Интервью с кардиналом

425 лет назад, 9 сентября 1585 года, во Франции родился ее фактический правитель с 1624 по 1642 год, прозванный "Красным кардиналом", поскольку серым он никогда и не был: серый - тот, кто правит в тени, а Арман-Жан дю Плесси де Ришелье, богослов, писатель и первый министр при Людовике XIII, как вышел из нее с легкой руки королевы-матери, так и оставался на виду у всей Европы до самой своей смерти, которую он встретил в полном сознании и с большим достоинством. Королева-мать каялась потом, что извлекла его из авиньонской ссылки, да поздно. Оппозиция ежегодно провозглашала, что уж на этот-то раз Ришелье падет, и 10 ноября 1631 года вроде бы достигла своего - король поклялся отправить его в отставку; но Ришелье добился аудиенции, и положение его упрочилось, а оппозиция разъехалась по ссылкам. С тех пор 10 ноября во Франции называется "Днем одураченных".

Недавно мне случилось в Париже выпивать с французскими коллегами. Дебатировался вопрос - с кем из великих деятелей прошлого хорошо бы сделать интервью. Будучи воспитан на "Трех мушкетерах", я романтически предположил, что вот уж с кардиналом Ришелье могло бы получиться феерическое общение.

- Как же! - воскликнул французский коллега. - Так он и сказал бы вам что-нибудь.

- Быть не может, - возразил я. - Мы с отечественными властями общаемся - и то умудряемся что-то выспросить.


В ту же ночь мне приснился удивительный сон - интервью с кардиналом Ришелье. Почему-то я разговаривал с ним в карете, причем на козлах правил он, как простой кучер. Вероятно, этим он хотел показать, кто в действительности правит всем во Франции, включая лошадей.

- Ваше преосвященство, - сказал я любезно, - спасибо, что подвезли.

- Ничего-ничего, - отвечал он рассеянно, - это я так отдыхаю...

- Вся Европа, - робко начал я, - говорит о том, что вы рветесь к политической власти...

- Утомила уже эта болтовня! - воскликнул кардинал. - По-моему, Луи отлично справляется... Я всегда могу к нему зайти, если что. Мы встречаемся в Королевском совете.

- Но говорят, что все в стране решаете вы...

- Ну что за чушь! - обиделся он. - Это говорят английские агенты. Он просыпается сам? Сам. Умывается сам? Сам. Завтракать я ему мешаю? С Анной Австрийской он тоже сам справляется. Мне это не нужно, моя супруга - церковь. Еще какие-то мушкетеры у него есть - Атос, Портос, Арамис... язык сломаешь. Я разве против? Пусть играется. Но вбивать клин-то зачем? Король мне не мешает. Не вижу я особенных проблем.

- А вот д'Артаньян видит, - сказал я полушепотом, в надежде, что он не расслышит.

- Д'Артаньян? - переспросил он. - Не знаю о таком. "Графа Монте-Кристо" читал, "Королеву Марго" читал, а этого как зовут, простите?

- Но вы с ним говорили...

- Ах, да мало ли с кем я говорю! И каждый уверен: все дураки, а я д'Артаньян! Французским языком сказано: дуэли запрещены. Кто будет драться - будет получать дубиной по башке. Не согласен? Запрись дома и не соглашайся там сколько влезет. La massue sur la tete! (Дубиной да по башке! - фр.), - повторил он по-французски с особенным смаком.

- Но д'Артаньяном протест не ограничивается, - залепетал я. - Гугеноты утверждают, что нарушаются их конституционные права...

- Какие права? - насторожился он.

- А как же, - напомнил я, - Нантский эдикт 1598 года, данный покойным Генрихом IV... Свобода совести и богослужения... Разве это не документ прямого действия?

- Эва что вспомнили! - сказал он недовольно, нахлестывая лошадей. - Сами же сказали: покойным. Жил-был Анри Четвертый, он славный был король, любил вино до черта, но трезв бывал порой... Порой бывал, порой не бывал. Государство при нем сами помните в какое состояние пришло. Суверенитет пошатнулся. Кому было хорошо? Олигархам. Герцогу Сюлли, придворному болтуну Лаффема... Вы, может, олигарх? Нет? А то можно и la massue sur la tete, - и он улыбнулся чему-то своему.

- А ведь он вас любил, - прошептал я горько. - Он называл вас "мой кардинал".

- Так и я его любил! - воскликнул он. - Я ему многим обязан. Если б кто-нибудь его жизнеописание написал, я бы охотно дал предисловие. Но поймите: время другое. Вот ты, допустим, гугенот, молись как хочешь. Но где написано, что можно англичанам помогать? А они полезли. И тогда извините. Тогда будет Ла-Рошель. Жестоко? Да. Пятнадцать тысяч от голода? Нет. Четырнадцать - да. Боятся? Пусть боятся. Я не комитет помощи голодающим.

- Позвольте, - не согласился я. - Карл I Английский все время говорит о перезагрузке. Может, пора того... ослабить конфронтацию?

- Говорит-то он говорит, - неохотно признал первый министр. - Я допускаю даже, что он искренне хочет... Он даже вон женился на Луевой сестре, Генриетте-Марии... Но говорить - одно, а какие действия мы видим? Бекингем этот вообще... - Он сплюнул. - На море конфликты всякие... Нет, моя антигабсбургская речь не теряет актуальности. Я вообще, - заметил он мечтательно, - не вижу особенных ошибок.

- И преемника вы сами назначили, - не отставал я. - Мазарини. А разве это принято?

- Слушайте, - рассердился он. - Кого мне было назначать - д'Артаньяна? Мазарини нормальный мужик. Нам надо было, не теряя стабильности, перевалить через неурожайный 1642 год. Если вы хотите расшатывать - может, вы сами гугенот?

- Правильно, правильно, - буркнул я. - У нас в стране на каждый лье по сто шпионов Ришелье...

- Это Ряшенцев, - отмахнулся он, - что он понимает? Он при мне не жил. А вот Корнель жил, и ему все нравилось. Я его академиком сделал, за пьесы про то, что суверенитет выше любви...

- Но если все так благостно, - заметил я почтительно, - может, вы смягчились бы относительно своих недавних врагов? Взять хоть Анри II, герцога Монморанси...

- А что с ним случилось? - быстро спросил он.

- Его приговорили к смерти.

- Так он, наверное, сделал что-нибудь?

- Он предоставил убежище вашему противнику Гастону Орлеанскому.

- Да? Интересно, - протянул Ришелье. - Но это же не ко мне. Я по церковным делам все больше. Это судебная власть. Вы же не хотите, чтобы я вмешивался? И потом, чего это он, правда, убежище... Если бежит - значит, совесть нечиста.

- Кстати о совести, - заторопился я, видя, что мы почти приехали. - Вот тут говорят, что именно ваше правление ознаменовалось разгулом коррупции...

- Друг мой! - рассмеялся он. - А где ее сейчас нету, коррупции? В Англии, может? В Испании? В Священной Римской империи? Вы историю Средних веков читали вообще-то? Это времена сейчас такие - средние и ниже.

- Но я не верю, что в Штатах воруют так же! - воскликнул я пылко.

- Правильно, - кивнул кардинал. - В Штатах не воруют. А знаете почему? - Он подмигнул и расхохотался. - Потому что их еще нету!

- Неужели все это навсегда? - спросил я скорей его, чем себя. - Будет ведь и...

- Лет через 150, не раньше, - откликнулся он. Положительно, этот человек читал мысли. Впрочем, чего не бывает во сне. 

- Благодарю за беседу, ваше преосвященство, - сказал я, вылезая из кареты. - Жаль, что эпоха измельчала и таких политиков, как вы, больше нет. Боюсь, что сегодня в Европе уже нельзя править вашими методами - ни людьми, ни даже лошадьми.

- Серьезно? - заинтересовался он. - Интересно, почему же?

- Демократия, - пожал плечами я. - Свободные выборы.

Он улыбнулся, потом усмехнулся, а потом - впервые за весь разговор - захохотал в голос, и в унисон ему заржали лошади, которым все это, включая кнут, очень нравилось.

Это ржание, когда я проснулся, долго еще раздавалось у меня в ушах.

Дмитрий Быков, писатель

Известия

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе