Буря в подвале

«Табакерка» представила премьеру шекспировской «Бури». 
Роль волшебника Просперо сыграл сам режиссер.
Фото: tabakov.ru


Романтическая драма «Буря» — одна из последних пьес Шекспира и из его наследия самая загадочная. Напомним сюжет. Миланского герцога Просперо предал брат Антонио, отправив на верную погибель: пустил в море на маленькой лодке. На руках Просперо малышка-дочь Миранда, вместе с ней он оказывается на острове, где обретает магическую силу повелевать стихиями и людьми. Слугами волшебника становятся уродливый дикарь Калибан и дух воздуха Ариэль. Спустя двенадцать лет мимо проплывает корабль с врагами Просперо, и он устраивает страшную бурю, чтобы поквитаться с предателями, а заодно повлиять на судьбу дочери, выдав ее замуж за сына короля. Принц влюбляется в Миранду, Просперо прощает заговорщиков, хеппи-энд...

Сказочное место, населенное людьми и духами, дикарями и волшебниками, режиссер Александр Марин погружает в мир театральных снов. «Театр» и «сон», способные увести от реальности, — две главные метафоры спектакля. Причем сугубо шекспировские. «Весь мир — театр», «Сном окружена вся наша маленькая жизнь», — в этом великий бард был убежден.

Начинается спектакль с аплодисментов и поклонов актеров, в глубине сцены видны лишь их спины, а гипотетические зрители якобы завершившегося спектакля аплодируют за «невидимым» пятачком сцены «Табакерки», тогда как настоящая публика сразу оказывается как бы в закулисье. Завершается спектакль третьим звонком — к началу нового представления. Шекспир держал пари, что напишет пьесу с множеством героев и сумеет соблюсти три единства: места, действия и времени. Выиграл, упаковав всю фабулу «Бури» в несколько часов. Замысел драматурга в «Табакерке» не нарушен. 

Декорация состоит из переставляемых по сцене решеток, похожих на тюремные. Это тоже театральная рифма. Узники Мельпомены знают, что из сладкого плена зыбкого сумасшествия не так просто выбраться. Знает, конечно, и Марин — режиссер, актер, педагог. Сам перевел пьесу. От привычного варианта далековато, но вполне созвучно нынешнему времени. Разве плохо? Шекспир сочинял для современников. Марин тоже ищет слова для живого игрового театра, по большей части находит и изящные рифмы, и грациозные формулировки, говорит со зрителем на языке дня сегодняшнего, не презирая злобы дня. Например, о том, что «В свете нынешних тенденций вершиной образа объявлен манекен». Или — «В культуре уж совсем культуры нет», «Актер для критики играет». На реплику «В Лондоне любое безобразие выводит в люди» зал реагирует особенно бурно, как и на филиппику Просперо: «Такую залудила свистопляску, что хоть на «Золотую маску». Но это безделушки-украшения, в целом фабула сохранена. 


Фото: tabakov.ru


Просперо в спектакле — актер. В первой сцене, когда он лигнином стирает грим перед зеркалом, вокруг хлопочет явно влюбленная в него костюмерша. Еще мгновение — в его руках сомкнется бумажный кораблик, и начнется «буря»: польется вода из ведер, забьют фонтаны из пола. Актер превратится в чародея, костюмерша — в легкого Ариэля. Изящный и беспокойный, озорной и грациозный дух воздуха — замечательная работа Яны Сексте. Просперо сыграл Марин. В интервью говорит, что — вынужденно, не собирался. Но получилось со смыслом. Артист нервный, точный, вдумчивый, Марин не выходил на сцену «Табакерки» два десятилетия, и вдруг создал неожиданного Просперо, передав муки вдохновения, тяжесть и усталость, что прикрыты прекрасным театральным обманом. 

Как педагог автор спектакля пытается протянуть нити из прошлого в настоящее. Из начала, когда первый «табаковский призыв» играл «...И с весной я вернусь к тебе...», «Две стрелы», «Прощай, Маугли!», и играл так, что образы насыщались чувствами самих бесприютных артистов. За пролетевшие годы в «подвале» научились развлекать и веселить, на сцену пришла молодежь, отравленная клиповым сознанием и медийным глянцем. Марин — это очевидно — ценит романтику ранней «Табакерки» и через собственный опыт старается вернуть к ней занятых в «Буре» артистов. 


Фото: tabakov.ru


Особенно хороша порывистая и смятенная Миранда юной Юлианы Гребе. Ее избранника — уверенного и самовлюбленного Фердинанда — Вячеслав Чепурченко играет пародийно, с точной мерой иронии, дефицит которой ощутим в иных сценах спектакля. Подчас трехчасовое действие, выстроенное на пересечении высоких чувств и плотских кунштюков, волшебной фантазии и вполне реальных коллизий, превращается в пестрое, как лоскутное одеяло, собрание миниатюр, и публику начинают развлекать. Чрезмерностей и красивостей — переизбыток: духи острова выплывают в туниках виллис из «Жизели», Прозерпина в интермедии по мотивам древнеримского мифа и вовсе наряжена в черную пачку Одиллии из «Лебединого озера». Шума и плясок предостаточно, обнаженных тел — мужских и женских — тоже. Элементы нестрогого «капустнического» вкуса уводят в сторону от внутреннего сюжета. А он, конечно, о любви. Чтобы восстановить гендерную справедливость, пришлось перелицевать мужские роли на женский лад. Вечно подвыпивший дворецкий Стефано превратился в развратную пьянчужку Стефанию (Евгения Борзых), которая так и манит Калибана (Александр Кузьмин). Участник заговора против Просперо Себастьян становится Каприсой (Изабель Эйдлен), воспылавшей страстью к мерзавцу Антонио (яркая роль Максима Сачкова). Страшный сон заговорщиков, конечно, закончится, все будут прощены и обретут свободу. Только мудрому Просперо останется сладкое и тяжкое бремя творчества...

Когда-то Анатолий Эфрос говорил своим артистам, что Шекспир — это вспышки молний, грохот грома, буря, после которой наступает какая-то легкость. Этой легкости пока не хватает спектаклю. Подождем.
Автор
Елена ФЕДОРЕНКО
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе