Страсти по Нобелю-2016

О самой престижной премии по литературе в свете расширения литературных границ.
И в этом году Шведская академия удивил мир: Нобелевская премия по литературе присуждена Бобу Дилану (р.1940).
Фото: AP/TASS


Настоящее имя — Роберт Циммерман. Псевдоним «Дилан» взят в честь любимого поэта Дилана Томаса. Было еще несколько псевдонимов, среди которых выделяется «Sergei Petrov» (дедушки и бабушки по обеим линиям — из Российской Империи).

Что ж, фигура культовая. Сочинитель песен и исполнитель. Согласно опросу журнала Rolling Stones - второй после The Beatles. Самые его известные произведения - из 1960-х, против войны во Вьетнаме и за гражданские права.

Премию присудили с формулировкой: «За создание новой поэтической выразительности в великой американской песенной традиции». Комментируя награждение, секретарь Шведской академии Сара Даниус сравнила творчество нового лауреате с творчеством сказителей, к которым отнесла Гомера и Сапфо — «…их тексты изначально предназначались для исполнения со сцены, зачастую — под музыкальный аккомпанемент. Как и песни Боба Дилана». 

Кому-то это не понравилось, кто-то, наоборот, пришел в восторг. Решение, конечно, неожиданное, но Гомер так Гомер… В любом случае не такое позорное, как награждение С. Алексиевич в прошлом году. Всё-таки человек искусства! Другое удивляет — аргументация тех, кто защищает выбор Шведской академии от критики.

Защитники эти утверждают: награждение Боба Дилана свидетельствует о том, что границы литературы раздвигаются, жанры трансформируются, возникает новая поэтика. «Происходит необратимый процесс в литературе, и, нравится это кому-то или нет, но литература расширяет свои границы, включая элементы, которые раньше не считались литературными. Например, ту же авторскую песню», — говорит Евгений Водолазкин. А не принимают эту новую поэтику (с точки зрения защитников) только литературоцентричные консерваторы, мрачные и туповатые ретрограды и т. п.

Я верю в эволюцию жанров, в то, что внелитературность может переходить в литературность и наоборот (по Ю. Тынянову). Скажем, Дос Пассос включал в романы заметки из газет, песни, рекламу и т. д. — и они становились литературой. То же проделывал Евгений Попов в романе с газетой «Прекрасность жизни» и другие наши писатели. Да будь то хоть «похабная надпись заборная», хоть счет за услуги ЖКХ — всё может стать литературой! (До последнего — пародийного - предела довёл этот приём Андрей Синявский, выдав за образец «новой русской прозы» отрывок из учебника французского языка.)

Но: вхождение в литературу происходит вовсе не по решению какого бы то ни было комитета по премиям, как полагает, например, Галина Юзефович. Она наивно думает, что это именно Нобелевский комитет включил «в свое время в пространство литературы и исторические труды Теодора Моммзена, и абсурдистские драмы Сэмюэла Беккета, и новаторскую прозу Уильяма Фолкнера».

Вхождение (включение) в литературу происходит, так сказать, в поле, где трудятся авторы, каждый вспахивая свою борозду. Там и границы жанров меняются, и новая поэтика проклёвывается. А у комитета по премиям даже нет прерогативы кодифицировать эти изменения. (В прошлом году говорили: Алексиевич — это новая поэтика! Но поэтика сама по себе не новая, вспомним хотя бы о Стадсе Тёркеле (1912 — 2008) или Алексе Хейле (1921−1992), работавших в жанре устной истории - Oral History. А главное: Алексиевич - вообще особый случай, у неё не Oral History, не non-fiction, а фейки громадного размера.)

Да, присуждения Нобелевской премии по литературе не совсем литературе случались, кто-то может сказать - в ущерб литературе. Так, Теодор Моммзен получил премию в 1902 году, когда в кандидатах были: Лев Толстой, Эмиль Золя, Генрик Ибсен, Уильям Йейтс … Но от этого его прекрасная «Римская история» не вошла в литературное пространство, не стала литературным фактом.

Уинстона Черчилля наградили в 1953-м не только за высокое мастерство исторических и биографических книг, но и — внимание! — за ораторское искусство (надо думать, прежде всего — за Фултонскую речь). Можно еще вспомнить про моего любимого Бертрана Рассела, ему дали премию в 1950-м как «одному из блестящих представителей рационализма и гуманизма, бесстрашному борцу за свободу слова и свободу мысли».

Награждались люди действительно великие. Но ни к новой поэтике, ни к расширению границ литературы и жанров награждения эти никакого отношения не имеют. Так же, как и песни Боба Дилана. Отчего он не утрачивает ни грана своей заслуженной славы. «Из песни Боба не выкинешь!» — заметил один доморощенный остряк, каламбур так себе, но по смыслу точный.

Некоторые наши комментаторы утверждают, что Пулитцеровскую премию в 2008 году Боб Дилан получил тоже за литературу, и это в их глазах окончательно легализует выбор Шведской академии. На самом деле певец был награждён специальным призом в номинации «Награды в области искусства» («Arts awards») — «За то огромное влияние на популярную музыку и американскую культуру, которое он оказал своими лирическими, необычайной поэтической силы произведениями».

Еще говорят - в России, мол, песен Дилана понять не могут, поскольку они на английском. Однако реакция англоязычной аудитории тоже далеко не вся восторженная (больше всего мне понравилось такое: «Им [Нобелевскому комитету по литературе и Шведской академии] было тяжело читать, вот и выбрали песни»). Да и с английским у нас не так уж плохо…

И напоследок аргумент продюсера и композитора Виктора Дробыша: наградили правильно, потому что иная песня стоит дороже целой книги. Вроде и не поспоришь, только с учетом того, какая книга и какая песня. Мне вот нравится его песня «Одиночество-сволочь, одиночество-скука…» на слова Славы. Но ведь нельзя же класть эту песню на одни весы, допустим, с «Пушкинским домом». Или можно?
Автор
Виктория Шохина
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе