Легенда о нем — это легенда об актере самого модного в СССР Театра на Таганке, который, сыграв за десять лет и Розенкранца, и Керенского, и Коровьева, в один прекрасный день 1980 года сжег мосты и навсегда ушел из актерства, чтобы поступить на Высшие курсы сценаристов и режиссеров. О самом независимом режиссере России, который, не уходя в гетто подполья, снимал только то, что хотел, и гордился, что лишь раз попросил и взял деньги у государства — когда на грани срыва оказалось завершение его лучшего фильма "Прорва" (1992). О человеке, знавшем, что "спасает только отсутствие страха", и действительно лишенном этого чувства, что в драке с бритыми отморозками образца начала 1990-х, что в отношениях с кинематографическими генералами. Только он мог заклеймить казавшуюся ему постыдной роскошь Московского фестиваля в статье с емким названием "Прорва", назвать в интервью Никиту Михалкова сытым, самодовольным буржуа. За откровенность и независимость он расплачивался невыносимо долгими творческими паузами: за 22 года режиссуры он снял шесть полнометражных фильмов. Смонтировал для французского телевидения фильм "Женская роль" (1995) о героинях сталинского кино, в котором обличение перерастало в объяснение в любви. Паузы заполнял телепроектами. Его "Уловка 22" на ТВС была, возможно, лучшей передачей о кино: о профессиональной кухне Дыховичный рассказывал с заговорщическим видом волшебника, делящегося своими секретами.
Не было у него и страха перед своей смертельной болезнью, о которой он говорил с невиданной откровенностью и хладнокровием. В России так не принято, разве что в Европе.
«Прорва», 1992 год
Но он и был самым европейским режиссером современной России, режиссером-интеллектуалом. Его европейской чертой была прежде всего широта взгляда на тему своих фильмов, отказ следовать стереотипам интеллигенции. "Прорву" — о, какой это был громкий скандал — обвинили в реабилитации сталинизма. За то, что Дыховичный отказался от стандартной презентации сталинского СССР как черно-белой страны бараков и помоек, показав страшное, имперское великолепие эпохи. Его обвиняли даже в том, что, приукрашая СССР, он якобы раскрасил хроникальные кадры парада физкультурников на Красной площади, не зная, что Александр Медведкин в 1939 году снимал этот парад именно в цвете. Оппоненты забывали и то, что эстетика "Прорвы" в зародыше содержалась уже в блестящей и лаконичной короткометражке Дыховичного "Испытатель" (1986).
Столь же непривычным и скандальным казался "Вдох-выдох" (2006), фильм в поэтике европейского кинематографа отчуждения, где герои по-взрослому разговаривали о сексе, а женщина уходила от мужчины не к другому мужчине, а к женщине. Дыховичный выбивался из сил, повторяя элементарную мысль, что снял фильм не о лесбийской любви, а просто о любви.
Иногда его логика подсознательно повторяла логику кого-то из европейских мэтров. В начале 1990-х, например, российские режиссеры из чисто меркантильных и, как правило, не оправдывавших себя соображений мечтали заманить в свой фильм европейскую звезду. Дыховичный же выбрал на главную роль жены-аристократки импотента-чекиста в "Прорве" немку Уту Лемпер, поскольку ему требовалась другая, "чужая" женщина, сама пластика которой не сочеталась бы с правящими бал скотами. Замысел оправдал себя. Дыховичный тогда не знал, что по той же причине Анджей Вайда пригласил на заглавную роль в "Самсоне" (1961) француза Пьера Риваля: подчеркнуть отчужденность юного еврея от польского общества должен был "чужой" актер, который своей пластикой выдавал хотя бы то, что не понимает языка, на котором говорят окружающие.
Фильмы Дыховичного запоминаются обостренным чувством фактуры. Фактуры места: сталинская Москва в "Прорве", еще строящаяся, еще беспамятная и хищная, леденяще прекрасные изгибы петербургских каналов в "Музыке для декабря" (1995). Фактуры эпохи: 1940 год "Прорвы", в котором с искренним восторгом выживших "поют и смеются, как дети" те, кого пощадил "большой террор", или брежневский безалаберный застой в "Копейке" (2002), где чекист украдкой читает в гараже Солженицына и не может совладать с дочкой, подавшейся в валютные куртизанки.
«Европа-Азия», 2008 год
Дыховичный говорил, что "в каждом времени нужно видеть удивительность, почувствовать ее, найти", и в этом заключался секрет его собственной молодости. Не только внешней, физической, хотя до самой своей болезни он, артистичный плейбой, ценивший вкус жизни, казался гораздо моложе своих ровесников, но и молодости творческой.
Дыховичный не молодился, а действительно чувствовал себя молодым, вне поколений, и находил общий язык с радикальными художниками, которым годился в отцы. Дружил с самыми молодыми российскими режиссерами Николаем Хомерики и Валерией Гай Германикой, чей фильм защищал на телевизионном "Закрытом показе" незадолго до смерти. Снимал по сценарию Владимира Сорокина "Копейку", а по пьесе братьев Пресняковых — "Европу-Азию" (2008). Находил в фильмах место для Сергея Шнурова, модельера Петлюры, упоительно горланящего в "Копейке" "Червону руту", и Ксении Собчак. Они все были безумно интересны ему: человеческое любопытство абсолютно совпадало с режиссерским. Он не лукавил, когда говорил: "Я рад своей жизни. А не хватает мне одного — снимать". Что же, снимал он почти до последнего своего дня.
Фильм "Европа-Азия" в кинотеатрах с 4 февраля
Коммерсантъ