Современное искусство vs. массовое художественное производство

Когда каждый – сам себе художник на YouTube, как себя чувствует художник профессиональный?

Луначарский писал: «Как каждый образованный человек обязан носить часы, так он должен уметь владеть карандашом и фотографической камерой. И со временем будет. В России будет как всеобщая грамотность вообще, так и фотографическая грамотность в частности». Сегодня мы живем в ситуации не только массового потребления культуры, но и ее массового производства, — в ситуации, открывающей широким слоям населения возможности активного участия в искусстве. Право на самовыражение, а также право на зрителя, прежде принадлежавшие представителям творческих профессий, благодаря сети интернет и цифровой фотографии стали доступны огромному множеству людей во всех концах планеты. Вести блог, публиковать свои фотоальбомы и выкладывать видео может практически каждый. По замечанию Бориса Гройса, «современное искусство стало сегодня массовой культурной практикой». OPENSPACE.RU решил узнать у деятелей московской арт-сцены, как они относятся к наступлению эры массового художественного производства.

В ОПРОСЕ ПРИНИМАЛИ УЧАСТИЕ:

Арсений ЖИЛЯЕВ, художник и куратор программы «Старт»;

Андрей МОНАСТЫРСКИЙ (выступающий также под псевдонимом Семен Подъячев), художник, лидер группы «КД»;

Николай ОЛЕЙНИКОВ, художник и активист;

Кирилл ПРЕОБРАЖЕНСКИЙ, художник, руководитель мастерской «Новые медиа» Московской школы фотографии и мультимедиа имени Родченко;

Анастасия РЯБОВА, художник, автор проекта artistsprivatecollections.org;

Алексей ШУЛЬГИН, художник, пионер нет-арта, руководитель мастерской «Новые медиа» Московской школы фотографии и мультимедиа имени Родченко.

1. Меняет ли доступность цифровой фотографии и видео, а также возможность репрезентации массового творчества в интернете ваше представление о границах искусства? Что отличает «профессионального» художника от «любителя», кроме институциональных критериев? Подписались бы вы под лозунгом Бойса, что «каждый человек — художник»?

Андрей Монастырский

нет, на представления о границах искусства не влияет

профессионала отличает умение учитывать контексты

нет, не подписался бы

Арсений Жиляев

Конечно, меняет. Искусство перестало быть монополистом в области производства и распространения образов, и это по-своему замечательно. Над сегодняшней ситуацией работало не одно поколение медиахудожников... Проблема в том, что реализация радикальных утопических проектов часто сопровождается разочарованием. Кто бы мог представить некоторое время назад, что индивидуальные радости типа размещения видео в сети будут приносить кому-то (но, очевидно, не создателям) колоссальные прибыли?! Творческий ресурс человечества — это почти нефть: «Просто будь собой! Просто будь художником, будь креативным! Об остальном мы позаботимся». Для меня искусство начинается там, где начинается размышление. Просто быть художником сегодня недостаточно.

Николай Олейников

Это меняет не столько мое представление о границах искусства, сколько раздвигает рамки творчества для пользователей и участников социальных сетей. Помимо этого, я вижу потенциал сетей в качестве информационных и мобилизационных активистских ресурсов плюс фактор «очевидца». Благодаря ему у нас есть возможность видеть нецензурированные свидетельства преступлений властей и полиции против демонстрантов. Есть возможность включаться в интернациональные кампании солидарности. Генерировать эти кампании самостоятельно. И т.п.

Отдельный вопрос — отличие «профессионала» от «любителя» в искусстве. И тут я бы скорее привел различие Эрнста Теодора Амадея Гофмана, который делил людей на художников и нехудожников. Если художник — это человек, чье творчество имеет отношение к осмыслению реального мира, исходит из текущего исторического момента и сопоставимо с Историей Человечества и, что важно, с Историей Искусства, то многое из того, что мы можем увидеть в социальных сетях под тэгом «арт», имеет отношение только к индивидуальному самовыражению (что, разумеется, само по себе неплохо), но к искусству — нет. Разделение же на профессионалов и любителей возможно только при условии наличия определенных производственных отношений, которые как раз необходимо преодолеть. Бойс в своем утопическом высказывании как раз и имел в виду то, что Маркс определил еще в середине XIX века как «богатство субъективной человеческой чувственности: музыкальное ухо, чувствующий красоту формы глаз, которые способны к человеческим наслаждениям… развивается, а частью впервые порождается». Ключевое слово здесь — «развивается». Поэтому скажем так: каждый человек потенциально может развиться в художника.

Кирилл Преображенский

Нет, моего представления о границах искусства это не меняет. Трудно говорить, что институции нечто полностью легитимируют, потому что и сами институции сегодня ставятся под вопрос, и зачастую они представляют очевидное неискусство, например дизайн, то есть сами институции занимаются расширением контекста. Саму сеть я не воспринимаю как что-то тотально новое. На протяжении всего ХХ века пространство репрезентации, площадки искусства уточнялись бесконечное количество раз, и этот вектор расширения экспозиционного жеста или сведения подчас к чему-то противоположному — характерная черта последних ста лет. Что касается критериев художника/нехудожника, то на сегодняшний день нет общих принципов, и мне кажется, что художнику проще всего отвечать на этот вопрос традиционно — как он себя ощущает, тем он и является.

Анастасия Рябова

Доступность цифровых технологий не меняет моего представления о границах искусства. Интернет не расширяет границы искусства, но его переосмысление может быть этапом к созданию нового произведения.

У художников довольно сложные отношения с профессией. Профессионал и любитель — если я не ошибаюсь, исключительно институциональные категории. Все современное искусство пропитано процессами институциональной легитимации. Если ты не играешь по этим правилам, то ты, стало быть, любитель?

Как я понимаю, Бойс, когда утверждал, что «каждый человек — художник», имел в виду, что человек может проживать искусство как повседневную практику. Этот ракурс мне близок, нечто подобное мы прорабатывали в одном проекте, где повседневная практика рисования превращалась в искусство.

Алексей Шульгин

Да, конечно, представление об искусстве драматически меняется с развитием сетей и вовлечением огромной массы людей в новое пространство обмена креативными идеями, выраженными в той или иной internet-friendly форме. С одной стороны, меня этот процесс радует, он размывает наше представление об искусстве и отбирает у арт-институций эксклюзив на руководство процессом. Получается реализация мечты авангардистов — полная демократизация искусства. Но, с другой стороны, все обращается в хаос, и понять, что хорошо и что плохо, уже не представляется возможным. Границ больше нет, можно делать все, что не запрещено законом, и при этом иметь свою аудиторию. В результате молодые художники просто тонут в море информации, которую они не в состоянии переварить, и либо «осуществляют недеяние», парализованные безграничностью выбора, либо лихорадочно делают примерно одно и то же, ведь количество креативных личностей сегодня на порядки превышает количество актуальных идей, носящихся в воздухе. К тому же в интернете существует ограниченное количество форм творческого высказывания: картинка, видео, текст, анимация. Все это генерирует огромное количество контента, с которым непонятно, что делать.

Противопоставление «любительского» и «профессионального» более не актуально, достаточно посмотреть на Mr. Brainwash или Петра Налича: кто набрал больше кликов и сгенерировал больше медийного шума, тот и герой.

2. В октябре 2010 года Музей Соломона Гуггенхайма проводил биеннале креативного видео YouTube Play. Не чувствуете ли вы конкуренции со стороны этого массового креативного пространства сети?

Андрей Монастырский

нет, не чувствую, у меня самого есть канал на YouTubepodjachev, куда я выкладываю ролики

Арсений Жиляев

Хм. Вы считаете, что конфета в виде участия в подобного рода биеннале — достойная плата за геометрический рост капитализации YouTube? Было бы шикарно, если подобного рода сети когда-нибудь вообще отменят капитализацию и Гуггенхайм. И ведь такой потенциал у них есть! Знаете, в СССР возникло много красивых новых имен, связанных с революционной борьбой и ее наследием. Вилен, Владлен или Нинель — от Владимир Ильич Ленин. Или Ким — Коммунистический интернационал молодежи. Помните благодарного революционера-египтянина, назвавшего свою дочь Фейсбук? Потенциал социальных сетей гигантский, однако часто он используется в качестве ресурса для получения прибыли ограниченным кругом людей. Спрашивается, зачем мы собственными идеями кормим смертоносные паразитирующие механизмы?

Кирилл Преображенский

Да, YouTube и Vimeo стали феноменами сегодняшнего дня, но попытка с территории искусства наложить лапу на этот самостийный контент мне кажется запоздалым жестом. Искусство пытается из последних сил привлечь к себе внимание. В свое время возникал интерес к первобытному или ориентальному искусству, и были выставки Жан-Юбера Мартена, на которых аутентичные предметы ремесленного или культового назначения выставлялись в музее современного искусства. Но тогда же не возникал вопрос, не станут ли их авторы конкурентами современных художников! Мне кажется, это просто попсовая попытка, в расчете на медийный успех, привлечь внимание к музею современного искусства, завязать очередную горячую, а на самом деле бесплодную дискуссию.

Анастасия Рябова

О подобной выставке скорее можно говорить как об исторической, которая фиксирует глобальное культурное явление. Конкуренции я не чувствую, скорее наоборот, YouTube и мне приносит много радости.

Николай Олейников

В связи с упомянутой выставкой было бы интересно обсудить, отчего у корпорации YouTube возникла нужда в костыле «традиционного» музея современного искусства. Ведь если речь идет об аудитории, даже Гуггенхайму никогда не снилось столько людей, которые бы выступали в роли не просто пассивных зрителей, но постоянных потребителей и одновременно производителей контента. Ведь пользователи работают на YouTube ежедневно, 24 часа в сутки и повсеместно, где только существует интернет. Без выходных, перерыва на сон, прием пищи и гигиену. Этих людей миллиарды. И всем этим людям ни для производства, ни для потребления даром не нужны стены музея.

Алексей Шульгин

Нет, мы такой конкуренции не чувствуем, ведь мы (Electroboutique, совместно с Аристархом Чернышевым) занимаемся уникальным материальным производством. Наши работы светятся по блогам, но также востребованы в традиционном музейно-галерейном пространстве и в пространстве креативной рекламы. Таким образом, мы по максимуму охватываем все экспозиционные пространства.

Надо сказать, что я много лет занимался «чистым» интернет-творчеством и ушел оттуда, как только это пространство стало густонаселенным. Мне стало неинтересно; я понял, что, во-первых, слишком обострилась конкуренция и, во-вторых, корпорации стали слишком активно вторгаться в творческий процесс масс, используя его для своих нужд. Например, все, что вы сотворили в Facebook, по договору принадлежит не вам, а ему, а основной платформой для software art стал проприетарный AppStore — с его недемократичной системой цензуры и контроля.

3. Есть ли в сетевой репрезентации какие-то преимущества по сравнению с традиционной выставкой? Возможно, политическому искусству и активизму отныне вообще не место в галерее?

Андрей Монастырский

нет, это разные виды

могут быть разные формы репрезентации

Арсений Жиляев

За последние двадцать лет эта истина стала очевидной. Думаю, если искусство не работает напрямую с физическим присутствием тела, то репрезентация в сети сегодня, конечно же, оптимальный вариант. Но, повторюсь, не единственный. Работа «живьем» сегодня сама по себе может носить критический потенциал.

Кирилл Преображенский

Я бы так не сказал. Есть преимущества, но они экономические — это дешевле. А раз это дешевле — ты менее ангажирован политическими или экономическими инфраструктурами. Но, наверное, кого-то возбуждает эта соблазнительная игра в количество просмотров и рейтинги.

Анастасия Рябова

Интернет, помимо прочего, допускает создание и существование различного рода утопий. Он интересен как иная форма реальности, и те связи и отношения, которые невозможно организовать в реальной жизни, здесь становятся доступными. Мы можем создавать альтернативные модели социальных отношений. Например, те произведения, которые собраны в проекте www.artistsprivatecollections.org в полном объеме, никогда нельзя будет собрать в реальном пространстве. И акцент на характере отношений, который является для нас важным в этом проекте, не будет воспроизведен.

Пространство интернета не добавит какого-то дополнительного качества вашему проекту, если вы будете использовать его традиционным образом, в качестве галереи, блога или типа того, разве что сделает его чуть более доступным на уровне возможности ознакомления.

Понятное дело, что активизму место не только в галерее. Это же какое-то недоразумение, если активизм и политическое искусство останутся навеки в качестве музейных экспонатов, не «выходя на улицу».

Николай Олейников

Я убежден, что искусству место там, где есть зритель. Оно в равной степени уместно и на уличной акции, и в сети, и в музее. Мало того, я считаю, что только в этом режиме искусство и его производитель — художник — способны доказать свою годность и жизнеспособность.

Алексей Шульгин

Активизму никогда не было места в галерее, точнее, настоящие активистские проекты происходят вне галерей и без оглядки на них. Это уж потом институции пытаются вовлечь их в свое пространство для поддержания и повышения собственного статуса. А политическое институциональное искусство сейчас, с развитием сетей, выглядит просто нелепо, демонстрируя полный отрыв от актуальной политической жизни.

4. Что вы больше оцените — реакцию на ваши работы интернет-сообщества или профессионального критика? Думаете ли вы, что институт экспертной оценки сегодня теряет значение?

Андрей Монастырский

больше оценю профессионального критика

нет, не теряет

Арсений Жиляев

Так вышло, что для России соцсети стали всем. Здесь организуются митинги, даются анонсы выставок, показывают и обсуждают цензурированные телевидением сюжеты. Поэтому интернет-сообщество фактически и есть сообщество профессиональных критиков. Но у меня есть небольшая референтная группа, мнению которой я доверяю. Она не равна ни интернет-сообществу, ни сообществу критиков. Популярность в сети не отменяет собственных ошибок.

Кирилл Преображенский

Но у нас ведь есть новый феномен сетевых экспертов, которые сделали себе карьеру в сети. Читатели OPENSPACE.RU, например, которые считают, что разбираются во всем, и их перепалки в комментах быстро сваливаются в вопрос «а вы сами кто такие?». Я думаю, сегодня институт экспертов довольно размыт, в том числе и благодаря сети. На мой взгляд, это связано с экспансией арт-рынка.

С одной стороны, ведущие эксперты с 90-х и до кризиса легитимировали зашкаливающие цены на искусство. С другой — за счет медиаотношений с аудиторией, за счет социальных сетей появился средний класс людей, которые довольно серьезно следят за всем этим и разбираются. И я думаю, что сейчас движение арт-рынка направлено на создание такого среднего сегмента для среднего класса, менеджеров при гарантированной работе, которые формируют вопрос: откуда эти бешеные цены и кто эти эксперты. Ведь в сети, говорят они, все то же самое и бесплатно. К ним на помощь спешат художники, которые ровно этой аудитории готовы предложить «арток» — конечно, с иронией, о которой мы знаем, но можно ведь и как к манифесту к нему отнестись. Ведь за действиями «Электробутика» — их попыткой открыть магазин, делать тиражные и не слишком дорогие интерьерные объекты с креативным наполнением — стоит как раз стратегия удовлетворить среднего покупателя, который очень хорошо понял и принял «креативные индустрии», но традиционным предложением на рынке искусства не вполне удовлетворен. Этот средний офисный класс, прекрасно разбирающийся в креативе, видит по всему миру сетевых звезд в поп-культуре (типа Налича) и ждет, что такие же звезды появятся в современном искусстве. И, например, Артемий Лебедев становится такой же медийной звездой, настоящей иконой, для этих людей гораздо более значимой, чем человек из современного искусства. Вспомнить хотя бы приснопамятный венецианский павильон (павильон России на Венецианской биеннале 2007 года. — OS) с Арсением Мещеряковым и этой девушкой (Юлия Мильнер. — OS). Эти люди заявляют: мы имеем право и производить, и быть экспертами.

Опасность состоит в том, что современное искусство, поощряя такие дискуссии, выпускает институты экспертизы из сфер своего влияния. А эти дискуссии, конечно, тесно связаны с рыночными механизмами.

Анастасия Рябова

Конечно, экспертная оценка гораздо важнее и интереснее, чем стихийные комментарии в интернете.

Николай Олейников

Давайте не пудрить мозги ни себе, ни друг другу. Начнем с того, что в нашей стране не существует института экспертной оценки. Помимо печально известных обеих «сахаровских экспертиз», купленных для проведения более убедительной линии обвинения, у нас, в силу сложившейся производственной схемы, арт-журналисты занимаются написанием анонсов к событиям, то есть обслуживают интересы галерей. Чтобы пересчитать влиятельных специалистов в области современного искусства, не занятых в этой схеме и влияющих на формирование чьего бы то ни было мнения, достаточно двух пальцев. И эти люди, оба два, настолько редко на что-то там влияют в широком смысле, что все эти иллюзии из салонов XIX века смехотворны.

Но даже эти эксперты — что они оценивают? И для кого эта оценка имеет функциональный смысл? Для крупных дилеров и особо крупных покупателей, которых процессы, происходящие в области современного искусства, не колышут вообще, — им нужны весомые подтверждения своих инвестиций. Важен совокупный паблицитный капитал Кабакова или Монастырского, обеспеченный многолетней работой таких «монстров рока», как Гройс, Тупицыны, Мизиано, Бакштейн, Дёготь. А для того чтобы экспертная оценка была весомой и влиятельной, каждый на своем уровне и в своем секторе укрепляет свои позиции. Кто-то как гастролирующий автор книг, кто-то как аппаратчик или блогер «Сноба», и практически все как кураторы. Как эта «экспертная оценка» соотносится с моим ежедневным трудовым/творческим процессом и какая мне от того польза, не очень понятно.

Что касается мнения интернет-сообщества, как и любого другого сообщества, — давайте разбираться, какого конкретно. Ведь мы понимаем, что нет какого-то одного-единственного «всецелого» сообщества. Есть различные сегменты. Мнения одних мне потенциально интересны, мнения других — безразличны. И, кроме сообществ, есть огромное количество людей, чье мнение оказывает на меня непосредственное влияние.

Алексей Шульгин

Мы одинаково ценим внимание к нашим работам «просто зрителей» из интернета, посетителей наших выставок и коллекционеров, приобретающих наши работы. Менее важен для нас интерес кураторов. Мнение критиков же стоит тут на последнем месте. Нам кажется, место критиков сейчас занимают люди, фильтрующие информационные потоки и отделяющие зерна от плевел, — такие, например, как редакторы блогов по искусству (vvork.com, we-make-money-not-art.com и т.п.). А критика превращается в отдельный маргинальный вид художественного творчества, по инерции поддерживаемый традиционными медиа.

5. Что вы сами размещаете в сети и сколько примерно времени проводите в социальных сетях? Чувствуете ли вы зависимость? Доводилось ли вам находить в этом пространстве материал для своей работы?

Андрей Монастырский

размещаю видео, фото и т.д.

возможно, есть зависимость, но не проверял, поскольку каждый день туда захожу

да, находил материал

Арсений Жиляев

Конечно, я много смотрю видео из сети. Слежу за тем, как мутирует визуальность, язык, форма. Это потрясающе интересно. И, безусловно, я вдохновляюсь и использую сетевые образы. Если модернисты ходили на барахолки и восхищались экзотикой народного искусства, то для современного художника нет альтернативы сетям.

Кирилл Преображенский

Моих работ в сети нет. Сначала это был осознанный выбор: когда технически все было несовершенно, мне казалось, что сеть убивает качество видео. Конечно, когда-нибудь я их размещу — теперь это просто вопрос времени и того, как это лучше сделать. Но я сейчас пытаюсь разместить в сети телевизионный интернет-канал TVIDIOT, то есть сейчас мы подошли максимально близко к тому, о чем было заявлено уже в первом релизе видеожурнала «Видиот».

А материал находить, разумеется, доводилось, это удивительно приятный инструмент, ты инспирируешься информацией, полученной из сети. Раньше на это уходила куча времени; теперь в доли секунды ты получаешь ответ на любой запрос — ноты, тексты, переводы, или аудиотрек с похоронами Брежнева, например.

Анастасия Рябова

Очень много времени трачу на всю эту белиберду, ничего поделать не могу.

Николай Олейников

Социальные сети для меня — практический инструмент коммуникации, сильно облегчающий жизнь. В момент подготовки одной из уличных акций в прошлом году мой старый почтовый ящик был взломан. Многие контакты были утрачены. И уже в который раз выручают социальные сети. Собственно, для этого опроса ты тоже нашла меня именно через социальную сеть.

Алексей Шульгин

У нас есть веб-сайт с информацией про нашу работу. Кроме того, мы спонсируем критический блог про арток. Я провожу какое-то время в социальных сетях, но все меньше и меньше. Пытаюсь искусственно ограничить количество информации, загружаемое в мою голову, а то она просто пухнет. Чувствую ли я зависимость? Да, конечно, такова природа этого медиума. И да, я постоянно нахожу в этом пространстве материал для своей работы.

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе