Добро должно быть с волосами

"Похвала волосатости" в Хельсинки


В столице Финляндии проходит ежегодный фестиваль театра и музыки. Одним из главных событий Хельсинкского фестиваля стал показ французского циркового спектакля "Похвала волосатости". Из Хельсинки — РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.


Формула Хельсинкского фестиваля, как и много другого, что родилось в этой северной стране, может стать примером для других. Его организаторы стараются не замыкаться на ту или иную "специальную" публику, а обратиться сразу к разным аудиториям, при этом никак не поступаясь качеством программы. Достаточно провести на Хельсинкском фестивале всего один вечер, чтобы убедиться в том, что, не навязывая себя городу, он способен радовать самых разных людей.


В клубе Национального театра в этот вечер для нескольких десятков синефилов показывали дебютные, 80-х годов, короткометражные фильмы Кристофа Шлингензифа, недавно ушедшего из жизни немецкого режиссера и художника, посмертно награжденного главным призом Венецианской биеннале современного искусства. Забавные трэш-комедии Шлингензифа должны были подготовить зрителей к его последней работе "Via Intoleranza II". Этот шумный, пренебрегающий правилами театральной композиции и распадающийся на отдельные номера спектакль, говорящий о несовместимости культурных кодов Европы и Африки, в этом году стал одним из фестивальных хитов.


Напротив, о совместимости, даже о неразрывной связи — не Европы и Африки, но Африки и Латинской Америки — полутора тысячам человек, собравшимся в фестивальном тенте на берегу озера, около Городского театра, пел "Афрокубизм", сводный оркестр музыкантов Кубы и Мали. Кубинцев представлял легендарный Buena Vista Social Club, родившийся еще в докоммунистические времена и выживший во многом благодаря знаменитому фильму Вима Вендерса. Еще тогда, когда снимался этот фильм, кубинские музыканты мечтали играть вместе с африканскими, но тогда им это не разрешали. Теперь их романтические фольклорные мелодии приятно смущают людей — непонятно, то ли пускать слезу, то ли пускаться в пляс.


В общем-то смущение можно испытать и на французском цирковом спектакле "Похвала волосатости" — настолько он отличается от привычных ожиданий зрителей цирковых представлений. Но новый хельсинкский центр "Цирко", занявший площади бывшего городского газгольдера, как раз и создан для того, чтобы поощрять расширение границ понимания циркового искусства. В моноспектакле Жанны Мордой есть и чисто цирковые трюки — например, когда она, поставив себе на голову таз и ползая с ним по сцене, пальцами ступни закидывает в этот таз рассыпанные по сцене ракушки. И деревянный помост с лампочками вокруг, хоть он и не круглый, как арена, а прямоугольный, напоминает о старинном искусстве площадных комедиантов. И ширма фокусника, скрывающая милые сюрпризы, здесь есть. Да и сам образ бородатой женщины, который использует Мордой, пришел откуда-то из старого доброго цирка, который показывал зевакам не только клоунов и зверушек, но и разные курьезы людской породы.


Нежная бородка, которую Жанна Мордой скрывает в начале спектакля, конечно же, накладная. И она вовсе не определяет тему спектакля, но все-таки намекает на нее — относительность гендерных границ дает задуматься об относительности и парадоксальности феномена жизни как таковой. Спектакль "Похвала волосатости" похож на лабораторию, в которой исследуется жизнь и смерть, причем последовательность, в которой их ставит чревовещательница, акробатка и клоунесса Мордой, вовсе не очевидна. Например, с помощью хитроумного приспособления с виселицей она топит в маленьком бассейне ящик с двумя звериными черепами — и оказывается, что один череп, утонув, "умер", а другой выжил.


Природа непонятна и странна: разбив в одном из эпизодов яйцо, Жанна Мордой сначала перекатывает по себе осколки скорлупы, а потом отправляет себе под платье желток — и эта несостоявшаяся маленькая жизнь словно растворяется в ней самой. Хотя и собственная жизнь ее растерянной и ведущей со зрителями экзистенциальные разговоры героини оказывается короче спектакля: в конце вечера Мордой открывает в помосте деревянный щит и сама раскапывает себе в открывшейся черной земле удобное ложе. Она никого не тревожит — укладывается под помост и даже собственноручно закрывает за собой дверь из этого мира. Не забыв на прощание виновато улыбнуться и помахать ручкой — до встречи.


РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ


Kоммерсантъ


Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе