Пригубим вина из одуванчиков!

Рэю Брэдбери исполнилось девяносто лет. Поверить в это легко, ведь мы еще не родились на свет, когда писатель уже был увенчан лавровым венком классика фантастической литературы. Впрочем, лучше сказать вернее – литературы просто. Рэй Брэдбери – не в меньшей мере философ, чем фантаст, а одна из лучших его книг не имеет решительно никакого отношения к фантастике.

«Лето началось, хотя это и не лето 1928 года», – такую не совсем понятную фразу я написала в своем дневнике в двенадцатилетнем возрасте. Таким манером я переиначила слова вымышленного мальчика Дугласа Сполдинга, списанного, надо думать, с реального мальчика Рэя Дугласа Брэдбери. Дуглас Сполдинг из романа «Вино из одуванчиков» или, точнее, «Одуванчиковое вино».


Дуглас Сполдинг не был моим любимым героем. Дети не играют в детей, во всяком случае в детей нетитулованных. Вот если ребенок – сирота на троне, как «Маленький герцог» Шарлотты Йонж, тут еще есть какой-то интерес. А гениальный «Том Сойер», художественно не сопоставимый со смиренной прозой Йонж – книга для взрослых. Взрослый умиленно вспоминает, как купался без спроса, лгал, жульничал, трусил, сбегал с уроков, а один раз заблудился и чуть не погиб, читает и вздыхает о невозвратном детстве. Но ребенку нечего взять у Тома Соейра: купаться без спроса, лгать, жульничать, трусить и сбегать с уроков он сам умеет не хуже. Некоторое же нравственное превосходство детского состояния над взрослым сводится как раз к тому, что ребенок все же ищет в литературе возвышающих примеров, нетерпеливо примеряет на себя одежки не по размеру. Капитан Блад храбр и благороден, мушкетеры еще и верны своей дружбе, Шерлок Холмс сражается с преступным миром, Следопыт читает книгу Природы. Вот, в кого стоит играть! Так что в Дугласа Сполдинга я не играла. Разве можно играть в самого себя? Дугласу Сполдингу я сопереживала, поскольку все его радости и горести были одновременно моими.

Не знаю равного описания жизни двенадцатилетней души. Двенадцать лет – возраст особый, рубеж между детством и отрочеством. Дуглас ошарашено и восторженно осознает собственную экзистенцию – только для того, чтобы вскоре в муках ужаса постичь собственную смертность. Он тянется ко всему волшебному и страшному и восковая кукла из зала аттракционов еще предстает перед ним плененной принцессой. Он узнает тщету дружеских уз пред лицом разлуки. Он любит мороженое. Он изо всех сил пытается объяснить взрослым, почему позарез необходима покупка новых теннисных туфель, а в языке взрослых, между тем, почти нет для этого подходящих слов.

«— Пап, — сказал Дуглас, — это очень трудно объяснить.

Люди, которые мастерили теннисные туфли, откуда-то знают, чего хотят мальчишки и что им нужно. Они кладут в подметки чудо-траву, что делает дыханье легким, а под пятку — тугие пружины, а верх ткут из трав, отбеленных и обожженных солнцем в просторах степей. А где-то глубоко в мягком чреве туфель запрятаны тонкие, твердые мышцы оленя. Люди, которые мастерят эти туфли, верно, видели множество ветров, проносящихся в листве деревьев, и сотни рек, что устремляются в озера. И все это было в туфлях, и все это было — лето».

Лето, для взрослого ничтожно короткое и незначительное, в двенадцать лет переживается как эпоха познания. А фон познания – прорисованное любящей рукой американское захолустье. Деревянные веранды с цветными стеклами, качелями и креслами-качалками, холодный чай со льдом, стрекот газонокосилки по утрам, теплые тихие вечера, неспешные соседские пересуды. И хотя «Вино из одуванчиков» не фантастический, а философский роман, те же добрые картинки американского захолустья 20?х годов сквозят и в сюжетах «Марсианских хроник». Основа. Исток. Дуглас Сполдинг – Рэй Дуглас Брэдбери.

Наряду с Айзеком Азимовым и Клиффордом Саймаком, Рэй Брэдбери весьма сильно повлиял на отрочество моего поколения. Выведем три книги в первый ряд: «Вино из одуванчиков», запечатлевшее состояние открытия мира, «Марсианские хроники», собственно фантастика, но зыбко-мистическая, завораживающая, близкая к тогда нам неведомому раннему современнику писателя Абрахаму Мерриту, и первая прочтенная нами антиутопия – «451 по Фаренгейту».

Замятина и Оруэлла – антиутопии, направленные против тоталитаризма, взрослые читали без нас, не вполне доверяя еще нашему умению держать язык за зубами, Хаксли как-то не просочился через барьеры цензуры, а вот Брэдбери сумел их сокрушить. Благодаря Брэдбери мы рано узнали, что общество потребления немногим лучше тоталитарного. Что массовая культура убивает умение мыслить.

« «Пожалуйста не злись».
«Кто злится?»
«Ты».
«Я?!»
«Да. Прямо бесишься».
«Почему ты так решила?»
«Потому».
— Ну, хорошо! — кричал Монтэг. — Но из-за чего у них ссора? Кто они такие? Кто этот мужчина и кто эта женщина? Что они? Муж с женой? Жених с невестой? Разведены? Помолвлены? Господи, ничего нельзя понять!…
— Они… — начинала Милдред. — Видишь ли, они… Ну, в общем, они поссорились. Они часто ссорятся. Ты бы только послушал!.. Да, кажется, они муж и жена. Да, да именно муж и жена. А что?»

Квинтессенция любой сегодняшней мыльной оперы, а ведь сколько лет назад писано. Как банальным, но не менее от этого действенным противоядием Брэдбери делится своей любовью к чтению, поднимающейся до пафоса древнеегипетских строк: «Обрати же свое сердце к книгам. Знай, нет ничего выше книг».

В чем-то вполне пророк, в чем-то – вполне пленник иллюзий своего поколения, Рэй Брэдбери пережил собственную эпоху. Он продолжает писать, но пишет словно бы во вчерашнем дне.

Но подводить итоги его творчеству еще слишком рано.

С днем рождения, Рэй Брэдбери!

Елена Чудинова, автор «Эксперт»

Эксперт
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе