Они не дружили — Борхес и Кортасар, — и встречались считанное количество раз. Причём первая их встреча — самая знаменитая, легендарная — остаётся под большим вопросом. В своих интервью и статьях Борхес не единожды говорит о том, что именно он открыл Кортасара: «Я, например, не знаю достаточно хорошо творчество Кортасара, но то немногое, что мне известно — несколько рассказов, — кажется мне превосходным. Я горжусь тем, что был первым, кто опубликовал его произведения. Когда я издавал журнал под названием “Los anales de Buenos Aires” (“Летописи Буэнос-Айреса”), ко мне в редакцию, вспоминаю, явился рослый молодой человек и вручил мне рукопись. Я сказал, что прочитаю её, и через неделю он пришёл. Рассказ назывался “La casa tomada” (“Захваченный дом”). Я сказал, что рассказ превосходный; моя сестра Нора сделала к нему иллюстрации. Когда я был в Париже, мы встречались раз или два, но более поздние произведения Кортасара я не читал»[3]. Или: «В сороковых годах я был секретарём редакции в одном достаточно неизвестном литературном журнале. Как-то раз, в обыкновенный день, рослый молодой человек, лицо которого я не могу сейчас восстановить в памяти, принёс рукопись рассказа. Я попросил его зайти через две недели и пообещал высказать своё мнение. Он вернулся через неделю. Я сказал, что рассказ мне понравился и уже поставлен в номер. Вскоре Хулио Кортасар увидел свой “Захваченный дом” напечатанным с двумя карандашными рисунками Норы Борхес. Прошли годы, и однажды вечером, в Париже, он сказал мне, что это была его первая публикация. Я горжусь, что помог ей появиться на свет»[4].
Вышедший в 1946-м «Захваченный дом» не был первой публикацией Кортасара, первым был сборник сонетов «Присутствие», в 1938 году — под псевдонимом Хулио Денис, как и рассказ «Делия, к телефону», вышедший в 1941-м; а после них — уже за подписью «Хулио Ф. Кортасар» — рассказ «Ведьма» и поэма «Не такая, как все» в 1944-м, а также эссе «Греческая урна Джона Китса» и рассказ «Положение руки». Другое дело — художественное качество этих вещей, и с такой точки зрения «Захваченный дом» действительно первый опубликованный по-настоящему кортасаровский рассказ.
Что же касается столь памятной для Борхеса встречи, то по словам другого фигуранта, её не было: «Однако сам Кортасар в октябре 1967 года рассказал Жану Андреу, что рассказ он отдал одной своей приятельнице, а та передала его Борхесу, поскольку сам Кортасар был тогда с ним незнаком».
Единственная задокументированная их встреча произошла в 1964 году в Париже, когда они случайно столкнулись в здании ЮНЕСКО: «Они тепло приветствовали друг друга и даже, что удивило Кортасара, дружески обнялись и поболтали несколько минут».
Встреч могло быть больше — время от времени Кортасар наведывался на родину, а Борхес приезжал в Европу, — если б они так не избегали общения между собой. Они признавали литературный талант друг друга, но их разделяли непримиримые политические взгляды: у Борхеса — крайне правые, реакционные; у Кортасара — левые.
Кортасар горячо поддержал Кубинскую революцию, и даже когда она в конце 1960-х дискредитировала себя политическими репрессиями и многие латиноамериканские писатели, близкие друзья Кортасара: Варгас Льоса, Октавио Пас и другие, до этого выступавшие в защиту Кубы, — заняли по отношению к режиму Кастро враждебную позицию, — Кортасар (как Гарсиа Маркес и Марио Бенедетти) продолжал, возможно, скрепя сердце, утверждать, что Куба — это будущее Латинской Америки. Поддержал Кортасар и приход к власти социалистического правительства Альенде в Чили, Сандинистскую революцию в Никарагуа, ни разу не отказался от приглашения пересечь океан и выступить на форуме или конгрессе в этих странах.
Кортасар участвовал в Майских событиях 1968 года в Париже. М. Эрраес пишет: «<…> он был на баррикадах антиголлистов, которых полиция пыталась усмирить с помощью слезоточивого газа, он был среди толпы, закидывавшей камнями фургоны с эмблемой органов безопасности (CRS) в Латинском квартале, он участвовал в романтическом захвате Сорбонны, предпринятом студентами под крики “Долой запреты” и “Живи настоящим”».
И это не первые его студенческие волнения, захват университета и слезоточивый газ. В октябре 1945-го, на родине, будучи преподавателем факультета философии и литературы университета в городе Мендоса, он участвовал в акциях против профашистской политики Хуана Доминго Перона — и провёл пять дней в тюрьме вместе с другими студентами и преподавателями взбунтовавшегося университета. А за год до этого ему пришлось покинуть маленький городок Чивилкой, где он пять лет проработал в школе учителем истории, географии и обществоведения: он никогда не посещал обязательных занятий по Священному писанию, а когда в Чивилкой нанёс визит епископ провинции, единственный из всего преподавательского состава не поцеловал его перстень, а пожал ему руку («<…> меня обвиняют в следующих серьёзных преступлениях: а) недостаток рвения и любви к правительству; б) коммунизм; в) атеизм»[5]).
А все деньги, вырученные за издание романа «Книга Мануэля» (персонажи которого — группа высланных из своей страны и живущих в Париже аргентинцев — готовят похищение Важного Лица, чтобы обменять его на политзаключённых), Кортасар передал в фонд помощи политзаключённым Аргентины.
Симпатии же Борхеса были на стороне тех, кто «<…> спасают свободу и порядок нашего континента, страдающего от анархии и подрывной деятельности коммунистов»[6]. В мае 1976-го, после военного переворота в Аргентине и прихода к власти генерала Хорхе Виделы, Борхес на торжественном обеде, где новый президент встречался с писателями своей страны, сказал ему: «Я пришёл, чтобы лично поблагодарить вас, генерал, за всё, что вы сделали для родины, спасая её от бесчестья, хаоса, гнусности, в которой она погрязла, и более всего — от идиотизма»[7]. А через полтора года, когда судьба Аргентины была решена и «эскадроны смерти» похищали по ночам всех, кто был заподозрен в оппозиционной деятельности — и их родственников (Кортасар очень переживал, что из-за него могут подвергуть репрессиям его старую мать и сестру), увозили в неизвестном направлении, убивали или помещали в засекреченные концентрационные лагеря (всего же за время правления Виделы — с 1976-го по 1981 год — пропало без вести около 30 000 человек), — Борхес « опубликовал в еженедельнике “Мы” дифирамб в честь военного правительства, а также произнёс речь, пообещав всемерное сотрудничество с военной хунтой, поскольку она является “правительством настоящих сеньоров” и ещё потому, что “в настоящий момент мы ещё не доросли до демократии”»[8].
Аналогичный политический режим установился в Чили после свержения Альенде Пиночетом. В 1976 году Борхес принял приглашение и прилетел в Чили. Ему присвоили звание доктора философии и литературы Университета Чили, почётного члена Чилийской академии, Пиночет вручил ему орден Большой Крест Бернардо О’Хиггинса. Если б не орден и не Пиночет, Борхес получил бы в том же году Нобелевскую премию — он был самым вероятным кандидатом. Чилийский писатель и политик-коммунист Володя Тейтельбойм приводит слова Артура Лундквиста — одного из шведских королевских академиков: «Я был и всегда буду принципиальным противником присуждения Борхесу Нобелевской премии из-за того, что он поддержал диктатуру Пиночета и позволил использовать себя для пропаганды этой диктатуры, для наведения на неё косметического лоска»[9].
Пиночет оказался «превосходным человеком», «удивляющим своей добротой и сердечностью». «Демократия, — вновь повторяет Борхес, — предрассудок»[10].
Сложнее всего Борхесу и Кортасару приходилось, когда их просили высказать своё отношение не к творчеству, а к личности друг друга. В 1968-м на конференции в Кордове Борхес по поводу Кортасара сказал: «<…> к несчастью, у меня не может быть дружеских отношений с человеком коммунистических убеждений». А Кортасар, когда узнал об этом, со своей стороны подтвердил: « я тоже предпочитаю держаться на расстоянии от дружеских отношений, что избавляет нас обоих от многих печалей»[11].
Однако устойчивый и неизвестно оттуда пошедший слух, что случайно встретившись в музее Прадо в Мадриде, они прошли мимо друг друга, не подав руки, — говорит жена Кортасара, — безоснователен: «Хулио не мог не ответить на приветствие Борхеса»[12].
* * *
Примечания
[1] "Маркес, Борхес, Кортасар отвечают за базар" - cтуденческая поговорка иняза 90-х.
[2] «“Экзамен” — это роман, написанный в духе Маречаля, как и более позднее произведение, роман “Игра в классики”» (Мигель Эрраес «Хулио Кортасар. Другая сторона вещей», пер. А. Борисовой).
[3] «Из беседы с Ритой Гиберт» (пер. Е. Лысенко).
[4] Борхес Х. Л. «Хулио Кортасар. “Рассказы”» (пер. Б. Дубина).
[5] Там же.
[6] Володя Тейтельбойм «Два Борхеса: Жизнь, сновидения, загадки» (пер. Ю. Ванникова).
[7] Там же.
[8] Там же.
[9] Там же.
[10] Там же.
[11] М. Эрраес «Хулио Кортасар. Другая сторона вещей».
[12] Там же.
Андрей Краснящих
Russian Journal