Концерт для пустоты с оркестром

Главное музыкальное событие недели произошло в Сарапульском районе Удмуртской Республики. Педагогический коллектив детской школы искусств села Сигаево объявил голодовку. Требование первое — не переводить школу в статус автономного учреждения, поскольку учиться на платной основе сельские дети не в состоянии. Требование второе — восстановить в должности директора Людмилу Сомову, уволенную за отказ уходить в «автономку». Требование третье — снять с должности начальника управления культуры, который достал своей некомпетентностью. За ходом сражения маленького профессионального сообщества против армии воинствующих администраторов наблюдал корреспондент «РР»

Ария каменного гостя

12 марта в 7 часов вечера в концертном зале на полном скаку оборвалась «Кубанская залихватская» в обработке композитора Евгения Дербенко. Шестеро мальчиков с баянами, две девочки с металлофоном и одна женщина с бледным лицом обернулись в сторону двери. В нее только что вошел большой человек высокопоставленной наружности. Вошел робко, как родитель, которого вызвали в школу.


— Дмитрий Ахметович Мусин, федеральный инспектор полпреда президента России, — осторожно улыбаясь, представился гость.


Дмитрия Мусина не ждали. Тем более с целым десантом отборных чиновников из Ижевска. Ждали очередного административно-командного набега из районной администрации: а чего это у вас плакаты в учебном классе, а зачем веб-камера работает, а кто разрешил ночевать в служебном помещении?


— Честно говоря, была надежда, что у местной власти хватит ума решить эту проблему самостоятельно, — заговорщицким тоном начал федеральный инспектор.


— Пока не уговорим прекратить голодовку, домой не уедем, — в разговоре со мной уточнила поручение полпреда пресс-секретарь Дмитрия Мусина.


Это было уже через четыре часа после «Кубанской залихватской». И особых надежд на скорое возвращение в Ижевск у делегации к тому времени еще не было. Женщин в Сарапульском районе так просто федеральным инспектором не очаровать. Женщины в Сарапульском районе вообще на редкость несговорчивые. Особенно если на протяжении предыдущих двух лет их никто не хотел слушать.

Монтекки и Капулетти


Сарапул — очень серьезный город. Во-первых, в нем живут больше ста тысяч человек. Во-вторых, отсюда родом Надежда Дурова — кавалерист-девица, герой войны 1812 года. В-третьих, здесь, на реке Каме, снимали советский фильм «Волга-Волга». Ну и наконец, главное — именно отсюда в 2011 году во время сеанса телеобщения Владимира Путина с народом прозвучал легендарный вопрос: «Почему все так хреново в Сарапуле?!»


Струна, которая громко лопнула на прошлой неделе, начала натягиваться еще восемь лет назад, когда начальником районного управления культуры стал бывший киномеханик Сергей Куприянов. Всю жизнь он имел дело с механизмами, живых людей привык видеть на экране, где они из года в год совершали одни и те же поступки, был человеком безропотным, послушным и малообщительным, как и все киномеханики. Пока он занимал свою скромную должность, коллеги по культурному сектору его жалели и даже любили. В начальники он особо не рвался, инициатива исходила от руководства, которому вдруг понадобились именно такие люди. Но, став главным по культуре, киномеханик перенес привычные методы работы с механизмов на людей. И для тех, кто действительно занимался творческой деятельностью, а не ее имитацией, стал просто невыносим.


На другом конце струны директор школы искусств Людмила Сомова, миниатюрная женщина в коричневых очках, последний отблеск окуджавского образа героического провинциального интеллигента. У нее хорошо поставленный голос и безотказный педагогический прием — всех хвалить.


— Что? Ваня снова не хочет учить Черни? Ну и что, зато у него красивые глаза. Татьяна Борисовна, посмотрите, какие у Вани хорошие, умные глаза. Отпустите его сегодня домой, он в следующий раз обязательно выучит Черни.


Что остается бедному Ване после этого? Ну конечно — выучить Черни.


Директором Сомова стала в 26 лет и за три десятилетия, которые прошли с тех пор, так и не обзавелась отдельным кабинетом. В музыкальной школе вообще разительный контраст формы и содержания. Здесь вечная атмосфера свободного творчества, здесь сложились уже целые ученические династии, дети со взрослыми почти на равных. При этом снаружи школа больше похожа на обстрелянный военный лазарет: даже «отуалетиться» педагогам удалось лишь четыре года назад — до этого долгие годы санузел представлял собой обычное ведро с ручкой. Всю жизнь у Сомовой была мечта — новое здание. Два года назад мечта начала сбываться. С тех пор отношения с администрацией испортились окончательно.

Половецкие пляски


— Сейчас я пойду позадаю им неудобные вопросы и сделаю ряд предложений, от которых трудно отказаться, — к концу разговора в концертном зальчике федеральный инспектор обращался уже не только к учителям, но и к ученикам, а также их родителям, которых набился полный зал. — Вы, главное, пока не волнуйтесь. Валерьянка-то есть?


За час общения Дмитрий Мусин успел узнать следующее. В 2011 году республика наконец выделила деньги на здание новой школы искусств. Осталось правильно разложить административный пасьянс: если заказчиком строительства выступит бюджетная организация, то придется проводить тендер. Поэтому Сомовой было предложено (точнее, приказано) перерегистрировать школу в качестве автономной организации: в этом случае тендер проводить не надо.


— Но ведь тендер придуман для того, чтобы за счет конкуренции снизить стоимость работ. Или я чего-то не понимаю? — спросил Мусин, который на самом деле все, конечно, понимал.


Дело в том, что в реквизитах генподрядчика стоит фамилия «Прасолов», и это многое объясняет. Алексей Прасолов — глава фракции «Единой России» в госсовете республики и главный строитель региона. Почти все серьезные подряды в Удмуртии достаются его компании. Но наивные творческие женщины из музыкальной школы мыслят аполитично. Они не знают, кто такой Прасолов, зато очень хорошо понимают, что такое «АНОшка» (автономная некоммерческая организация).


— Это фактически постепенный перевод бюджетников на самоокупаемость, — говорит заместитель директора школы Светлана Азиатцева. — Схема такая: администрация больше не несет ответственности за обеспечение учебного процесса, она лишь формирует некий минимальный заказ и дает возможность дополнительного заработка. На практике это тут же приводит к введению платы за обучение. В Ижевске на автономку недавно перевели школу искусств № 2. Теперь там родители платят по две тысячи в месяц за ребенка. У нас таких расходов люди не потянут.


Для того чтобы сделать бюджетную музыкальную школу «АНОшкой», по уставу положено согласие коллектива — ну, или хотя бы подпись директора. Как только стало ясно, что Сомова непреклонна, ее просто уволили по 278-й статье Трудового кодекса — без объяснения причин. На ее место назначили Сергея Кириянова, преподавателя-баяниста, которого недавно сделали директором Дома культуры «Северный».


Кириянов тоже человек неплохой — мягкий, покладистый, беззлобный. Не исключено, что при других обстоятельствах коллектив с ним даже сработался бы. Но уж больно много всего за последнее время происходило с учителями «без объяснения причин». На каждое «зачем?» в администрации отвечали: «Затем, что я так решил». На каждое «почему?» — «Потому что я начальник». На каждое «а мы?»  — «Идите работайте, если будет надо, вас позовут». На каждое «но мы же люди!» — «Не имеете права!»


— Ну все, — обреченно вздохнула Людмила Пономарева, руководитель хора мальчиков, прочитав приказ об увольнении Сомовой.


— Нет, не все, — медленно произнесла Светлана Азиатцева.


Все вздрогнули. Раньше никто не слышал у нее такого голоса.

Танец маленьких лебедей


Если бы у Азиатцевой был еще и актерский талант, она вполне смогла бы сыграть в кино Маргарет Тэтчер. Выросла без отца, мать — воспитатель детского сада с копеечной зарплатой, с детства все сама. Разговаривая со мной, Света чинит розетку. До «маленькой музыкальной революции» ее характер проявлялся разве что в маниакальном творческом упорстве: она, например, сплотила строптивых мальчиков в ансамбль баянистов и уже пятнадцать лет не дает ему распасться. Но в экстремальных условиях подруги узнали ее с новой стороны: именно Азиатцева стала организующей и направляющей силой протеста.


Аня Красова — выпускница сигаевской музыкальной школы, работает теперь в ней методистом. Сейчас вся с головой в разработке концепции «предпрофессионального обучения» — чтобы ученики за семь лет учебы не только научились играть первую часть Лунной сонаты, но и захотели продолжить обучение в музыкальном училище. Сама заболела музыкой в раннем детстве, когда впервые увидела у бабушки дома фортепиано: «А тут еще у нас свет погас, и я первые свои ноты брала при свечах!» Ездила учиться за двадцать километров из деревни Кигбаево, закончила школу экстерном. В протестной команде ее роль — делопроизводитель. Законы, бумаги — это все на ней.


Татьяна Косолапова — преподаватель фортепиано, именно у нее училась Аня Красова. На первый взгляд человек малозаметный и заурядный, на все вопросы о творческой биографии отвечает: «Да как-то все случилось само собой». Но почему-то эта Танина «обыкновенность» всегда дает лучший результат: именно ее ученики получают больше всего призов на конкурсах. Подруги говорят, что главная ее черта — рациональность, это качество очень пригодилось во время переговоров с администрацией.


Зам по воспитательной работе Надежда Чулкова — это леди позитив. В моменты, когда женщины уже находились на грани нервного срыва, ей было достаточно нескольких слов, чтобы восстановить душевное равновесие всей команды. В мирное время она преподает теорию музыки и сольфеджио. Этот самый отвратительный предмет ей удалось сделать любимым даже для мальчишек пубертатного возраста — она просто ввела уроки «сладкого сольфеджио» с очень продуманной системой кондитерского поощрения. А чтобы оперные арии и балетные увертюры перестали превращаться в колыбельные, дети на ее уроках делают кавер-версии мировых шедевров. Недавно, например, смонтировали ролик, в котором «Евгения Онегина» поют смешарики.


— У меня в детстве тетушка была, Ида Васильевна, большая выдумщица, — рассказывает Марина Жижина, преподаватель фортепиано. — Она приезжала раз в сто лет, но обязательно что-то вытворяла. И вот однажды приходит и говорит: «А пойдемте я вас с Леней в музыкальную школу отведу». И отвела.


Похоже, от Иды Васильевны Марине досталась не только профессия, но и что-то на генетическом уровне. Она тоже любит что-нибудь учудить. Например, вышла за грузина и уехала жить в Гагры. Однажды поехала в отпуск на родину, а в Абхазии началась война. Все бежали оттуда, а она  — туда. В общем, к трудностям ей не привыкать.


Но в номинации «Что-то с чем-то» бесспорный лидер, конечно, Людмила Пономарева (фортепиано, хор, вокал). Это человек, с которым постоянно что-то случается. Если она покупает парик, то можно не сомневаться, что он зацепится за гвоздь и соскочит с головы в самый торжественный момент. Но комичный образ не мешает ей быть человеком с гипертрофированной совестью. Вот лишь один пример: однажды в молодости Люда побывала в Польше и попала на экскурсию в Освенцим. С тех пор она никогда не лечит зубы под наркозом. Объясняет это так: «Если людям пришлось терпеть такие страдания, я тоже должна их терпеть». И лучше не спрашивать почему. Так надо.


Перед голодовкой девочки условились: что бы ни случилось, занятия не прекращаем. Даже когда от них в ультимативной форме потребовали явиться в здание администрации для переговоров, они отказались: у нас уроки. Даже когда местные чиновники явились в школу сами, их не приняли: у нас уроки, приходите вечером.

В пещере горного короля


— Как вы, наверное, уже догадались, я тут не случайно, — Мусин обвел взглядом длинный стол в конференц-зале администрации, где собрался весь районный партхозактив и немножко областного. — Вопрос вышел из правового поля в политическое. Времени для того, чтобы решить его в штатном режиме, было предостаточно. Никто отсюда не выйдет до тех пор, пока не будет принято приемлемое политическое решение. А дальше пусть юристы думают, как его правильно оформить.


В ответ последовал длинный речитатив главы района Игоря Асабина с несложным мелодическим рисунком: мы все сделали правильно, потому что действовали в рамках закона.


— Вы сейчас с кем разговариваете? — выдержав паузу, спросил Мусин. В зале зависла еще более тяжелая пауза. Обстановка все больше напоминала школьную. Послушный класс перепутал расписание и выучил не те уроки. Учитель понимает, что ставить двойки не в его интересах, но показательный разнос устроить не помешает.


— Сергей Федорович, а что у нас в районе вообще с культурой? — федеральный инспектор обратился к начальнику управления культуры Куприянову, который пристроился на камчатке, в самом дальнем конце стола.


— В смысле? — киномеханик медленно поднялся с места и стал теребить в руках ручку.


— Все ли хорошо?


— Ну...


— Сколько у вас, например, творческих коллективов?


Тишина. Вдруг в воздухе — с детства знакомый шепот подсказки. «Двенадцать», — как бы смотрит в потолок Ольга Киселева, заместитель Куприянова. Инспектор сидит на другом конце стола, ему шепота не слышно, но я сижу прямо напротив.


— Двенадцать, — ожил Куприянов. — Из них четыре появились при мне, — продолжает говорить его голосом мадам Киселева.


— Хорошо. А какие претензии к директору музыкальной школы?


— Ну... Мало выпускников поступает в вузы.


— А разве поступление в вузы — главный критерий оценки работы музыкальной школы? — Мусин повернулся к первому замминистра культуры Удмуртии. — Валентина Михайловна, вы на этот счет какого мнения?


— Поступление в вузы не единственный и не главный критерий работы школ искусств нашей республики. В них дети получают дополнительное образование, рассчитанное на общее развитие личности. В региональном рейтинге из 56 аналогичных учреждений сигаевская школа искусств занимает 15-е место, — отбарабанила отличница Дерюшева.


— Тогда в чем проблема? — снова выдержав фирменную паузу, обратился к чуть живому Куприянову грозный представитель президента.


В общем, через два часа мучительной, но безопасной публичной порки, а также кулуарных переговоров с первыми лицами района Мусин выдавил из них «политическое решение»: Сомову на работе восстановить, от планов перевода школы в автономку отказаться, а Куприянову объявить взыскание.


— Нет, это неприемлемо, — голосом Маргарет Тэтчер решительно ответила Светлана Азиатцева, когда «челночный дипломат» Мусин сообщил педколлективу, с какой добычей он пришел из здания напротив. — Мы требовали увольнения Куприянова. И продолжаем на этом настаивать.


Федеральный инспектор с тоской смотрит в свой мобильник. Двенадцатый час ночи.

Полет шмеля


Володя Черницын очень похож на Брюса Уиллиса. Сходства добавляет то обстоятельство, что он почти всегда одет в натовскую военную форму. У него в Сарапуле свой автосервис и несколько магазинов, один из которых торгует спецодеждой. В юности был активным комсомольцем, потом занялся бизнесом, а в 99-м году решил на дурака пойти в депутаты удмуртского госсовета. В результате два уголовных дела и условный срок. Когда проводили обыск в квартире, он увидел на щеке у мамы слезинку и дал себе слово, что не забудет, не простит. С тех пор Володя представляет собой редкую смесь адекватного делового человека и городского правдолюбца с нехарактерной для этих мест активной гражданской позицией и даже собственной организацией — Комитетом народного контроля.


— Мой аккумулятор — это злоба, — Черницын стискивает зубы и становится совсем похож на Брюса Уиллиса. — А моя тактика — сплетать из этих людей вот такие змеиные клубки. Чтобы они кусали друг друга, кусали...


Я о нем так подробно рассказываю, потому что он только что повздорил с Мусиным. И вообще Володя один из полноценных героев истории учительского протеста. Когда ученики и выпускники бросились распространять информацию о голодовке по соцсетям, он вовремя ее заметил и подключился. С этого момента Володя стал в женской музыкальной команде бесплатным юрисконсультом, пиар-менеджером и даже охранником. Вот сейчас, например, не дал Мусину провести с женщинами тайные переговоры: мало ли что.


Впрочем, Черницын не единственный мужчина во всей этой истории, который не убоялся грозного представителя президента. Похоже, его тут вообще никто особо не испугался.

Жизнь за царя


— Наш район фактически напрямую управляется президентом Удмуртии Александром Волковым. Все решения принимаются в Ижевске, здесь только шоу разыгрываются, — объясняет смысл происходящего Виталий Патрикеев, член политбюро сарапульского райкома КПРФ, крупный по местным меркам бизнесмен, бывший депутат райсовета. Репутация у него в районе неоднозначная: одни называют бандитом, другие — честным советским ментярой, но в осведомленности ему не отказывает никто. Встречу назначил на кладбище: сегодня схоронил своего старого друга — бывшего местного начальника ГАИ.


— Шарафутдинов Ильдар, глава администрации района, бывший председатель колхоза в Девятове, который он и развалил. Я сам ездил к нему левую картошку покупать. — Разговор с Патрикеевым как-то сразу складывается в жанре оперативного досье. — Человек-трамвай, понимает только административную логику, совершенно не умеет общаться с людьми. В коррупции не замечен, бизнеса своего не имеет, поскольку бизнес — слишком сложный для него вид деятельности.


Патрикеев с чувством глубокого удовлетворения оглядывает бескрайнее кладбище и продолжает:


— Асабин Игорь. Вырос в семье учителей, интеллигентный в принципе парень. Характер мягкий, при любом нажатии очень легко сдает позиции — мне, как менту, это особенно заметно. Во власти чувствует себя неуютно, но неплохой бизнесмен, у него компания «Ижтрубопроводстрой», много заказов по Удмуртии. Рассчитывал недолго здесь посидеть и подняться в региональные структуры.


Оба персонажа свои характеристики оправдали уже на следующий день: Игорь Асабин по мягкости душевной в назначенное время на интервью просто не явился, а Ильдар Шарафутдинов, застигнутый в своем кабинете, пробурчал что-то про подломленную федеральным инспектором вертикаль власти и сплавил меня своему заместителю Владимиру Шумихину. Его Патрикеев охарактеризовал как реальную аппаратную силу местной администрации и, скорее всего, реального заказчика тех действий киномеханика Куприянова, которые и привели к учительской голодовке.


Владимир Петрович — личность неприятная, но все-таки личность. Два высших образования, три операции по онкологии, двенадцать наград на чемпионате республики по стрельбе. Четверть века назад пришел сюда в качестве инструктора по идеологии и, в сущности, им и остался. Человек с повадками легендарного обер-прокурора Святейшего синода Константина Победоносцева, с той лишь разницей, что избыточный конформизм мешает ему иметь такие же твердые ценности.


— Да не собирался их никто в автономные учреждения навсегда переводить, — с досадой говорит мне Шумихин. — Это был административный маневр, чтобы обойтись без тендера и построить новое здание школы искусств на два года быстрее, вот и все. Захотели бы — вернулись потом в прежнее юридическое состояние.


Скорее всего, Шумихин не лукавит. По крайней мере в республике действительно нет такой установки — загонять всех в «автономку». Это даже не очень-то и приветствуется.


— Ну а почему нельзя было женщинам все это спокойно объяснить? Они бы поняли.


— Потому что они с самого начала повели себя неправильно. Не надо демонстрировать свою значимость! Управление культуры — учредитель школы. Оно имеет право отдавать распоряжения, а дело педколлектива — их выполнять.


— А мне кажется, весь этот конфликт сложился исключительно из-за недостатка человеческого общения. Вон Мусин приехал, поговорил с людьми — и все получилось.


— У Мусина все получилось, потому что ему было разрешено поставить этот случай в порядок исключения. А мы работаем в режиме законов и инструкций. И не надо на нас давить.

Ода к радости


Трудовой договор с Людмилой Сомовой все-таки подписали. Куприянова все-таки уволили. По 278-й статье, «без объяснения причин». На место начальника управления культуры назначили ту самую Ольгу Киселеву, которая подсказывала ему правильные ответы. Говорят, хорошая тетка, добрая, единственный недостаток — состоит на учете в наркодиспансере.


Это случилось через пару дней. А в ту ночь протокол об условиях прекращения голодовки подписали только во втором часу ночи. В тесном концертном зальчике школы искусств собралась вся местная элита, обстановка напряженная, запах реальной политики. Последний час переговоров был просто невыносим. Учителя упорно пытались сделать невозможное — предусмотреть в тексте протокола все нюансы, чтобы не оставить противнику возможности для юридически грамотного обмана. Мусин давал честное государственное слово, что теперь все будет по-другому, что уж на него-то можно положиться, он проконтролирует. Глава района Игорь Асабин и глава администрации района Ильдар Шарафутдинов даже в такой ситуации умудрялись вести себя вызывающе: шипели, юлили, огрызались. Будь на моем месте какой-нибудь социолог, он бы жадно записывал все это на видео, чтобы потом описать в деталях, как выглядит утрата власти и какую роль в политической природе играет фактор доверия. Я же просто зверски хотел спать и жрать и уже ни о чем не думал.


Наконец подписи поставлены. Мусин делает победное заявление для удмуртского телевидения. После некоторого раздумья Людмила Сомова даже согласилась пожать Асабину руку. Мусин попросил чиновников развезти учителей по домам, но те сказали, что у них сейчас нет свободных машин. Пришлось стараться нам с Брюсом Уиллисом. Четверых взял с собой он, троих — я.


— Зубы что-то ноют, — пожаловалась на прощание Людмила Пономарева (фортепиано, хор, Освенцим). — Надо завтра к стоматологу сходить.

Эксперт

 

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе