Ушел на фронт

Карен Шахназаров: «Современная российская культура — это умирающая советская»

Карен Шахназаров в самом разгаре съемок своей новой картины под рабочим названием «Белый тигр». Для него это своеобразный дебют в качестве постановщика военного кино. Прямо на съемочной площадке в подмосковном лесу режиссер, не выпуская мегафона из рук и отвлекаясь на указания помощникам, рассказал «Итогам» о тихой деградации российской культуры и о главных конкурентах «Мосфильма».

— Карен Георгиевич, а вы знаете, что в Интернете, пока вы тут в лесу в войну играете, вас уже министром культуры «назначили»?


— Как это? Это какие-то слухи. Со мной об этом никаких разговоров не было. Для меня и назначение заместителем председателя в президентском Совете по культуре было неожиданным. Оно произошло в разгар съемок, и я уже ничего не мог отменить, чтобы поехать в Оренбург на коллегию.


— Тем не менее вы наверняка представляете себе тот тип задач, которые стоят перед министром культуры. Что, например, надо сделать, чтобы культура у нас стала рентабельной?


— Вплотную я этим никогда не занимался. Но считаю, что культура не может быть рентабельной по определению. Культура — затратный механизм, и вряд ли она станет, как говорят американцы, профитной. Тем не менее можно сделать так, чтобы госсредства не утекали в черную дыру. Ведь что такое современная российская культура? Это умирающая советская. Вся огромная система, которая была создана в советское время, до сих пор продолжает работать. И сейчас тихо деградирует. Ее пытаются поддерживать, постоянно подпитывают, вливают в нее деньги, но толку от этого уже нет.


— С чего начнется толк, на ваш взгляд?


А с чего начинает любой хозяин? Надо понять, что мы имеем и в каком состоянии. Провести инвентаризацию. Например, у меня нет ощущения, что осталась нужда в таком большом количестве библиотек. Или музеев. Или даже театров. А ведь мы по-прежнему сохраняем первое место по количеству театров на душу населения. Но хорошо ли это? Нужно ли? Работает ли? Вот мне попался во время одной из коллегий список техникумов, которые готовят специалистов среднего звена для кино. Оказывается, их десятки. А когда надо  специалистов нет.


— Куда ж они деваются?


— Вот и я бы хотел знать, чем занимаются эти учебные заведения. Возьмем шире — чем занимаются все учреждения культуры в стране? Что работает, а что нет? Сейчас совсем другая жизнь. Скорее всего, то, что стоит сохранять, следует объединять в некие культурные центры. Дальше я пока не стану эту мысль развивать. На мой взгляд, начать реформы надо с инвентаризации. А сегодня происходит совершенно другое: всем без разбора раздают по чуть-чуть бюджетных денег. В результате те, кто реально работает, получают такие же гроши, как и те, кто в принципе ничего не делает или работает чисто формально.


— Придя руководить «Мосфильмом», вы как раз с инвентаризации и начали.


— Конечно. Ведь мы часто даже не знаем, с чем имеем дело. Надо понять, что происходит в хозяйстве, которое когда-то называлось советской культурой и досталось нам со всеми своими достоинствами и недостатками. Я всегда повторяю, что я — человек советский. Это исторический факт. Но менять подходы все же надо. Пора уже.


— Вы же понимаете, что для этого нужен подвижник. Скажем, вам бы для этого пришлось бросить режиссуру. И «Мосфильм», кстати, тоже пришлось бы оставить.


— Сейчас обо мне речь не идет. Но я точно знаю, что для этого прежде всего нужна воля руководства страны. Надо, чтобы кто-то наверху сказал: «Давайте заниматься культурой по-серьезному». Без такой команды сверху никакой подвижник ничего не сделает. Ему должно быть делегировано право принимать решения, причем порой непопулярные.


— В постсоветские годы все старались бороться с госструктурами. Добились того, что Госкино стало частью Минкультуры. Но ничего хорошего эта реформа, кажется, не дала.


