«Поэт — это образ жизни»

Иосиф Бродский — о поэзии, женщинах и одиночестве.
30 лет назад, 22 октября 1987 года Нобелевская премия по литературе была присуждена Иосифу Бродскому.
Фото: Getty Images/Ulf Andersen
 

Среди советских и российских литераторов он стал пятым лауреатом престижной награды — после Ивана Бунина, Бориса Пастернака, Михаила Шолохова и Александра Солженицына. К этому времени поэт уже 15 лет жил за границей — в тот день он находился в Лондоне и о награждении узнал от своей знакомой. В первом «нобелевском» интервью, которое он дал через несколько часов британской радиостанции Би-би-си, Бродский сказал, что, несмотря на эмиграцию и успешную работу за рубежом, остается прежде всего русскоязычным поэтом. Это, впрочем, не помешало ему обрести всемирную известность.

Портал iz.ru собрал яркие высказывания поэта из многочисленных интервью, которые он в разные годы давал отечественным и зарубежным изданиям.



О Нобелевской премии

Я польщен и изумлен. Это главные ощущения. Я узнал об этом только четыре часа тому назад. Во время ланча со знакомыми вошла приятельница, которая сказала, что звонили со шведского телевидения, чтобы я вернулся в то место, где я здесь нахожусь, и вот, собственно, и всё.

Из нее самой (премии. — Прим. iz.ru) не так уж много вытекает. А уж если человек искренне считает, что ее заслужил, то это полная катастрофа.


Вручение Нобелевской премии по литературе И. Бродскому, 1987 год
Фото: TASS/AP/Borje Thuresson

 

О себе

Мне кажется, что меня лучше читать, чем со мной иметь дело.

Я состою из трех частей: античности, литературы абсурда и лесного мужика.

Помню, как-то один знакомый — мне тогда было 22 года — задал вопрос: «Джо (так он меня называл), как бы ты определил суть того, что ты делаешь?» Я ответил: «Нахальная декларация идеализма».

Всё, что я делаю, — это хорошо, иначе я не делаю.



О своем утре

Я просыпаюсь, пью кофе и смотрю, что у меня лежит на столе. В основном там лежит не то, что хотелось бы. Или письмо, на которое надо отвечать, или книга, которую надо рецензировать, или речь, которую надо будет произносить. Я бы предпочел сесть и начать царапать свои стишки, но чем старше ты становишься, тем сложнее твоя жизнь.



Об идеале

Любой идеал хочется достичь, обнять, спать с ним. Настоящий идеал — как линия горизонта, он недостижим.


Иосиф Бродский в Вене в 1972 году
Фото: Getty Images/Bettmann



Об интеллигенции

Дворянин, если ты его оскорбил, мог вызвать тебя на дуэль — интеллигент же этого не делал. Он писал статью.



О поэзии и творчестве

Пишу я для себя и только для себя в проекции.

У человека есть множество способов искалечить свою жизнь и, значит, если он поэт, — излить горечь в своих песнях.

Писатель — одинокий путешественник, и ему никто не помощник.

Поэт — лучший судья своих стихов. Лучше, чем любой критик. У меня тоже есть собственная иерархия стихов. Не всегда последнее стихотворение — лучшее. Мои лучшие стихи — «Бабочка» и «Ист Финчли».


В старости редко кто пишет хорошо. Мудрость — да, мысль — редко.

Поэт — это образ жизни.



О женщинах

Мужчина может оправдаться перед самим собой с помощью общих понятий. У женщин же нет подобного размаха воображения. Женщина видит несчастье. Сломанную жизнь. Мучения. И вот — она попросту плачет.



О жизни

Есть колоссальное достоинство и мудрость в том, чтобы сидеть на одном месте и смотреть на мир, и тогда в тебе всё отражается, как в капле воды. Но я не думаю, что это плодотворно.

Я думаю, что ничего в жизни не следует хотеть слишком сильно.

К высказываниям критики, даже доброжелательной, следует относиться сдержанно. Вообще оказываться предметом сильных чувств — любви или ненависти — неловко.

Будущее, мягко говоря, есть частная утопия индивидуума.



О человеке

Человек одинок, как мысль, которая забывается.

Если человек начинает меняться, в лучшую или худшую сторону, я бы не стал объяснять эти перемены обстоятельствами внешними, это исключительно трение времени о его шкуру.

  Человек — это сумма своих поступков.



О главном враге

Вульгарность. Интеллектуальная и духовная вульгарность.



Бродский в Нью-Йорке

Фото: Getty Images/Heritage Images



О русском языке и эмиграции

Для писателя существует только один вид патриотизма: по отношению к языку.

Дома всё помогает и всё мешает; ты знаешь, чувствуешь, где враги и где друзья. Outside Russia ты не знаешь, who is who. Я один на один с языком. Чувство языка обостряется. Ты осторожнее, внимательнее, проверяешь себя несколько раз, чаще пользуешься словарем.

Я завидую своим оставшимся дома соотечественникам — и не только по крупному счету, но и просто потому, что они не лишены этого языкового общения, потому, что, например, слышат бытовую, разговорную речь, которую я хоть и не слишком-то жалую, но которая порой очень пригодилась бы мне в работе.

Независимо от того, каким образом ты его покидаешь, дом не перестает быть родным. Как бы ты в нем — хорошо или плохо — ни жил. И я совершенно не понимаю, почему от меня ждут, а иные даже требуют, чтобы я мазал его ворота дегтем. Россия — это мой дом, я прожил в нем всю свою жизнь, и всем, что имею за душой, я обязан ей и ее народу. И — главное — ее языку.


Автор
Евгения Приемская
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе