Мушкетер Сергеевич Д'Артаньянский

Михаил Боярский: “Меня не зовут в кино!”

Такое ощущение, что “самый знаменитый мушкетер Советского Союза” в последнее время пропал из поля зрения отечественных режиссеров. Практически не выходят на экраны новые фильмы с участием легендарного актера. Последняя работа в кино — “Возвращение мушкетеров” — картина, неоднозначно воспринятая зрителем. 

А между тем Михаил Боярский по-прежнему фанатеет от “Битлз” и “Зенита”. Воспитал сына и дочь. Не изменяет знаменитой черной шляпе. И поймать его дома крайне сложно: все концерты да концерты…


— Михаил Сергеевич, для начала весны у вас слишком неприличный загар на лице… 

— Вышло так, что у дочки образовался перерыв в съемках, и мы втроем (супруга, дочка и я) слетали на Мальдивы. Хотелось бы каждый год выбираться, но увы… В этот раз Лиза смогла только пять дней с нами провести, а мы с супругой еще на пять задержались. Я вчера только вернулся — и сразу к вам на интервью.

— Любопытно, популярность Лизы уже достигла той степени, когда вас называют “отцом Лизы Боярской”? 

— Полагаю, достигла.

— То есть ваша дочь уже состоялась как актриса? 

— Нет-нет, у нее все впереди. Она состоялась скорее как участница кинематографического и театрального движения. Вышла на дистанцию вместе с другими актерами. Кто-то сойдет с дистанции, кто-то отстанет, на финиш придут не все. Поверьте, никаких семимильных сапог производства фабрики “Боярский и Ко” у Лизы нет. Наверное, я бы мог ей в чем-то помочь, знакомствами, связями… Но боюсь все испортить. В конце концов, у Лизы свои представления о театре и кино, а у меня — свои. Довольно часто у нас вкусы вообще не совпадают. Другое дело — с супругой у меня полное взаимопонимание: мы воспитаны на одних фильмах и спектаклях.

— Кстати, многие актеры не хотят, чтобы их дети тоже становились актерами… 

— Я это на себе испытал. Папа и мама не хотели, чтобы я стал актером. А ведь они были ведущими ленинградскими артистами! Они мечтали увидеть меня в филармонии, играющим концерт Чайковского. И такие возможности имели место, у меня были определенные музыкальные способности, их можно было развивать и развивать. Но я человек не очень трудоспособный. И прекрасно понимал, что, учитывая специфику профессии папы и мамы, стать актером мне будет проще, чем музыкантом. Хотя, честно скажу, никаких оснований для моего актерства не было вовсе, никакими такими данными я не обладал. Ну, участвовал в школьных постановках. И что?.. Короче, актером я стал потому, что мне лень было заниматься музыкой.

— Все-таки от музыки вы далеко не ушли. И в кино поете, и на концертах… 

— Все-таки самым серьезным певческим стимулом для меня стали битлы. Я запел сразу, как их услышал. Так и пою до сих пор! (Смеется.) Что же касается работы… В театре у Владимирова, когда я пришел к нему, в основном были поющие артисты — Петренко, Фрейндлих. И я пришелся ко двору. Они же не волокли в рок-н-ролле, а тут я — с записями битлов. Театру был нужен молодой герой с гитарой. Я вам больше скажу: мне кажется, что я только из-за своей музыки и получил роль д'Артаньяна.

— Как это? 

— Помню, Дунаевский натурально обалдел, когда узнал, что я знаю сольфеджио. Я пел с листа — мне достаточно было просто увидеть ноты. Другие в то время тратили несколько недель, чтобы хоть как-то выучить мелодию.

— Раз уж зашла речь… Вы не считаете роль в “Трех мушкетерах” главной в своей карьере? 

— Я так не считаю, но так считают, пожалуй, все зрители!

— Почему, как думаете? 

— Просто потому, что фильм слишком часто показывают по “ящику”. Ему уже тридцать лет, и он пользуется популярностью уже не у одного поколения. Эта картина из разряда тех, в которые влюбляются в молодости, а потом смотрят еще и еще. Трудно представить, что человек его посмотрит впервые в 60 лет.

— А недавно на экраны вышло “Возвращение мушкетеров”… 

— Ну… Он может кому-то полюбиться, кому-то понравиться, кто-то его отвергнет и посчитает ненужным. Но такого эффекта, который произвел первый фильм, он никогда не произведет.

— Значит, это окончательная точка в мушкетерской саге? 

— Кстати, я не думаю, что это будет последней серией. Возможны варианты, но уже не с нашим участием. Продолжение может быть любым. Мушкетеры могут появиться и в современном мире. Если бы не кризис, я убежден, стали бы снимать о мушкетерах какой-нибудь фильм серий эдак на 150, целиком и полностью по роману Дюма.

— А ведь в свое время ленинградские театры отказывали вам в ролях. Как вы с этим справлялись, как сохраняли веру в себя? 

— Да не было никакой потери веры. Обычный страх студента, который даже не знает, где в театре служебный вход и к кому обращаться, чтобы взяли на роль. Это было загадкой не только для меня, но и для таких же, как я, молодых актеров. Мы и ходили стайками — поодиночке никто не пробовался. Приходили впятером или всемером: “Здрасьте! А когда у вас пробы?” — “А у нас проб нет!”. Я пробовался во все театры сразу — в некоторых обещали взять. В Пушкинском мне говорили: “Считай, ты уже в труппе”. Я даже расслабился как-то. Я не хотел идти в Пушкинский, потому что это академический театр, волосатых там не особенно чествуют. Но там работала моя тетя, народная артистка СССР, там был Игорь Олегович Горбачев, который преподавал моему брату и играл с ним вместе, он был прекрасно знаком с моим отцом, с дядей: “А! Миша! Что ж, уже вырос! Уже артист! Ну, приходи, покажешь, что умеешь. Считай, что ты у нас в театре”. Иногда я его ждал по пять, а то и по семь часов. А он уходил через другой вход. Я возвращался на следующий день и слышал: “Миша! Уже артист! Приходи, покажешь, что умеешь”. Словом, я понял, что тут мне не светит, но Игорь Олегович, вероятно, не хотел мне об этом говорить. Я вроде как друг семьи, а он — интеллигентный человек. В лоб мне не отказывал, я сам потом понял.

— Вам частенько приходится путешествовать из Петербурга в Москву и обратно. Жителем какого города себя больше ощущаете? 

— Кто у нас в поезде чаем распоряжается? Проводник. Вот это я и есть! Завтра возвращаюсь в Питер. А еще через несколько дней — снова в Москву. Для нормального человека такой график невозможен. Но я ненормальный, занимаюсь этим уже в течение тридцати лет. И слава Богу, что это только Петербург—Москва, — как говорится, полбеды. Знаете, если навскидку подсчитать, я уже лет семь жизни провел в дороге.

— Есть у вас такое место, где можно спрятаться ото всех? 

— Такая возможность представляется дома — у меня редко кто бывает. Лизу я почти не вижу: она либо за рубежом на театральных гастролях, либо на съемках. У жены много спектаклей. Сын живет отдельно с женой и двумя дочками. Так что я привык к домашнему одиночеству. Даже готовлю иногда. (Смеется.) Вообще мое самое любимое время — с полуночи и до пяти утра. Потом я уже спать ложусь. Я — “сова”. Домашние уже привыкли. Лиза тоже раньше четырех не ложится. Жена пораньше — она часа в три уже засыпает. А Лиза — за компьютер, роли учить. Я — в своей комнате. Ну а так… Собираемся на кухне, чаи гоняем до утра.

— Лично вы какие роли в будущем собираетесь учить? 

— Никакие.

— Как это? Вы бросаете кино и театр? 

— Да нет, работы хватает. Но в основном это творческие встречи, так скажем. Что же касается серьезной работы, где бы я, например, расписался бы под сценарием, — увы… Часто зовут в антрепризу. Отказываюсь. Иногда боюсь столкнуться со своей творческой несостоятельностью. Иногда — с творческой несостоятельностью человека, который предлагает мне роль. Что такое антреприза? Минимум репетиций, а потом — Израиль, Америка и другие страны мира. Мне неинтересно так зарабатывать. Проще взять гитару и одному выйти на сцену какого-нибудь клуба. Тут я сам себе хозяин.

— А роли в кино? 

— Меня не зовут в кино. А сам себя я предлагать не умею.

Сергей Аверин

Московский комсомолец
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе