Гаджеты убили Большое кино

Но не смогли уничтожить театр.
ФОТО: АЛЕКСЕЙ МЕРИНОВ


Не знаю, естественным ли путем развивается сегодня культура. Не уверен. Для себя я пока не ответил на этот вопрос. Что такое произведение искусства сегодня? Сохранило ли оно свою ценность по мере того, как мы становимся все более технологичными, цифровыми? Может ли технология быть или стать произведением искусства? Пересекаются ли технология и культура, и если да, то в каких точках?


Думая обо всем этом, я вывел не то чтобы формулу — некий признак, который помогает мне хотя бы приблизительно сформулировать свое отношение к чему-то новому из того, что появляется в культурном пространстве. Так вот — признак: я считаю, что все, любой творческий акт, который можно запихнуть в гаджет, — все это моментально теряет в ценности, девальвируется. Еще короче: большое искусство не живет в смартфоне.

И тут совершенно неважно, о чем речь — о кино, музыке или изобразительном искусстве. Кино, упакованное в мобильный формат, умирает. Возможно, кстати, именно поэтому и умирает: Большой стиль и гаджеты несовместимы. Уточню: умирает именно настоящее, большое кино. А его место занимает (с большим успехом, надо признать, — но чему тут удивляться?) киношный фастфуд. Музыка, потребляемая через смартфоны и планшеты, точно так же превращается в фоновую «жвачку» для нашего слуха, единственная польза от которой — она хотя бы немного спасает нас от информационного шума, рвущегося в наши уши со всех сторон. Разумеется, ни о каком наслаждении чистым, глубоким и настоящим звуком здесь речи не идет: за копейки мы получаем свою тысячу треков; какое тут может быть качество...

Еще одно: музеи. Пандемия всех заставила шевелиться, музейщики вынужденно кинулись в Интернет, собрались, напряглись и выдали — что? Цифровые копии своих коллекций. Это потолок. Больше-то и придумать нечего. Да, коллекции эти уникальны. Да, качество копий иногда потрясает. Но все это вместе превращается в «белый шум» — один сплошной фон, который ну никак не одно и то же по сравнению с живым контактом с прекрасным. Постоять пять минут в Третьяковке перед «Неизвестной» Крамского и пять минут рассматривать репродукцию на мониторе мобильного телефона — кто решится поставить между этими событиями знак равенства?

Но тут, на этом грустном фоне, остается одно яркое и светлое пятно: театр. Театр никак не упаковывается в формат гаджета. Попытки были и есть, благодаря пандемии что-то такое происходит прямо сейчас, на наших глазах. Но чем дальше, тем больше я убеждаюсь, что это сделать просто нереально. Если кино в сочетании с гаджетами деградировало до формата какого-то визуального аттракциона (и супергеройские фильмы, снятые по комиксам, ожидаемо становятся образцом жанра), то театр с гаджетами просто не сочетается. Ну вот — как однополюсные магниты отталкиваются, так и здесь: какие-то прекраснодушные и наивные люди пытаются скрестить одно с другим, а ничего не выходит — прямо совсем! И даже не рождается никакого эрзац-жанра на подмену. Ну в самом деле: не считать же такой формой деградации театра популярный сегодня стендап. Хотя, если подумать, стендаперы вышли из КВН, а КВН — это разновидность театрального капустника, вечера шалостей для актеров, просто перемолотая телевидением в удобоваримый фарш для широких народных масс.

Даже если это так: гаджеты убили Большое кино, но они не смогли уничтожить театр. Эта мясорубка с ним не справится.

… Споры о том — имеем ли мы дело с настоящим искусством или перед нами претенциозная поделка, шли всегда и продолжаются по сей день. Как оценивать то, что мы видим или слышим? Культура, искусство — неудобная для таких оценок область. Это не спорт, где прыгнул на два сантиметра дальше — и ты чемпион, неоспоримый и всеми признанный. Искусство не соревнование. Но я нашел для себя вот такой способ оценки: если предложенное тебе нечто, называющее себя произведением искусства или, паче чаяния, культурным явлением, успешно встраивается в цифровой формат, ничего не теряя от копирования и тиражирования, если зрителю или слушателю нет разницы, что он видит или слушает: оригинал или копию, — тогда у меня возникают большие сомнения.

Может быть, это не решающий критерий, но показательный. С ним можно не соглашаться. Это мои личные наблюдения. И, разумеется, кто-то может назвать эти мои рассуждения брюзжанием немолодого уже человека. Согласен, не спорю! У меня нет комплексов на этот счет. Но ведь есть люди, которые фактически родились и живут в телефоне. Плохо это или хорошо — не берусь судить. Понимаю только, что они просто не знают другого мира. А теперь, повзрослев, они приспосабливают этот мир под себя. И я вижу, что мир от этого становится проще. Цифровой, технологический мир легко просчитывается. А скульптуру Микеланджело или фильм «Андрей Рублев» Тарковского просчитать невозможно. Это плоды свободы творческого духа их создателей. Мир технологий легко поддается измерению, описанию и систематизации, но в нем остается очень немного места для свободы, в том числе для свободы творчества. Та же «Матрица», тот же «О, дивный новый мир», все великие литературные антиутопии — об этом, собственно.

И в том, что мой любимый театр оказался таким неудобным для власти цифры, я вижу признак того, что в нем до сих пор сохранилось главное — свобода. Живая, настоящая, теплая и потому такая притягательная. Увидимся в театре: там дышится свободнее!

Автор
ЮРИЙ ГРЫМОВ
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе