Как вырваться из замкнутого эгоцентрического круга? Считаю, что вектор ХХI века — это нахождение точки опоры за пределами самой поэзии. Конечно, останется ограниченный контингент любителей, готовых и дальше выискивать «интертексты» и манипулировать «концептами», но реального читателя можно затащить в свой стих только из живой, небумажной жизни.
Нужна внеэстетическая мотивировка, зацепка. Задача, стоящая и перед традиционалистами, и перед новаторами. С новаторством, впрочем, у нас сейчас туго: как будто и не III тысячелетие на дворе. Поэт мирового масштаба Геннадий Айги до последнего дня оставался на родине экзотической фигурой. С большим скрипом критический бомонд признал чудотворца слова Виктора Соснору. А с уходом из жизни лидера концептуалистов Д.А. Пригова поэты левой эстетической ориентации просто выпали из медийного контекста. Как-то легко примирились они с положением «маргиналов» и гордятся сомнительным статусом «альтернативной» поэзии. Помилуйте, авангард по природе своей не может быть маргинален, он всегда рвался на всемирный простор, отстаивал свое право на внимание не только знатоков, но и «нормальных» читателей.
Кто у нас далек от маргинальных комплексов, так это Наталия Азарова — яркая фигура радикально-авангардного крыла. Недавно она получила премию имени Андрея Белого за русский перевод «Морской оды» Фернандо Пессоа — португальца, опередившего развитие всемирного поэтического языка лет примерно на сто.
Сложно ли пишет Азарова? Да, но и просто вместе с тем. «Просто не просто» — такими ее словами была некогда озаглавлена подборка в «Новом мире». Необычность стихов (а для новаторской поэзии это естественная норма) — в том, что слова здесь пребывают в таких отношениях, в каких они не могут находиться в обыденной речи. Каждое слово отдельно, независимо (бывает и такая свобода слова!), они в разных плоскостях. А вместе образуют кристалл. Который и визуален, и музыкален одновременно.
Вот такие минималистские кристаллы и собрала поэтесса в своем демократическом опыте под названием «Календарь. Книга гаданий». Новинка только что вышла в издательстве ОГИ, макет и оформление сделаны культовым книжным дизайнером Андреем Бондаренко. В чем здесь посыл и прикол? Книгу можно читать просто, «сподряд», как говорил Тургенев про свои «Стихотворения в прозе», а можно «взраздробь», по выражению того же классика.
Книга — как дневниковая толстенькая тетрадь, в твердом черном переплете с красным корешком. Для закладывания заветных страниц — две ленточки, «ляссе» (почти забытый полиграфический термин). Вверху каждой страницы — дата начиная с 1 января. Читатель открывает значимую для него дату (день рождения или там день первого поцелуя) и читает, например:
…если сидеть в часах изнутри
время движется справа налево
и его становится меньше.
Свободный стих, как полагают многие, к нам занесло западным ветром. Но это применимо только к верленовской разновидности. Азаровой ближе восточная традиция: среди ее книжных свершений — том Ду Фу, вышедший к 700-летию поэта и переведенный (и в одиночку, и с коллегами) не смехотворно-рифмованным советским способом, а честно — иероглиф за иероглифом.
Ну что, заглянем в «Календарь», посмотрим, что там на сегодня?
движение —
колонна умозаключенных
небо под лейкой.
На обыденный язык в целом непереводимо, но «колонна умозаключенных» — строка, вполне соотносимая с социальной реальностью.
Смыслы здесь — отложенные, обращенные в будущее. Как смыслы Хлебникова и Мандельштама, казавшиеся невнятицей, а потом вдруг — опрозрачненные ходом времени. Главное — ощутить органичность, почувствовать, что это —
стихи с себя содранные.
«Календарь» — модель мироздания, как это и свойственно живым и рожденным (а не выдуманным) поэтическим книгам. Книга интерактивна, по ней можно гадать, собравшись в компании, как это делали персонажи Рабле. Можно остаться с ней один на один (или «одна на одна», говоря азаровским языком). Вдруг обнаруживается, что некоторые страницы белы, как заснеженное поле. Может быть, это «паузы — места преклонения перед Песней» (согласно самому очевидному предшественнику Азаровой — нелинейному Геннадию Айги). А может быть, резерв для читательского сотворчества. Впишите свое!
Предложено весьма креативное решение самой формы поэтической книги. Ее не засунешь в интернет, не заменишь http-ссылкой. «Календарь» трехмерен, объемен, рассчитан на прикосновение человеческих рук и на читательское волнение, на мобилизацию неведомых и таинственных эмоциональных ресурсов:
сердце
распекает
солнце
распекает
сердце
распекает
солнце.
Буква «е» в словах «сердце» и «солнце» — красненькая. От разогрева. Игра цветом работает на протяжении всей книги. Буквы как таковые — живые. И цветные, конечно. Не так пестро, как в знаменитом стихотворении Рембо «Гласные», но то, что они как минимум делятся на красные и черные, — несомненно. И не в алфавите, а только в индивидуальной картине мира у поэта.
Современная «продвинутая» поэзия неуклонно превращается в отрасль филологии. Впору учреждать степени «кандидат поэзии» и «доктор поэзии», чтобы длинные стихотворные «диссертации» хотя бы официальные оппоненты прочли. Наталия Азарова сама профессиональный исследователь, но стих ее далек от филологического мейнстрима (длинные стихотворения, длинные строки с обилием анжамбманов, мата и классических цитат). В ХХ веке надо было доказывать право верлибра на существование. Когда созреет новый век, свободный стих у нас (как уже во всем мире) превратится в норму, и детям надо будет объяснять, зачем раньше пользовались рифмованным амфибрахием. Подлинная авангардность — это писать на всемирном языке русскими словами. Таким путем идет Наталия Азарова, и я уверен, что ее «Календарь» может стать демократической азбукой, по которой впору учиться «жить стихом», разбираться в изначальной сущности поэзии.
Предпоследняя запись в книге:
век начался
и перестал.
Да, с веком у нас неувязка. 2000—2014 гг. — исторический кювет, в который съехала Россия. Какая-то хронологическая пауза. Политическая, поэтическая… Словно XX в. назад вернулся — и не лучшей своей стороной.
Но вот финальная дата азаровского календаря, 31 декабря:
здесь кружились не жили
против стрелки
в круглом времени
в красном трансе
в двоюродном мире.
Время — круглое, и мы еще непременно вернемся из двоюродного мира в родной. Календарь настроен на вечность, а стрелка часов, как ей и положено, указывает в будущее.
Владимир Новиков