом, а мы — у себя дома». Для меня это означает — в пространстве живой и свободной русской литературы. Предпочитающей длинное слово «помиловать» короткому «казнить». Неустанно объясняющей державным и уличным самодурам, что «законы природы» издавать нельзя, а просить прощения, коли натворил бед, — очень даже нужно. Помнящей о своем великом прошлом и открытой будущему. С Новым годом!

Андрей Немзер

 

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе