— В России редко танцуют Макмиллана, хотя любят исторические мелодрамы. Но у вас, кажется, большой опыт выступления в его балетах.

— Да. С семнадцати лет я был занят в кордебалете «Манон» и «Майерлинга». Это базовая актерская подготовка, которую нужно было пройти. В спектаклях Макмиллана ты не играешь, а живешь, там много импровизации. Если кто-то не туда встал — можно обойти его, как тебе хочется. Все зависит от настроения, самочувствия.

— Рудольф — персонаж непростой и, мягко говоря, несимпатичный. Вам комфортно?

— Да. Некоторые роли мне не очень идут. В «Жизели» я, например, не могу «попасть» в первый акт: как так, я, граф, играю в крестьянина? А Рудольф «лег» комфортно, органично.

— Как думаете, примет «Майерлинга» наш зритель? Все же очень далекая от России история.

— Не думаю, что русской публике «Майерлинг» на 100 процентов понравится, это вопрос вкуса. Здесь такой вкус у художественного руководителя Игоря Зеленского. В Лондоне труппа Королевского балета занимается Макмилланом много лет, спектакль постоянно в репертуаре, даже декорации старинные. Здесь же все с нуля. До сегодняшнего дня я считал, что это большой риск, «Майерлинг» будет смотреться фальшиво — там совершенно другой стиль, нежели в русских спектаклях. Но театр проделал колоссальную работу, много нервов было потрачено, посмотрим, может, со временем придет понимание.

— Кроме вас Рудольфа танцует и худрук.

— Да, Игорь уже не молод — 43 года, но в прекрасной форме. Хотя этот балет даже молодым танцевать тяжело. После генерального прогона я, кажется, постарел на два года. «Майерлинг» забирает всю энергию, как «Спартак».

— К слову, о возрасте. Сейчас вам 23. Вы говорили, что хотите завершить балетную карьеру в 26 лет.

— Это такая мечта. Почему-то в 18 лет я подумал, что 26 — хороший возраст, чтобы уйти. Балет травмирует. До 32 лет это весело и хорошо, тело восстанавливается, хотя уже после 28 приходится увеличивать нагрузки, чтобы держать себя в тонусе. А в зрелом возрасте вообще тяжело. Например, Игорю приходится с восьми утра заниматься самому, качаться, потом идти на урок, потом репетировать, потом делать директорскую работу, домой он приезжает поздно вечером. А ведь человеку хочется меньше работать и получать больше удовольствия.

— Допустим, в 26 вы уйдете. Куда?

— Вопрос. Не знаю, чем еще можно заниматься. Если я перейду эту грань — 26 лет —   буду танцевать до конца, доказывать, что и в 50 можно выступать на хорошем уровне. К тому же сейчас появились ампулы для восстановления мышц, чтобы дольше в теле оставались гормоны молодости.

— Не могу не спросить про ваш уход из Королевского балета Великобритании. Почему вы так обидели его руководство?

— Не думаю, что я как-то обидел руководство, мы остались в хороших отношениях.  Недавно я станцевал с Тамарой Рохо «Маргариту и Армана», в июне эта запись пройдет в кинотеатрах по всему миру, надеюсь, будем сотрудничать и дальше.

— Договоренности уже есть?

— Они никогда не говорят наперед. Щадят своих танцовщиков.

— Извините, не поняла.

— В Королевском балете очень бережно относятся к артистам, которые работают 24 часа в сутки. Вероятно, им не стоит знать, что я буду с ними танцевать, все-таки я покинул труппу. В России не считаются с мнением людей без статусов, а в Лондоне их мнением дорожат, вся система построена на том, что они  — команда, нет отдельных личностей. По-человечески это хорошо, но в итоге вредит искусству. Талантливого артиста часто держат на общем уровне, не дают раскрыться.

— Это и стало одной из причин, по которой вы покинули театр?

— История всегда повторяется. Можно заглянуть в прошлое, чтобы узнать будущее. В Королевском балете были такие артисты, как Рудольф Нуриев, Игорь Зеленский, Ирек Мухамедов. Королевский балет в принципе всегда держался на русских. Сейчас русских там нет, и танцевать некому. На Нуриеве британцы заработали дома, сделали карьеры. А когда его пик прошел, просто вышвырнули. Также было с Мухамедовым, с Игорем. Всех убирают, такая английская мафия. Вот я и подумал, что через сколько-то лет придет кто-то молодой, кем легче управлять и кому не надо столько платить — зарплата ведь с каждым годом увеличивается. При этом по контракту тебя не могут уволить, ты можешь уйти только сам. Поэтому на человека начинают давить, отбирают спектакли. Представляете — сначала тебе дают все, а потом — ничего, в собственном театре.

— В «Стасике» вам комфортно?

— Мне нравится, что я могу показать театру что-то новое, что ко мне прислушиваются, что наши с руководством вкусы совпадают. И особенно мне нравится свобода. Твоя жизнь и так проходит в театре, и если тебе не дают свободы, то зачем вообще там работать?

— Но этот коллектив вы выбрали не сразу — съездили и в Американский балетный театр (АБТ), и в Мариинский, только в Большом вас почему-то не увидели.

— В Большом на тот момент не было лидеров, но когда зашла речь, почему бы не взять Полунина, выяснилось, что меня боятся. Тогда уже пошла негативная пресса, что я неадекватный: никто на пике не бросал такой шанс. Люди боялись, что я их кину. Я ценю в Игоре то, что он не побоялся рискнуть. Профессионально обсудил со мной перспективы, и я понял, что театр заинтересован именно во мне, а не только в представлении. В искусстве нужно рисковать. Это может вернуться большим успехом.

— Ваше увлечение тату тоже риск?

— Уже не увлечение. Я с ним завязал за день до того, как ушел из Королевского балета. Все совпало. Единственным источником счастья в Лондоне была моя девушка. В театре мне перестало нравится, я просто штамповал балеты, поэтому и связался с татуировочным салоном. В этом было какое-то мальчишество. Район был нехороший, но интересный, все люди с характерами, историями. Когда я понял, что с девушкой мы расстаемся, то осознал, что мне нужно избавляться и от тату, я слишком втянулся туда, был связан с банком: у нас с другом был салон пополам. За две недели до этого я чуть не снял в Лондоне двухэтажное здание, надо было бы платить €80 тыс. в год — хорошо, что я этого не сделал. Я подарил все другу, а сам освободился.

— У вас на руке татуировки, красивые, но как вы с ними танцуете?

— Без проблем, пластырем заклеиваю.

— Сейчас у вас только творческие планы?

— Нет, всегда есть что-то еще. Хотел бы создавать свою балетную одежду. Я знаю, чего танцовщикам не хватает. Главное иметь идею, тогда найдутся нужные люди.  

­— Как вы воспринимаете ситуацию с худруком Большого балета?

— На Западе такого бы не случилось. У них не так серьезно воспринимают балет. В России это огромная сила, Большой — страна в стране. Главное, чтобы эта ситуация не повторилась.

Фото: stanislavskymusic.ru/С. Постоенко
источник