— Я уверен, что Госкино должно существовать как отдельная организация, потому что кинематограф — очень специфическая сфера культуры. В качестве департамента в Минкультуре эта структура выглядит нелогично. При всех якобы реформах у нас любят ссылаться на зарубежный опыт — на американскую, на французскую модель. Нельзя у нас что-то делать по моделям. У каждой страны свой путь, свои особенности. Просто так ничего пересадить на нашу почву нельзя — не будет работать. Надо просто брать лучшее из того, что было при Советах. И, кстати, слияние Госкино с Минкультуры в советские времена не раз происходило. Но каждый раз этой структуре возвращали самостоятельность.


— «Мосфильм» сохранил и самостоятельность, и статус госпредприятия. Вот здесь, на месте съемок, расположено уникальное предприятие — военно-техническая база студии. Как бы вы без нее делали фильм о войне?


— Даже не знаю. Другой техники этого времени в России нет, не сохранилось. В армии такого не найдешь — чтобы и двигалось, и стреляло. То, что это все сохранилось, наша заслуга. И работников кинобазы, и самого «Мосфильма». Учитывая, что мы безбюджетные...


— Какие-какие?


— «Мосфильм» денег из бюджета не получает 20 лет. Военно-техническая база — чисто убыточное предприятие. Мы ее содержим за свой счет. Потому что все эти годы опасались: не с чем будет снимать кино про войну, когда время придет. И оказались правы. В армии старая техника уже практически исчезла, а новую под старую не загримируешь.


— Где же эту технику находят остальные режиссеры?


— Как где? У нас. Почти все, кто работает с военным материалом, приходят к нам. Михалков танки не у нас брал, но все оружие у него — наше. Сейчас Федя Бондарчук собирается «Сталинград» делать, и тоже на нашей базе. Ему даже пришлось из-за моих съемок свои немного передвинуть. Мы ведь не всесильны: техникой можем всех обеспечить, а вот механики — дело другое.


— «Главкино» сейчас строит под Москвой гигантский кинокомплекс. Они для вас конкуренты?


— Я приветствую любых конкурентов. Мы уже много такого проходили: заводы переоборудовались в кинофабрики, павильоны огромные строились. Говорили, что «Мосфильм» устарел и железный конь идет на смену крестьянской лошадке. Но, как видите, «Мосфильм» работает, а кинофабрики куда-то пропали. Что касается «Главкино» и других конкурентов, то все это еще надо построить, запустить, обслужить. Я знаю точно, что создать студию на ровном месте очень сложно. Проблема же не в том, чтобы построить помещения. Еще надо насытить их всем необходимым и вырастить кадры. Кадры решают все в нашем деле.


— Вы используете для «Белого тигра» павильоны «Мосфильма»?


— Конечно. В главном павильоне у нас выстроена декорация. На объекте «Старая Москва» одну улицу переделываем сейчас под немецкий город. На второй тоже все время снимают. Вот конструкции, созданные для «Волкодава», пришлось разрушить, потому что они не работали. Сейчас там Павел Чухрай строит город советского периода.


— И лесок этот, где идет съемка, — тоже собственность студии?


— Да.


— Не было соблазна распланировать его под дачи? Места же золотые.


— Соблазна? Предложения были, а соблазна не было. За 12 лет, пока я директором «Мосфильма» работаю, мы ничего не продали. Все до последнего метра сохранили. Вот только сейчас мосфильмовский детский сад передаем Москве. В том районе уже почти никто не живет из наших, и фактически мы содержали этот садик для города.


— Вы всегда были принципиальным противником отчуждения фильмотеки от студии. И мосфильмовскую коллекцию вы отстояли. Не всем студиям это удалось. Недавно премьер дал указание разобраться с объединенной коллекцией других студий, признав ее создание неверным шагом.


— Тут я промолчу, чтобы не раздражать некоторых людей своими комментариями. Для меня это было очевидно всегда: студия и коллекция — единый организм. Может, если бы не произошло отчуждения, то не было бы сегодня таких серьезных проблем и у «Ленфильма», и у студии Горького. Без коллекции, к сожалению, у них нет шансов подняться.


— «Белый тигр» тоже пополнит коллекцию «Мосфильма»?


— Не факт. Это будет зависеть от разных обстоятельств, прежде всего финансовых. Кто платит, тому и принадлежит картина. Недавно мы все-таки получили субсидию от Минкультуры, но это примерно десятая часть затрат. Картина дорогая получается.


— Увы, известно, что военные фильмы не слишком большой энтузиазм у зрителей вызывают в прокате.


— Ну, если ориентироваться на данные о нашем прокате, то вообще ничего снимать не надо. Кроме того, я не считаю, что энтузиазм зависит от темы. Тут надо обсуждать каждый фильм в отдельности. Что-то не попало в зрителя, что-то попало. У нас были успешные в прокате военные фильмы — «Звезда», «В августе 44-го». Вот мы выложили в YouTube фильмы из нашей военной коллекции («Они сражались за Родину», например) и стали одними из рекордсменов по количеству просмотров. Так что и военные фильмы могут собирать большую аудиторию. Другой вопрос, что у нас вообще большие проблемы с прокатом отечественного кино. И не только. Разве американское кино у нас собирает такую уж огромную аудиторию? В кино по стране ходит очень узкий слой обеспеченной публики. Кинотеатры не строятся, билеты очень дорогие.


— Вы почему вообще взялись за военную тему?


Думаю, что каждый российский режиссер моего поколения должен снять военную картину. Мой отец был фронтовиком, воевал два года. Можно сказать, этот фильм в какой-то степени память о нем, о его товарищах. И второе, может, самое важное: чем дальше от нас удаляется война, тем более значимым историческим событием она становится. Мне давно хотелось сделать фильм о войне. Раньше я к этому жанру имел отношение только как продюсер, но ведь и для режиссера это крайне интересная работа и серьезное испытание. Это сложное, трудоемкое дело, и хочется самому себе доказать, насколько ты вообще способен такую картину потянуть. Поверьте, военное кино делать гораздо сложнее, чем арт-хаус.


— Да кто бы сомневался. Вот только восприниматься ваш фильм все равно будет как арт-хаус.


— А это мы еще посмотрим. В сущности, это фантастика. Мистика, погруженная в реальность войны. Взгляд не то чтобы новый, но ракурс взгляда очень необычный. Я случайно прочитал аннотацию на книжку Ильи Бояшова (лауреат премии «Национальный бестселлер» 2007 года. — «Итоги») в газете — сюжет, уложенный в три строки. И мне понравилась идея. Я увидел в ней вариант «Моби Дика», перенесенный на отношения человека и неуловимого танка. Илья — человек другого поколения и по-своему взглянул на войну, увидев в ней фантасмагорию. Мы с Александром Бородянским, создавая сценарий, во многом переделали повесть, но главная идея осталась.


— Теперь принято, чтобы немцы играли немцев. У вас так же?


— Да, у нас играют немецкие актеры. Всех нашли, даже Гитлера.


— Трудно было уговорить?


— Не сказал бы. На пробы согласились двое из троих. А один отказался.


— В фильме будет лирическая линия?


— Нет, все очень сурово, по-мужски. Ну, если только взаимоотношения героя с танком не считать лирической линией.


— У вас тут в массовке все больше молодежь. Надо им читать лекции по истории, чтобы вели себя правильно?


— Нет. У нас в стране восприятие той войны укоренено в каждой семье.


— Вижу, ваш сын Иван тоже на площадке.


— Да. У меня и он, и еще несколько вгиковских студентов здесь помрежами работают. Проходят вместо отдыха школу молодого бойца.


Ирина Любарская


"Итоги"


Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе