Он был вынужден покинуть родину ради свободы, ради возможности, как он скажет впоследствии, «думать, выбирать, выражать себя в своей профессии». Свободу творчества, личную свободу, признание своего таланта он обрёл на западе. В одном из писем другу Михаилу Успенскому он написал: «За эти пять лет я объездил весь мир, дирижировал самыми лучшими оркестрами, познал, что такое успех, деньги, имя. Словом, желать мне больше нечего...»

Но было желание, страстное, жгучее – хотя бы «одним глазком» взглянуть на те места, которые он покинул. Днём он жил насыщенной творческой жизнью, а по ночам возвращался в Россию, к оставшимся там близким людям, и писал письма. Их сохранилось около полутора тысяч! Неутолимая тоска по Родине – вот та цена, которую пришлось заплатить за Свободу, за возможность отдать людям свой талант, талант от Бога.

«Сердцем и душой он оставался «неизлечимо русским» и неизменно тосковал по местам, где родился», – писал близкий друг Арановича музыкант Сергей Пархомовский. А вот строки из письма Успен­скому: «Как бы хотелось попутешествовать, посмотреть на Россию!.. Красоты-то в Средней России сколько!! Никаких швейцарских Альп не надо!»

А Ярославль занимал в душе музыканта особое место. Здесь проходило становление таланта молодого дирижёра, здесь он нашёл единомышленников и среди музыкантов, и среди слушателей. Однажды, вспоминая Ярославль, он сказал одной из поклонниц его таланта: «Как особенно звучит оркестр, когда есть чуткий слушатель!» И более чуткой и благодарной публики, чем ярославцы, представить невозможно. Они пронесли через десятилетия память о великом артисте и увековечили её: скромная мемориальная доска на доме, где жил маэстро. На улице Свободы. Случайность? – Но какой точный символ!

Недавно вдова Юрия Михайловича Тами Аронович прислала для музея города личные вещи дирижёра, и среди них оказался вот этот снимок. Безвестный фотограф запечатлел счастливый момент, когда какая-то музыкальная коллизия нашли разрешение во время прогулки двух друзей – Арановича и Успенского. На лице Юрия удовлетворение, рука энергично дирижирует, Михаил взволнован, непроизвольно достаёт папиросу, на лице – напряжение: он осмысливает найденное решение. «Нет ничего лучше этого времени с Мишкой до утра поразмышлять. Сколько умнейших мыслей и прекраснейших проектов приходило в голову!» – напишет впоследствии Юрий Аранович.

И меня не покидает мысль, что ни блистательный успех, ни международные премии, ни восторженная критика не смогли затмить в душе великого маэстро ощущения счастья, которое он испытал в молодости в задушевных беседах с другом и единомышленником Михаилом Успенским в каптёрке Ярославской филармонии.
Северный край