Управляющий голосом

Пласидо Доминго: «Я чувствую себя польщенным, когда арии в моем исполнении звучат в рингтонах мобильных телефонов»


Знаменитый тенор Пласидо Доминго прославился как один из вождей мировой музыкальной революции, выведший богемную старушку оперу на многомиллионные стадионы. Руководитель двух оперных театров и востребованный вокалист, почти двадцать лет тому назад он возглавил еще и Международный конкурс оперных певцов Operalia. В этом году он впервые пройдет в Москве, а Пласидо Доминго в финальном гала предстанет в новой для российских меломанов роли дирижера. Накануне приезда великий тенор дал эксклюзивное интервью «Итогам».


— Синьор Доминго, вы много раз бывали в России. Она притягивает чем-то особенным?


— Русская публика — одна из самых теплых и открытых в мире, а для высокой музыки здесь есть громадная аудитория, особенно в Москве и Петербурге. Приезжающим к вам исполнителям — мне в том числе! — это очень отрадно.


— Вы работали со многими российскими музыкантами. Кто-нибудь стал для вас больше, чем коллегой?


— Прежде всего я друг и большой поклонник Валерия Гергиева. С кем приятельствую — Ольга Бородина, Анна Нетребко, Елена Образцова, Дмитрий Хворостовский, Евгений Нестеренко, Галина Вишневская, Мария Гулегина... Список можно продолжить. А еще я был очень дружен со Славой Ростроповичем — думаю, все мы его обожали и всем нам его недостает.


— Представим, что вам предложили карт-бланш в российском театре. Какой театр вы бы предпочли и какую оперу?


— Не буду высказываться. Но точно: если бы я пел или дирижировал в России, то каждый раз включал бы в репертуар хотя бы одну русскую оперу.


— Как солист вы дебютировали в «Травиате», а много лет спустя именно эта опера Верди стала вашим первым режиссерским опытом. У вас к ней особые чувства?


— Вообще-то я стараюсь испытывать «особые чувства» к каждой опере, в которой пою. В этом смысле связь с «Травиатой» — случайность.


— А кто вам в ней ближе по характеру — пылкий Альфред или его прагматичный отец?


— Если не вкладывать в пение пыл и страсть, можно надоесть зрителю. И, кстати, раз уж мы заговорили об отношениях отцов и детей, смею сказать, что я никогда не вмешивался в жизнь своих сыновей. Не вел себя так, как Жорж Жермон по отношению к Альфреду. (Смеется.)


— Пласидо Доминго в России известен только как великий певец. Можно надеяться, что мы еще узнаем вас как дирижера и режиссера?


— Вот продирижирую заключительным концертом Operalia в Москве, а потом, надеюсь, вернусь сюда в новом качестве! Режиссурой я больше не занимаюсь — с тех пор как доверил ее моей жене Марте.


— Знаменитый «прорыв трех теноров», в результате которого опера покорила стадионы, поменял стиль эпохи. Для вас это была просто работа?


— Нет, конечно. Лучано Паваротти, Хосе Каррерас и я помогли обратиться к опере сотням тысяч людей, ничего не знавших об этом жанре, и раз нам это удалось, мы сделали что-то очень стоящее. Но в любом случае мы и сами получили удовольствие. И я рад, что именно мы подействовали на публику и на артистов, последовавших нашему примеру. Музыка должна продолжаться, а новую аудиторию надо создавать, холить и лелеять.


— Разве классическая музыка, уходя в массы, не теряет часть своего качества?


— Нет. Великую музыку можно оценить на многих уровнях — умом, душой, чувствами. Чем больше мы к ней приближаемся, тем больше понимаем, что никогда не узнаем ее целиком, всегда останется что-то непознаваемое. Но это не значит, что первый раз услышавший великое произведение неофит не может быть глубоко им тронут.


— Весной этого года газеты писали: в Буэнос-Айресе сорван концерт великого Доминго, потому что музыканты его оркестра собрались на митинг и требовали от правительства повышения зарплаты. Меня удивило, что вы сами сообщили об этой новости. Поддерживаете коллег?


— Как генеральный менеджер двух оперных театров я хорошо понимаю профсоюзные конфликты и всегда стараюсь достичь согласия, хоть это не всегда возможно. А как артист я думаю о том, что крайней всегда остается публика. Спор между профсоюзами и органами власти еще продолжается. Если смогу хотя бы усадить стороны за один стол, то буду рад.


— Вы действительно ангел в работе, как о вас иногда пишут?


— Ой, не думаю. Но могу сказать твердо: я стараюсь быть полезным для своих коллег и отношусь к ним уважительно. Во-первых, я по своей природе дружелюбный человек. А во-вторых, мы все должны работать ради одной цели — сделать наши выступления как можно лучше. Театр — это ведь команда, семья, он учит жить в гармонии с другими.


— Поэтому вы порой садитесь за рояль аккомпаниатором? И как чувствует себя великий певец, уходя в тень коллеги?


— Музыка есть музыка. Если любишь ее, то сделаешь ради нее все, что можешь. Вспомните о великих пианистах, игравших камерную музыку, а не только сольный репертуар. Разве они стали от этого менее великими? Нет, конечно. Вопрос в том, в чем вы находите радость. А хороший аккомпаниатор может еще и «вытащить» солиста.


— Зато вы по-прежнему в превосходной вокальной форме. Может быть, есть известные только вам секреты?


— Просто надо заботиться о себе — и о физическом состоянии, и о голосе. Я вот стараюсь распределять силы. Теперь даже научился понимать, в какой момент нужно оставить роль и взять новую, более адекватную моему нынешнему голосу. Еще я учу партии, глядя в ноты или играя на фортепиано, не начиная петь до тех пор, пока вся партия не уместится в моей голове. (Улыбается.) Это помогает не износиться в вокальном отношении.


— Как вы отбираете молодых артистов на конкурс Operalia?


— Прежде всего я ищу природную красоту голоса и талант, но это только основа. Нужно работать над техникой, уметь перевоплощаться в своих героев, искать контакт с аудиторией, чтобы передать ей кучу эмоций и при этом убедительно выглядеть. А еще певцу важно придерживаться хороших привычек вне сцены, чтобы сохранять свое вокальное, да и не только вокальное, здоровье. В общем, не являться на спектакль как выжатый лимон.


— У кого из участников есть шанс получить награду из рук великого тенора?


— Operalia имеет точный свод правил: певцы отправляют запись в центральный офис, а эксперты отбирают сорок претендентов для «живого» конкурса. Там уже на глазах у публики жюри сужает круг до двадцати человек в полуфинале и десяти в финале. Только затем выбираются победители. Ну и мой голос тоже имеет вес.


— А вы, синьор Доминго, все свои награды помните?


— Моя лучшая награда всегда одна и та же: ощущение, что я сделал чью-то жизнь в зале чуть богаче, чуть полнее. А награды... Ну да, лестно получить признание за труд.


— Как вы относитесь к тому, что арии в вашем исполнении звучат в рингтонах мобильных телефонов?


— А такое есть? Чувствую себя польщенным!

 

[балетный критик]

Лейла Гучмазова

 

"Итоги"


Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе