«Сердце у меня сентиментальное, могу заплакать от музыкальной фразы»

Народный артист Денис Мацуев — о собственном темпераменте, концертных рекордах, любви к сибирской еде и «рояльном движении».
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Александр Казаков


19 мая пианист Денис Мацуев даст сольный концерт в Большом зале консерватории. В программе — произведения Чайковского и Бетховена. В преддверии выступления народный артист ответил на вопросы корреспондента «Известий». 


 — Этой весной вы приняли участие в нескольких региональных фестивалях — в Перми, Челябинске, Оренбурге. Как всё прошло и какую задачу вы перед собой ставили?

— Прекрасно прошло! Моей главной целью было познакомить публику в регионах как с новыми, так и с уже известными в мире исполнителями. Поэтому я традиционно приглашаю туда лучших музыкантов. У нас в регионах потрясающая публика, подготовленная, понимающая и очень теплая. 

Я там себя всегда восхитительно чувствую, заряжаюсь энергией и яркими эмоциями. В России уже появляются площадки, которые реально могут претендовать на включение в музыкальную карту мира. Мы каждый раз открываем новые имена, новые концертные залы, проводим мастер-классы для юных музыкантов.

— Проведение фестивалей требует немалых расходов. Бизнес охотно помогает?

— Я всегда говорю, что культура без поддержки не сможет существовать. Без помощи не будет ни конкурсов, ни фестивалей. Бизнес помогает, но и власти не остаются в стороне. Например, все региональные фестивали идут под патронажем губернаторов. Благодаря им же появляются и новые рояли в филармониях. 

Надеюсь, скоро заговорим о и «пианинном движении» — ни для кого не секрет, что в музыкальных школах в провинции инструменты в плачевном состоянии. Если сможем обеспечить их новыми инструментами, то получим больше ребят, которые влюбятся в музыку и захотят стать профессиональными музыкантами.

— «Рояльное движение» вы уже запустили. Сколько роялей успели подарить в этом году?

— 14. А вообще — более 60. Я убедил губернаторов, что рояль в концертном зале — это показатель уровня культуры региона, его потенциала, ну и, конечно, стимул для молодых исполнителей расти профессионально.

— Как-то вы сказали, что победа в конкурсе ничего не гарантирует.

— Да. Классическая музыка — особенный мир, со своими законами и правилами. Здесь невозможно раскрутить звезду, наняв пиарщика и вложив несколько миллионов, как в шоу-бизнесе. Нужен каторжный труд, и никто не дает гарантий, что усилия окупятся. Всё индивидуально. 

Победа в конкурсе дает толчок к развитию, это шанс быть замеченным менеджерами, обеспечить себя несколькими концертами на престижных площадках с известными дирижёрами и коллективами. Но потом всё зависит от самого музыканта, от его готовности упорно работать и гастролировать.

— А много ли талантов, которым пробиться не удалось?

— Безусловно, есть трагические истории, когда у ребят ничего не получилось и они просто ушли из музыки. Но это специфика нашей профессии в целом. Либо ее принимаешь, либо нет. Причин может быть много — вплоть до банального «не повезло». Удача действительно играет не последнюю роль. Пробиться непросто. 

Но должен сказать, что ситуация всё же меняется в лучшую сторону. Теперь на афишах филармоний много молодых имен. То есть происходит тотальное омоложение и исполнителей, и публики. Особенно в регионах. Полные залы молодежи!

— Вы говорили, что круг исполняемых произведений на престижных площадках мира и в России сужается. Что вы имели в виду?

— Это особенность концертного дела, к сожалению. Ответственные за программную часть на крупных площадках не могут игнорировать необходимость продавать билеты. Нужен аншлаг. Не только благодаря имени исполнителя, но и за счет знакомого публике репертуара. Но крупные музыкальные фестивали время от времени позволяют себе рассказывать публике о композиторах, которых хорошо знают только в профессиональной музыкантской среде.

— Вы однажды признались, что теряете за концерт 3 кг. Я подсчитала: 220 выступлений в год умножаем на три — это минус 660 кило за год. Как вес восстанавливаете? Любите поесть?

— Обожаю! И я большой гурман, мне нравятся разные кухни: русская, итальянская, мексиканская, японская. Любимая, конечно, домашняя — сибирская, это симфония для обоняния и вкуса. Своих друзей обязательно угощаю в Иркутске и пельменями, и пирогами, и бурятской тушенкой, и омулем, конечно же. А они потом остальную еду с нашей сибирской сравнивают, и сибирская выигрывает, что приятно.

— Ваш личный рекорд — сколько раз играли на бис на одном концерте?

— 12 бисов в городе Осака в Японии.

— Почем вы решили подарить японцам практически еще один концерт?

— Количество выступлений на бис в первую очередь не от публики зависит, не от того, насколько громко она аплодирует. Дело во внутреннем состоянии музыканта. Когда возникает чувство, что не досказал важное, не доиграл, когда понимаешь, что точка еще не поставлена, ты не можешь не играть на бис. Разговор на полуслове не заканчивают.

— Хулиганство или юмор позволяли себе на сцене?

— Я часто разговариваю с публикой. Прошу слушателей дать мне тему, любую, и мгновенно на нее импровизирую. Музыканты часто юморят на сцене. И, кстати, умение привнести иронию в музыку — это, на мой взгляд, показатель гениальности композитора. На такое способны только три человека: Моцарт, Щедрин и Прокофьев.

— Вы выступали перед королевой Великобритании, перед папой римским. Сильно волновались?

— Абсолютно нет. Для меня нет никакой разницы, кто сидит в зале: провинциальная молодежь или высокопоставленные лица. В поселке Октябрьское я играл точно так же, как в Карнеги-холле. Нисколько не лукавлю. Кроме того, мое волнение — это не трясущиеся от страха руки и коленки. Это буйство! Когда я волнуюсь, у меня всё горит и я хочу быстрее бежать на сцену. Кстати, замечено, что на концертах играю лучше, чем на репетициях.

— Вам довелось играть в Венгрии на рояле Листа. Каковы ощущения?

— Не только на рояле Листа. Но и на роялях Чайковского, Шостаковича, Рахманинова. Когда понимаешь, что на этом инструменте играл гениальный человек, испытываешь особый трепет. Я, кстати, записывал произведения Рахманинова на его рояле в «Сенаре». Этот уникальный инструмент поет так, как не способен ни один другой в мире.

— Вы любите Рахманинова. Он прожил непростую жизнь. Может, поэтому в его музыке столько тоски. Вы же производите впечатление веселого человека. А заплакать из-за чего-нибудь можете?

— Это правда, Рахманинов — трагическая фигура. Даже в его студенческих произведениях много печали, а в период эмиграции всё, что он создавал, было наполнено пронзительной грустью и тоской по утраченному. Но, наверное, за эту чисто русскую ностальгию мы его и любим. Это задевает наши сокровенные струны души.

— Вы сейчас намеренно не ответили на мой вопрос?

— Какой?

— Вы плачете когда-нибудь?

— Виртуозно ушел, действительно (смеется). Да, могу заплакать. Например, из-за какой-нибудь музыкальной фразы. Вот сейчас учу одну сонату, не буду говорить какую, и там есть моменты, когда у меня текут слезы. Когда фильм смотрю, могу всплакнуть. Или от книги. Сердце у меня есть — обычное, человеческое, иногда сентиментальное.

— Как-то во время вашего выступления погас свет и вы доигрывали в темноте. Чья-то месть?

— У нас такого нет, к счастью (смеется). Просто погас свет. У пианиста вся музыка «вбита в пальцы», и смотреть на клавиатуру нам особо не нужно, а вот оркестр постепенно замолкал — оркестранты играют по нотам и ориентируются на указания дирижера. Первые минуты играли все, потом меньше и меньше, пока я не остался один. Публика была в шоке. Я спрашиваю в темноту: «Что делать-то будем?». Кто-то робко зааплодировал, а я решил заполнить возникшую паузу импровизацией. Потом включился свет и концерт продолжился.

— Последний вопрос: вас не раздражает та музыка, которая звучит в такси?

— Вообще не люблю, когда в машине играет музыка. Потому что музыка всегда звучит во мне. Но вот интересно, многие из таксистов, с которыми я ездил, слушали радио «Орфей». Может, мне так везло, не знаю. Но меня это не может не радовать. И здесь, кстати, есть еще одна проблема, которую нужно обязательно решать. Вопрос ведь не в том, что классику не слушают, а в том, что зона покрытия «Орфея» — это Москва и Питер, еще несколько городов, а дальше, на восток, — нет. 

Был бы выбор между шансоном и классикой, может, кто-то стал бы слушать классику, потом пассажиров своих к ней приобщил, семью, друзей, знакомых... Люди начали бы ходить на концерты классической музыки в своем городе. А это совершенно другой уровень существования, самоощущения, восприятия мира вокруг...



Справка «Известий»

Денис Мацуев родился в Иркутске, окончил Московскую государственную консерваторию им. П.И. Чайковского. С 1995 года солист Московской государственной филармонии. В 1998 году победил на XI Международном конкурсе имени П.И.Чайковского. Выступает на крупнейших мировых сценах. Член Совета по культуре и искусству при президенте России, лауреат Государственной премии РФ.
Автор
Альбина Холгова
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе