«Профессионалы не должны брать под козырек: выполним все, что изволите»

Профессор Наталья Душкина об архитектурном цинизме, вкусовых предпочтениях нуворишей и Москве, которую мы теряем.

Наталья Душкина — историк архитектуры и градостроительства, профессор Московского архитектурного института

Фото: © РИА Новости

Внучка архитектора Алексея Душкина рассказала «МН» о положении архитектурных памятников в современной Москве, авторском праве и борьбе за наследие своего деда

—?Я помню ваше большое телеинтервью вскоре после того, как в Москве сменился мэр. Тогда вы были полны надежд, что разрушение старой Москвы с уходом Лужкова закончится. Ожидания оправдались?

—?Мой ресурс доверия к власти сильно истончился — знаете, такая внутренняя готовность к тому, что могут обмануть, накопленная за десятилетия. Я говорю сейчас только о проблемах наследия. У меня всегда были вопросы к руководителям страны — что же они, слепы были все двадцать лет правления Лужкова? Да нет. Вероятно, по разным причинам их это даже устраивало, к тому же на архитектуру и наследие у нас давно не обращают того внимания, которого заслуживает этот огромный культурный, исторический и политический ресурс. Поэтому я понимаю, что расквитаться с той системой, которая была создана в столице, федеральной и новой московской власти бесконечно сложно. С одной стороны, эта коррумпированная пирамида настолько монументальна, что раздробить ее объективно тяжело, с другой — она и сегодня многих устраивает. Я недавно прочитала комментарий главы крупной риэлторской компании господина Дзагурова. С ума сойти, возмущается он, зачем Москве пять тысяч памятников! Пятьсот отреставрируйте, и достаточно. Это неновая пластинка. В свое время Ле Корбюзье — правда, по другим соображениям — вообще предлагал построить всю Москву заново, сохранив лишь Кремль да два десятка церквей в пределах Бульварного кольца. Вопрос в том, в какой степени руководители столицы окажутся принципиальны в этом вопросе. И как поведут себя профессиональные союзы. Когда сейчас обсуждают отставку Александра Кузьмина, его коллеги в один голос говорят о том, какой высочайший профессионал ушел со своего поста. Да, профессионал, но я все те годы, что Кузьмин был главным архитектором, ждала, когда же профессиональный цех объединится и скажет: то, что происходит в Москве, абсолютно порочно. Это гибельно для города мирового масштаба.

—?Трудно требовать от архитекторов, которые исторически всегда обслуживали власть, подобных гражданских поступков. А Кузьмину, прекрасно знающему всю слабость этого цеха, думаю, просто не на кого было опереться.

—?Архитектура, как медицина, основана на жестких принципах и нормах. Когда дом построен с нарушениями, он может убить человека, если трактовать это в лоб. Но ведь и искалеченная городская или природная среда, в которой все перекошено, поставлено с ног на голову, противоречит не только профессиональному, но и здравому смыслу. Нельзя нарушать профессиональные стандарты, прогибаясь под деньги, под властные решения. Профессия существует для того, чтобы квалифицированно поправлять власть, а не брать под козырек: выполним все, что изволите.

—?В идеале — да. Вопрос, как к этому идеалу приблизиться на практике. В некоторых странах главные архитекторы пожизненно получают должность — именно для того, чтобы иметь рычаги влияния на власть. У Кузьмина таких рычагов не было.

—?И все равно нельзя было так безропотно и даже охотно сдавать поле профессии. За последние 20 лет в архитектуре произошла сильная депрофессионализация, о чем сейчас открыто говорят специалисты. В отрасль, где крутятся большие деньги, хлынуло огромное количество людей, не имеющих ни должной подготовки, ни соответствующих моральных принципов. Вот говорят: построили Манежную площадь, «Царицыно», дворец в «Коломенском» — и народу нравится. Дурновкусие народу нравится. Но архитектура — это еще и великая воспитательная сила. Мы вырастаем такими, какие есть, в зависимости от той среды, в которой существуем. Это абсолютный закон. Философия архитектуры именно потому так высоко ставилась во все эпохи, что там формировались профессиональная культура и этические принципы. В сталинское время Жолтовский, превосходно знавший итальянский язык, а также такие блистательные историки и теоретики архитектуры, как Габричевский, Зубов, занялись новыми переводами теоретических трактатов эпохи Возрождения — там хранится сумма знаний, на которых держится профессия.

—?Это не помешало советским архитекторам на месте храмов строить дворцы советов и бассейны, так чем они лучше современных вандалов?

—?Да, не мешало, всегда находились оправдания… Но справедливости ради надо заметить, что и письма протестные были, да и закона об охране наследия в то время еще не существовало. И все-таки архитекторы того периода отличались — это были люди другой культуры, в том числе профессиональной.

—?Так это же еще хуже. Они понимали, что творят.

—?Продукт, который они производили на фоне уничтожения старой архитектуры, был качественным. Может, я странную вещь для человека, связанного с охраной наследия, скажу, но если там, где это разрешено, на месте уходящих фрагментов старого появляется равноценное или превосходящее по своему качеству современное сооружение, которым может гордиться город, то я «за». Трагедия Москвы состоит еще и в том, что она в самом центре наполнилась неадекватной архитектурой, не отвечающей никаким критериям. В любом случае я уверена, что предание гласности негативных процессов, имен недобросовестных экспертов и лоббистов-застройщиков постепенно будет укреплять этическую, внутреннюю составляющую людей. Я наивный романтик, знаю, но без этого я просто не смогла бы жить в своей профессии, не могла бы заниматься тем, чем занимаюсь.

—?И ваш труд не кажется вам сизифовым?

—?В минуты слабости. Но траектория движения вперед не меняется. Печалит другое. Помогая сохранить наследие в других странах, мне недостаточно удается сделать для своей страны. Настолько велика агрессия слома. Более того, я мало что смогла сделать для наследия, которое было создано в моей собственной семье. Поражений больше, чем достижений. Это и ситуация с выпотрошенным «Детским миром», и с искаженной станцией метро «Маяковская», и то, что происходит сейчас с сочинским железнодорожным вокзалом.

—?До него тоже добралась Олимпиада?

—?К сожалению, да. Вокзал поставили на реконструкцию, хотя это официальный памятник архитектуры. Мало того, наряду с морским вокзалом он эмблемат Сочи, ворота в город. Визуальный блеск роскошной кавказской Ривьеры, которая была создана в этом молодом городе, — это заслуга сталинской архитектуры. Душкин, проектируя сочинский вокзал, писал: я не могу позволить себе работать в угловатых конструктивистских формах — здесь все должно быть подчинено тропической природе этого уникального места. Но скоро мы получим совершенно другой Сочи. О Ривьере забудьте. Туда пришел тот самый градостроительный хаос, о котором мы говорили на примере Москвы. Исчезают дивные панорамы, в которых была растворена архитектура сталинской поры — со всеми этими санаториями, парками, скульптурами. Внутри вокзала уже разрушена часть лестниц — их таким образом приспосабливают для инвалидов. К центральной арочной лоджии прилепили безобразное сооружение из металла и пластмассы, искажающее весь фасад, — рамки для прохода пассажиров. Планируется перекрыть внутренние дворы чудной овальной формы — и это в субтропической зоне. Конечно, в Сочи сейчас идет борьба защитников наследия за сохранение вокзала, но бороться с РЖД не менее сложно, чем с ВТБ. И первый и второй ведут себя так, как будто в стране нет никакого закона о защите наследия. «Детский мир» разрушали под риторику, что Душкин не умел делать гидроизоляцию, что неправильно сделаны каркас и фундаменты. Это все вещал глава «Системы-Галс» (компания-инвестор реконструкции магазина на Лубянке, принадлежащая ВТБ. — «МН»). А ведь все его сооружения — высшей технической сложности.

—?Работает ли в архитектуре авторское право?

—?Оно существует, как и в других видах искусства. Если в советское время авторское право действовало 25 лет после смерти автора, то сейчас — на европейский манер — 70 лет. То есть наследники архитекторов, которые строили в XX веке, получают право наблюдать за этими зданиями почти до середины века XXI. И с точки зрения охраны наследия постройки XX века могут быть защищены вдвойне: и законом о наследии, и законом об авторском праве. Но в России все это пока чистая теория.

—?Почему? Без вашей подписи застройщики могут начать работы на объектах вашего деда или нет?

—?По закону — нет. Я помню, дед всегда согласовывал работы на своих объектах, ему приносили проекты на подпись. Но со мной и его сыном как наследниками никто ничего не согласовывал. Мало того, ломают или перестраивают здания даже тех архитекторов, которые еще живы, иногда не ставя их при этом даже в известность. В Союзе архитекторов есть комиссия по этике, есть юрист по авторскому праву, но пока ни одного громкого юридического дела со стороны архитекторов не было. А зря. Мне кажется, это как раз та тема, которая в рамках профессионального творческого союза должна широко обсуждаться.

—?А вы не хотите подать в суд на нарушение авторских прав?

—Сейчас этот вопрос обсуждается.

—?Но хотя бы заходить на объекты вашего деда вы право имеете?

—?Меня ни разу официально не звали на обсуждение проекта, за исключением закрытой беседы с представителями АФК «Система» (первый инвестор «Детского мира». — «МН»). Причем пригласили, когда уже пошла волна негодования в прессе. Тогда им было все равно, кто архитектор этого здания, которое они называли «отрыжкой сталинской эпохи», кто инженер (а инженером был Глиэр, брат композитора). Когда я подарила две книги о деде, они спросили, неужели это все про одного человека? Я ответила: «Да, имейте в виду, архитектор Душкин — это ваш бренд, вы рубите голову курице, которая несет золотые яйца». Но тогда, в 2006 году, на меня смотрели как на городскую сумасшедшую. Позже, когда проект перешел к «Галс-девелопмент», руководители этой компании дважды пригласили меня, чтобы прощупать, смогут ли они совместно со мной продвигать разрушительный процесс. Неужели они думали, что я смогу с ними сотрудничать в этом формате?

—?Деньги предлагали?

—?Нет. Просто наблюдали за реакцией. И я опять повела себя «не так», став говорить о том, что есть и другие ценности, помимо денег. Последний раз я была на презентации нового проекта реконструкции «Детского мира» 4 июня. Архитектор проекта Павел Андреев, отдавая мне приглашение, сказал: «Я делаю запрещенную вещь». Тем не менее мне дали слово, и я сказала все, что считала нужным. Причем говорила от имени вице-президента Международного научного комитета ICOMOS по наследию XX века, который ранее направил письма в защиту «Детского мира» вместе с Международным союзом архитекторов, а затем принял специальную резолюцию, разослав ее с сопроводительным письмом министру культуры России и мэру Москвы. Резолюция касалась памятников XX века, которые находятся под угрозой: речь шла о двух постройках Мельникова (личный дом архитектора и клуб Русакова), доме Наркомфина и русского авангарда в целом. Впрочем, ответа ни из одной инстанции не было.

—?Какие рычаги есть у ICOMOS для воздействия на власть?

—?Это неправительственная экспертная организация. Она использует исключительно научное и моральное давление, которое тоже важно: государство должно понять, что страна сегодня теряет колоссальные ценности, которые составляют ее международную славу. Архитектура — лицо страны. Вот политическая составляющая этого вопроса. Хотя меня часто обрывают: не надо говорить о политике, но я считаю, что архитектура — важнейший национальный политический проект.

—?Я часто пытаюсь себе представить, что думал Ельцин, наблюдая за тем, что городят на Манежной площади у самых стен Кремля. Интересно, ему это нравилось или просто было все равно?

—?Конечно, во всем мире сейчас катастрофический культурный провал, но в России, по которой прошлась революция и советская власть, этот провал гораздо глубже. Провал связан и с пониманием того, что есть архитектура в жизни общества. Раньше у всех российских правителей — и у Петра I, и у Екатерины II, и у Александра I — была своя градостроительная программа. Они понимали, что без архитектуры не построить мощную страну. Это понимал и Ленин (вспомните его проект Вхутемаса), и Сталин. Даже Лужков понимал, что если он будет много строить, то этим войдет в историю.

—?Много строить — это еще не архитектура.

—?В силу личного бескультурья он не понимал, что именно надо строить. Его вкусовые предпочтения были как у всех нуворишей — главное, чтобы богато. Я, кстати, недавно увидела Версаль после реставрации — там старую часть дворца со стороны Мраморного двора вызолотили. За мной шли и возмущались этим три старых француза-аристократа: зачем так много золота? И сами себе отвечали: Саркози — нувориш, для них золото — основа власти. Потом мы с ними обсудили, что так происходит во всем мире. Та же история у нас с Екатерининским залом в «Царицыно», который даже в проектах никогда не существовал, это чистый симулякр, но там тоже все ломится от золота.

—?Как вы оцениваете градостроительные идеи нынешней власти?

—?Архитектурный проект, который заслуживает обсуждения, — это «Сколково», его и везут на Венецианскую биеннале. Что касается истории с «новой Москвой», здраво объяснить этот проект невозможно. Сейчас есть такое выражение: «напылить смысл». Дескать, есть некая данность, изменить которую мы не можем, но надо напылить на нее смысл. Напыление смысла вообще знак XXI века. Мы говорили о проблемах наследия, о тех перекосах, которые связаны с колоссальным притоком денег в эту отрасль. И очень многие люди — как в России, так и в мире — пытаются как-то оправдать эти процессы, тоже «напылив смысл», перечеркнув многие профессиональные принципы.

—?Вы с дедом часто гуляли по Москве? Были у вас с ним разговоры о профессии?

—?По городу, к сожалению, мало, чаще выезжали куда-нибудь на машине. Он обожал природу, был охотником, я его ружье храню — пришлось даже в охотничье общество для этого вступить. Он умер, когда я работала над дипломом в МАРХИ. Помню, он мне часто предлагал: Наташенька, дай я тебе помогу. Но я не подпускала его к своим проектам — ни одной линии, ни одного комментария. О чем сейчас жалею. Но это свойство характера — все делать самой. Даже в институте старалась не говорить, что я внучка архитектора, — стеснялась. Мне и сейчас трудно защищать работы деда — неудобно, что я как бы своих защищаю.

—?Вы ведь не деда, а дело его защищаете.

—?Я выросла с ним в одном доме. Родилась в этой квартире — в высотном доме у «Красных ворот», который он построил. Он и умер здесь. Так что это очень свое, очень личное. И я все время переступаю через что-то внутри себя, когда говорю, что он великий архитектор. Но когда пришло 80-летие, а потом и 100-летие Алексея Душкина, поняла, что если я не организую эти мероприятия, то буду себя винить. Хорошо еще, что друзья заставили деда в последние годы жизни начать писать воспоминания и он успел написать о том, как шло проектирование станций метро, — сейчас я понимаю, какая это колоссальная историческая ценность. А тогда я не отдавала себе отчета, с каким человеком живу в одном доме, ни о чем его не расспрашивала, никто не подсказал мне взять диктофон, чтобы записать его голос. Мне кажется, в доме вообще в должной степени не осознавали, что это крупная историческая фигура. Наверное, во всех семьях так. Потом, когда человек уходит, начинается разборка архивов, анализ. Но масса вопросов остается, на которые уже никто не даст ответа.

—?В книге, которая вышла к 100-летию Душкина, я прочитала, что его старший брат Владимир, пропавший во время революции, нашелся во Франции. Они увиделись?

—?Владимир в 1918 году ушел в белую армию, потом оказался во Франции. Стал очень известным художником, расписывающим миниатюрные оловянные фигурки, писателем. Я включила в книгу его биографические рассказы и переписку с бабушкой уже после смерти деда. Владимир пришел в 1937 году на международную выставку в Париже — ту самую, советский павильон которой украшала скульптура «Рабочий и колхозница». А в павильоне был выставлен проект станции метро «Кропоткинская», который получил там премию. Так Владимир узнал, что его маленький Леля, который рисовал с детства, стал большим советским архитектором. Позже, в самом конце 1970-х, писательница Елизавета Ауэрбах разыскала нашу семью. Но еще очень долго советская власть не выпускала меня за границу. Я застала Владимира Душкина лишь в последний год его жизни, глубоким стариком. И опять-таки, о чем сегодня страшно жалею, не взяла с собой магнитофон. Просто сидела и слушала его бесконечные рассказы о семье Душкиных и его жизни вне родины. Но тем не менее я его увидела и разорванную революцией семью соединила.

За деда, Москву и наследие

Наталья Душкина — историк архитектуры и градостроительства, профессор Московского архитектурного института, вице-президент Международного научного комитета ICOMOS (Internationa Council on Monuments and Sites) по сохранению наследия ХХ века. Инициатор и организатор ряда крупных научных конференций и издательских проектов, в том числе «Heritage at Risk. Сохранение архитектуры ХХ века и Всемирное наследие» (Москва, 2006 год). Лауреат премии имени Алексея Комеча «За общественно значимую гражданскую позицию в деле защиты и сохранения культурного наследия России» 2008 года. Лауреат премий «Золотое сечение» 2003, 2005, 2007 годов за публикации по архитектуре. Внучка архитектора Алексея Душкина, построившего знаменитую высотку на «Красных воротах», «Детский мир» на Лубянке и лучшие станции московского метро, включая «Маяковскую», «Кропоткинскую», «Новослободскую».

Виктория Волошина

Московские новости

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе