Пятьдесят первому

Иван Охлобыстин 
(Фото: Russian Look/ Global Look Press)


Не уверен, что его можно сейчас так называть полноправно, поэтому, что Иван Иванович — первый мире священник с татуировками. Это, конечно, не так. Зная своеобразие национального преломления христианства в Латинской Америке, карибских странах или на Филиппинах, где люди в Страстную Пятницу добровольно подвергают себя распятию (к счастью, не летальному), смутно догадываешься: бывают вещи и поэкзотичнее.

Но есть у Охлобыстина и нешутейные «номерпервые». Скажем, его первая серьезная актерская работа и главная роль — в жутковатой мистической драме «Нога» о парне, потерявшем ногу в Афганистане и постепенном понявшем, что ампутированная конечность превратилась в его темного двойника, доппельгангера, зажившего самостоятельной, не очень хорошей жизнью. Многие считают этот фильм лучшей — первой по силе и качеству, значит — антивоенной картиной.

С позиций нынешнего дня все не так однозначно. В конце 80-х-начале 90-х, когда «Нога» вышла на экраны, почти любая книга или фильм сознательно вылепливались, или постфактум трактовались в духе «анти». Причем, как потом выяснилось, это было не просто торжество разрушения без намека на созидание, но и увеличение на пару порядков тех проблем, против которых «анти» выступало. Что-то антикоррупционное — и на выходе мы уже имеем не безобидные холодильники с колбасой на маршальских дачах, а самобытную художницу Е.Васильеву. Антивоенный — и мы уже сражаемся с исламизмом и геополитическими угрозами не в Афганистане, а на Кавказе. Нет, «Нога» фильм не радикально-антивоенный, скорее, показывающий изнанку и психологические последствия войны. Однако их и раньше обнажали многие авторы, которых в абстрактном гуманизме и пацифизме вряд ли заподозришь. Вот первенство в качественном показе этой изнанки у «Ноги» оспорить сложно. А сам по себе факт мучений и терзаний вернувшегося с поля боя солдата отнюдь не нов — ведь и в христианстве раньше священники на несколько лет отлучали от причастия вчерашних воинов. О священничестве, впрочем, чуть дальше.


Иван Охлобыстин, кадр фильма "Нога", 1992 год 
(Фото: Russian Look/ Global Look Press)


Первая режиссерская работа Охлобыстина, «Арбитр», вряд ли может быть названа номером один в какой-либо номинации или категории, хотя как криминально-философская сага переходного от СССР к РФ периода — пуркуа па, вполне. Зато дальше, как режиссер, сценарист и исполнитель главных или значимых ролей в мрачно-абсурдистских и брутальных комедиях юбиляр прочно обосновался в группе лидеров. А его уход из этой сферы к священническому служению и вовсе стал сенсационным, не имевшим аналогов и конкурентов в своем роде событием. Как и последующее возвращение в мир, и в киноиндустрию, пока не совсем понятно, временное или окончательное.

Когда Охлобыстин начал активную и последовательную общественно-политическую деятельность (эпизодические-то всполохи, вроде участия в партии «Кедр», случались и раньше), огласил «Доктрину 77» и выразил готовность пойти на президентские выборы — многие восприняли это как первое и одновременно последнее чудачество в новом амплуа. Как перенос кинематографического кича на новую почву, затянувшийся дольше, чем на одно выступление. Но Иван не шутил, почва же была не новой, а старой, тысячелетней, при этом вечно молодой и русской. Как русский почвенник, патриот, государственник, проповедник консервативных, традиционных и вообще вечных ценностей Охлобыстин опять в числе первых, самых ярких и убедительных.

Вся эта яркая палитра и гармоничное сочетание крутых виражей в совокупности позволяют назвать Охлобыстина первым постмодернистом русского патриотизма и консерватизма. Можно, конечно, справедливо упомянуть Лимонова и Мамлеева, которые если и не консерваторы в привычном значении слова, особенно Лимонов, то патриоты точно. Но Мамлеев — это отечественный «постмодернист до постмодернизма», у нас и слов таких не знали, когда он в получивших самиздатовскую популярность «Шатунах» преодолел все границы и каноны еще до объявления постмодернистской эры даже на Западе. В итоге творчески дозревал Юрий Витальевич как раз в западной среде, и там же формировался как писатель Лимонов. Они уже знали, что такое постмодернизм как состояние общества и культуры, но до России это знание и свои навыки патриотического преодоления новой эры донести не могли.


Иван Охлобыстин 
(Фото: Russian Look/ Global Look Press)


Когда же Лимонов и Мамлеев вернулись в Россию, здесь параллельно с торжеством в экономике капитализма, более звериного, чем где-либо на Западе, в культуре и искусстве торжествовал либеральный постмодернизм, также переплюнувший западные лекала. Он мог быть ироничным и претендующим на тонкость, как у Пелевина, мог быть запредельно хамским и кощунственным, как на «выставках» вроде «Осторожно, религия». Суть всегда сводилась к одному: в лучшем случае никаких ценностей и реальности вообще нет, в худшем — они есть, но токма наши, либеральненькие, все остальное — гнусь, мракобесие и средневековье; при этом «лучший случай» обычно маскировал и подпирал худший.

Лимонов и Мамлеев боролись против либерального постмодернизма постмодернизмом патриотическим. Эдуард Вениаминович, дай Бог ему долгих лет жизни, продолжает это делать, честь им и хвала. Но Охлобыстин не самый, возможно, первый в строго хронологическом плане, но первый по яркости и широте охваченной аудитории представитель патриотического постмодернизма, взошедшего непосредственно в России в ответ на ироничные хиханьки и злобный глумливый гогот. Рядом с ним в этой плеяде писатель и бард Михаил Елизаров, доводящий либералов до белого каления тем, что в ответ на унижение наших святынь высмеивает их местечковые святыньки. Прорывной художник и автор термина «атомное Православие» Алексей Беляев-Гинтовт. Победитель «Голоса» иеромонах Фотий, обвиненный многими в том, что принизил сакральность своего сана смычкой с массовой культурой, а деле приручивший массовую культуру сакральным. Еще целый ряд самобытных фигур.

Все перечисленные передовики национализации постмодерна доказывают, что Русский Мир это вовсе не обязательный армяк, залитый квасом, и кислая капуста в нечесаной бороде. Это широчайший размах творческих поисков и находок, опирающихся на русскую почву. И при этом не просто идущих в ногу со временем, но и это время опережающих, а уж унылую «пуссилевинщину» давно оставивших позади. Это использование всего спектра новейших социальных, медийных, творческих и заодно производственных технологий. Это XXI век, не отрицающий, а продолжающий Вечную Русь. И Охлобыстин, сменивший пока рясу священника на белый халат сериального доктора Быкова, здесь в авангарде. Он еще долго будет в авангарде — ему ведь сегодня только лишь пятьдесят.

Поделиться