«Пробить западную аудиторию пропагандистскими фильмами невозможно»

Спецпредставитель президента Михаил Швыдкой — о крымском золоте и о том, как чередовать Большой театр с «Левиафаном»



Фото предоставлено секретариатом М.Е. Швыдкого


Московский театр мюзикла исследует границы жанра: выпустив на сцену добрую сказку «Всё о Золушке», он взялся за полную противоположность — «Преступление и наказание» в постановке Андрея Кончаловского. Худрук театра, он же спецпредставитель президента России по международному культурному сотрудничеству и экс-министр культуры Михаил Швыдкой ответил на вопросы корреспондента «Известий». 

— Автором идеи мюзикла «Всё о Золушке» значится некто Дмитрий Быков. Это тот самый Дмитрий Быков?

— Тот самый. Нам нужна была детская сказка, ориентированная на семейный просмотр и свежая по содержанию. Мало кто из поэтов сегодня может такое сделать. Я обратился к Дмитрию, к которому как к литератору отношусь с уважением. Он написал пьесу, которую я отдал Раймонду Паулсу, а тот, в свою очередь, написал на нее музыку. И только потом я понял, что совершил трагическую ошибку. Надо было начинать с режиссера!

Потому что когда появился режиссер, он стал всё переделывать. Пришлось пригласить нового поэта. Я был вынужден говорить с Быковым и предупредил, что от его пьесы останутся рожки да ножки. Дмитрий Львович проявил снисходительное благородство — сказал только, чтобы его имя в авторах не стояло.

Позднее режиссер и поэт снова сменились. В итоге из пьесы Быкова остались несколько сюжетных ходов и два стихотворения, но совесть не позволила мне совсем убрать его имя с афиши.

— О чем ваша «Золушка»?

— Во времена перемен — а я всю жизнь живу во времена перемен — людям очень важно сохранить себя. Как говорила героиня одной английской пьесы, «я современна — иду в ногу с самой собой». Об этом мы и сделали сказку. Ну и, конечно, о любви. Вообще всё хорошее на свете — о любви.


— «Преступление и наказание», которое вы делаете после «Золушки», — тоже?

— Тоже. Наши герои прозревают в тот момент, когда обретают любовь. Что есть выше любви? На что еще опереться? Не буду произносить формулы о любви к отечеству, потому что любовь охватывает всё.

— Вообще роман Достоевского — подходящая основа для мюзикла?

— Я не решился назвать наш проект мюзиклом, это будет музыкальный спектакль. Конечно, переделывать Достоевского — страшное занятие. Но мы изменились. Парень в Белгороде идет и стреляет по людям, и когда его спрашивают, зачем, он говорит: «Я стрелял в ад». В сердце современного человека, идущего на преступление, живет что-то еще более страшное, чем в сердце Раскольникова. Раскольников все-таки был укоренен в православной системе ценностей и искал в ней искупления. Сегодня этого нет. Пробить человека и заставить его поклониться на пяти углах очень трудно. Мы ко всему привыкли, мы не боимся крови, нам это всё показывают каждый день, а мы пьем чай и думаем, как нам уютно. Поэтому я 2 года работал с авторами проекта над тем, чтобы сделать эту историю более жесткой.

— В активе Театра мюзикла уже четыре спектакля. До какого момента вы будете накапливать репертуар?

— Мы и с четырьмя зашиваемся — приходится нанимать пространство для хранения декораций. Проигрываем в прокате: не можем давать больше 22 вечеров в месяц, потому что надо перемонтировать сцену. В общем, с появлением пятого спектакля что-то придется убрать. Но в будущем я хотел бы сделать репертуарный Театр мюзикла.

— Автобусную остановку напротив здания переименовали из «ДК Горбунова» в «Театр мюзикла». Признайтесь, это вы лоббировали?

— Я. Было очень серьезное разбирательство с ДК Горбунова, но я считаю, что мы это заслужили. ДК Горбунова — безусловно, легендарное место. И все-таки мы за 3 года добились того, что таксистам не надо объяснять, куда ехать.

— Когда вас спрашивали насчет проката скандального фильма «Интервью» в России, вы высказались против. А когда речь зашла о политике украинских властей, вы подчеркнули, что запрещать какие-либо фильмы бессмысленно.

— Я и не говорю, что «Интервью» надо запретить. Прокатчики вправе сами решать, показывать им это или нет. Но, с моей точки зрения, это вряд ли разумно. Не хочу дискутировать по поводу режима в КНДР, но нас с ней исторически связывают хорошие отношения. Могли бы в КНДР показать подобный фильм про Путина? Думаю, что нет. Покупать американский продукт, ироничный по отношению к лидеру союзного нам государства, — стоит ли?

— Это ваше мнение как гражданина или как чиновника?

— Как гражданина. Но и как госчиновник я не могу рекомендовать «Интервью» к показу. При этом я по-прежнему против санкций в области культуры. Игра в санкции, во-первых, бессмысленна, во-вторых, работает против главной миссии искусства. Что бы сейчас ни происходило в украинском и русском медийном пространстве, наступит момент, когда два народа начнут вести какой-то диалог. А для диалога люди искусства — идеальный вариант. Конечно, как публичные персоны, они должны понимать границы разумного поведения: из пулеметов стрелять — не лучшее занятие. Но лично я собираюсь с визитом на Украину, как только договорюсь с принимающей стороной. А в сентябре 2008 года я ездил в Тбилиси, беседовал с грузинской интеллигенцией, которая меня уверяла, что «никогда нашей ноги не будет в Москве». Диалог в любом случае нужно завязывать. Ненормально, когда два народа находятся в состоянии внутренней агрессии друг к другу.

Кроме того, на Украине только официально 8 млн русских. Проблема Украины в том, что в многонациональной стране пытаются создать мононациональное государство. Я уверен: в Донецке с обеих сторон воюют этнически одинаковые люди. То есть русские и украинцы есть и со стороны Киева, и со стороны Донецка. Они пели одни песни, воспитывались на одних книжках. Я не хочу, чтобы российско-украинский конфликт превратился в то, что происходило между сербами и хорватами. Это была кровопролитнейшая война с ненавистью и взаимным отрицанием права на жизнь. Такие раны потом очень трудно залечивать.

— Занимаетесь ли вы судьбой крымского золота?

— Мы стараемся увести этот конфликт из сферы межгосударственных отношений. России и Нидерландам проблему не решить. Если бы голландцы заняли откровенно антикрымскую позицию, они бы уже вернули золото Киеву и нашли бы для этого аргументы. Но дело в руках музейщиков, и профессиональная этика не позволяет им так поступить. В ситуации сегодняшнего противостояния вопрос крымского золота вообще едва ли удастся решить. Изменится атмосфера — можно будет рассматривать его в какой-то другой плоскости. Нужно время.

— Вам как чиновнику МИДа труднее стало работать?

— Труднее, конечно. Невозможно делать вид, что наши отношения с Западом не отразились на культурных контактах. Хотя российская сторона делает всё, чтобы сохранить связи. Год России — Великобритании прошел почти в полном объеме. С немцами мы хорошо проводим перекрестный Год языка и литературы. Другое дело, что обычно такие проекты привлекали первых лиц. К примеру, мы будем закрывать Год 6 июня, в день рождения Пушкина и день юбилея Томаса Манна. По старым понятиям это было бы мероприятие уровня Путина и Меркель. Сегодня такое вряд ли реально.

И все-таки культура делает свое дело. Вот японцы подключились к санкциям. Но 20 мая будем открывать X Фестиваль российской культуры, который за 9 лет посетили 11,4 млн человек. Председатель оргкомитета этого фестиваля Сергей Нарышкин на Западе находится под санкциями, а в Японии — нет. Думаю, отчасти и поэтому.

— Год России — Польши окончательно похоронен?

— Да, польская сторона от него отказалась. Но опять же: официальная позиция крайне жесткая и антироссийская, а деятели культуры и простые поляки относятся к нам совсем иначе. В ноябре мы проводили кинофестиваль «Спутник над Варшавой», на который пришли сотни тысяч поляков. Большой успех имел «Левиафан». Главное для нас сейчас — не закрываться. К счастью, Владимир Путин понимает это лучше, чем кто-либо. Нам нужно не бояться показывать то искусство, которое рождается сейчас в России. Оно иногда вызывает отторжение внутри страны: говорят, не патриотично, зачем нам критиковать Родину. На самом деле это позиционирует Россию как свободную страну, в которой можно создавать любое искусство. Пробить западную аудиторию пропагандистскими фильмами и спектаклями невозможно. Это иногда работает на внутреннем рынке, на зарубежном — никогда. Вот если западный зритель увидел спектакль Большого театра и на следующий день «Левиафана» — это здорово! Культура действительно предполагает набор табу, но искусство предполагает преодоление этих табу.

— Сейчас у нас будет Год России — Монако?

— Нет, это одностороннее мероприятие — Год России в Монако. Дело в том, что князь Альбер II очень расположен к России, у него добрые отношения с Владимиром Путиным. Может быть, это связано с его увлечением Арктикой — он ведь ходил на Северный полюс.

— А перекрестных годов больше не будет?

— 23 апреля у нас начнется перекрестный Год языка и литературы России — Испании. Будем читать «Дон Кихота» в Пушкинском музее. В 2016-м пройдет перекрестный Год  России — Греции. Насчет 2017-го есть предложение от Турции.

— Вы возглавили исполком попечительского совета Большого театра. Все знают, что вы друг Анатолия Иксанова, но в ГАБТе теперь другое руководство. Почему вы согласились?

— Я ни в коей мере не изменил дружбе с Анатолием Иксановым, у него нет ко мне претензий. Он театральный управленец высочайшего класса. Но всему приходит конец — я, сменив шесть работ за 20 постсоветских лет, хорошо это знаю. И я точно знал, что когда реконструкция Большого театра будет закончена, Иксанова снимут.

С Владимиром Уриным мы товарищески общаемся с 1973 года. Он попросил меня возглавить исполком — возможно, потому что я человек нейтральный и не лезу в чужую работу. В Большом сейчас будет непростой период, бюджет придется сокращать. Моя должность довольно скромная: надо вовремя собирать взносы и правильно их расходовать, больше ничего. Постараюсь делать это по справедливости.

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе