Комикс как важнейшее из искусств

Как-то мы с коллегами-культурологами долго спорили, пытаясь отыскать универсальный символ инновационного мышления в сфере искусства. Кино, телевидение, трехмерные проекции, голограммы, анимированные книги для айпада и прочие технические штучки были отвергнуты сразу - потому что техника слишком изменчива и постоянно совершенствуется. Сегодня это новинка, а завтра уже глубокое ретро. Беспредметная живопись, атональная музыка и автоматическое письмо хотя и стали однажды вершиной в развитии свободных искусств, все же едва ли были поняты массами - сами искусства, в конечном счете, "откатились" обратно к реализму и повествовательности. То же касается и синтетических видов наподобие эвритмии, которая, вопреки стремлениям объять вместе танец, актерское мастерство и лечебную гимнастику, так и осталась уделом немногочисленных "сектантов".

Мы пришли к выводу, что самым демократичным и вместе с тем полноценным и глубоким видом искусства является комикс.

 

Комиксы, безусловно, бывают всякие, так же как и кино, как книги, как сериалы и видеоигры. Бывают пошлые и глупые, а бывают совершенные, словно росписи Сикстинской капеллы. Но, в отличие от большинства прочих видов искусств, у графической истории есть одна важная и неотъемлемая особенность - она сочетает элементы визуальные с элементами текстуальными. То есть картинки и подписи к ним. Из этого очевидного, казалось бы, наблюдения, следует уже не столь очевидный вывод. Потому что - говорят педагоги и психологи - одновременное восприятие картинок и текста не очень типично для нашего мозга. Не в смысле вредно или неправильно, а именно нетипично, так как во время чтения комиксов одновременно включаются оба полушария. И если упражняться с комиксами (но, конечно, не только с ними) более-менее регулярно, можно еще немного приблизить себя к совершенству. Или просто хорошо провести время - у кого какие жизненные задачи.


Конечно, это касается только приличных рисованных историй, которых, к счастью, во всем мире существует целая тьма. В мире, но не в России: у нас комиксы отчего-то все никак не приживутся. Бог знает, почему они считаются глупыми, примитивными, детскими, в общем низким жанром. Да, большинство моих ровесников в детстве имели возможность читать комиксы; в основном это была продукция не высшего сорта - слэпстики про Тома и Джерри, вялые импровизации на тему "Утиных историй", в лучшем случае "Пиф". Но это были еще даже и не комиксы, а просто набор рисованных картинок; подписи к ним часто ограничивались словами "БАМ!" или "ТРАХ!". Детям такое всегда очень нравится.

 

Когда европейским малышам становится тесно в этих простеньких историях, они переходят на "Человека-паука" и "Людей Икс". Затем дорастают до манги. Наконец, если ничего не случится, они становятся читателями графических новелл - вершины жанра. Хотя, конечно, многие останавливаются на манге. Это довольно субкультурная вещь, в то время как графическая новелла в некоторых странах считается частью национальной культуры и поддерживается - а главное признается, государством. Поэтому рекомендательные сервисы интернет-магазинов честно сообщают, что покупатели комикса Нила Геймана "Sandman" еще заказывают не старые выпуски "Супермена", а, скажем, книжки Стивена Кинга и пулитцеровского лауреата Майкла Шейбона. И это только если говорить о поп-культуре.


У нас сейчас тоже появились почти все жанры рисованных историй - и высокие, и ширпотреб, для эстетов и для самых маленьких. В основном все же это мусор. Лучшие издания продаются пока что только в оригинале - на английском или французском, но важные книги уже переводят и на русский язык. Эти лучшие книги рисованных историй, думаю, непривычно воспринимать тем, у кого в тинейджерстве не было порядочного опыта чтения комиксов. А его почти ни у кого не было. В основном нынешние любители жанра открывали для себя все эти сокровища уже вполне сформировавшись - вместе и наравне с новой европейской прозой или американским артхаусом.


Многие из таких книг и есть в некотором смысле артхаус. Потому что они рассказывают о сложных и нетривиальных вещах, потому что их язык - и текстовый, и графический, - часто очень причудлив; потому, наконец, что для чтения таких графических романов нужно быть хорошо эрудированным человеком.

 


Кадр из фильма "Цыпленок с черносливом" (Poulet aux prunes), режиссеры Маржан Сатрапи (Marjane Satrapi) и Венсан Паронно (Vincent Paronnaud)


Сейчас в связи с венецианским фестивалем снова заговорили о режиссере и художнике из Ирана Маржан Сатрапи. Ее фильм "Цыпленок с черносливом" показывали в конкурсе Мостры - а ведь он снят по комиксу! Другой фильм Сатрапи, "Персеполис" об Иранской революции 1979 года, получил четыре года назад приз Жюри в Каннах и выдвигался на "Оскара". Он тоже снимался по комиксу, и этот комикс - настоящий хит в Европе. Его в России, как и "Цыпленка", кажется, еще не издали, но найти на французском его можно и, пожалуй, нужно.


Зато у нас только что, буквально на днях, выпустили "Священную болезнь" - большой графический роман наставника Сатрапи в рисовании комиксов Давида Б. Этот Давид Б, или Бошар, когда-то опубликовал "Персеполис" и прославил Сатрапи. Сам он не так знаменит, потому что не был ни в Каннах, ни в Венеции, однако его графические истории, на мой вкус, и глубже, и изящнее, и богаче на выдумку. Бошар начинал с того, с чего начинают все мальчишки - рисовал в промышленных масштабах войнушку: сабли, схватки, взрывы, кони-люди в кучу. Затем стал публиковать в виде комиксов собственные сны. Наконец он выпустил работу жизни, эту самую "Священную болезнь", фэнтезийную автобиографию о жизни с братом-эпилептиком - дьявольски красивую и очень печальную.

 

"Священная болезнь" наводит грусть не потому, что болезнь побеждает (побеждает) или в конце кто-то умирает (не умирает), а каким-то специфическим настроем, очень хорошо знакомым нам по книгам Мишеля Уэльбека. В его "Элементарных частицах" пожилой интеллектуал искал выход из тупика своего одиночества при помощи секса - и не находил. Так же, как и все, наверное, образованные европейцы 1970-х, герой Уэльбека приезжает в какую-то псевдорелигиозную коммуну, но только еще больше осознает себя одиноким атомом на том празднике тел.


В "Священной болезни" мистические увлечения Европы отражены даже с большим старанием и большей насмешкой. Родители Давида и его брата-эпилептика Жана-Кристофа, разочаровавшись во врачах, пробуют все, что мог им предложить религиозный Ренессанс 1960-1970-х: макробиотику, спиритизм, мантры, антропософию, вуду и т.д. Все это преломляется в детском сознании Давида (тогда еще Пьера-Франсуа; новое имя он взял позже, из солидарности с еврейским народом) мутирует, завивается причудливыми колечками, начинает кишеть щупальцами и ложноножками - и застывает на бумаге. От этого постоянного мистического поиска мальчик только сильнее замыкается; он начинает разговаривать с мертвецами, берет себе в компаньоны дьявола и рисует, рисует. Он пытается наладить контакт с миром, рассказывая истории своих предков - дедушек и бабушек (или может быть, Пьер-Франсуа перебирает в памяти родственников, пытаясь выяснить, не передается ли "священная болезнь" по наследству), но от одиночества это тоже его не избавляет.


Тут на наших глазах разворачивает грандиозная картина трансформации необъяснимого жизненного опыта в миф. Болезнь, природа которой до сих пор не разгадана никакими врачами, превращается в узорчатого змея, который то пожирает свои жертвы, то дает им оседлать себя. Учителя и маги - в полулюдей со звериными и птичьими чертами. Мертвый дедушка, любимый собеседник, - в элегантного господина с птичьей головой. Покойники и духи становятся ближе и милее, чем эти странные взрослые, голем из еврейского квартала - понятливей, чем дорогостоящий психиатр. И все это в благородном черно-белом исполнении, но кучеряво, даже несколько избыточно украшено.


Нагромождая красоту на бумаге, Давид Бошар по-своему изменял реальность, в которой был отчаявшийся брат, замученные эзотерикой родители и равнодушные, ничем не готовые им помочь обыватели. В конце концов, Бошар стал известным художником, но мир, судя по его роману, остался прежним - прекрасным, но пустынным и холодным, где каждый сам за себя.


Таких историй, рассказанных языком комиксов, в действительности довольно много. Но, насколько мне известно, российские комиксисты ничего подобного пока не создали. Что ж, думаю, они еще нарисуют графический роман хоть про Чеченскую войну, хоть про диссидентов или сексуальную революцию.


Прямо сейчас в Петербурге проходит "Бумфест", международный комикс-форум, где знаменитости делятся опытом, специалисты рассуждают о месте комиксов в современном мире, а издатели хвастаются своими книжками. "Священной болезнью", кстати, тоже будут хвастаться - в следующее воскресенье. Кто знает, может она вдохновит и кого-то из наших художников на великие дела. Вот бы радость была обоим полушариям.


Михаил Шиянов


PИА Новости


Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе