Константин Богомолов: В спектакле «Борис Годунов» есть целый набор довольно странных вещей

Константин Богомолов поставил в «Ленкоме» «Бориса Годунова». Очень жалко, что художественный руководитель театра Марк Захаров сейчас находится на лечении, мы желаем ему скорейшего выздоровления, и как только он вернется к работе, обязательно зададим ему самый банальный из всех возможных, но неожиданно ставший актуальным вопрос — «как вам это удалось?»

Потому что, с одной стороны, ленкомовский «Борис Годунов» — это Богомолов, в зрительском сознании еще не очень великий, но уже вполне себе ужасный. А с другой стороны — это просто Пушкин, который по-прежнему наше все.

В прошлые два сезона Константин Богомолов стал широко известен не только среди «завзятых театралов», но и среди обычных людей скандальными «оригинальными прочтениями классики», главным образом спектаклями «Идеальный муж» по произведениям Уайльда и «Карамазовыми» по Достоевскому. И вот все это лето театральные люди ждали и гадали: что же такое оригинальное сделает Богомолов на этот раз с главным нашим классиком. Любители эпатажа в театре могут порадоваться: Богомолов снова эпатирует, на этот раз вдвойне. Это прозвучит не совсем прилично… но он просто взял текст Пушкина, раздал его актерам и заставил читать по ролям. Так что не очень понятно, что еще можно сказать об этом спектакле с точки зрения содержания, там со времен Пушкина в общем-то ничего не изменилось: народ, история, родина. А вот в смысле формы в «Годунове» Богомолова есть множество как блестящих находок, так и вызывающих недоумение шагов.

Спектакль отчетливо и строго делится на две части, собственно, антрактом. В первой много шуток, фокусов и дразнилок, иногда очень остроумных, иногда не очень смешных. Прологом в пушкинский сюжет служит политическое новостное ток-шоу с аффектированной нтв-подобной ведущей (Елена Есенина) и «эмигрантом» Гаврилой Пушкиным в исполнении блистательного Виктора Вержбицкого, где Смута и польская интервенция подается ровно так, как мы сейчас видим события в одной соседней стране. Эстрадный ход заставляет немного скривиться; да, это смешно, но хотелось театра, а показывают КВН. Но скоро становится ясно, что это и другие подобные решения — не игра в актуализацию классики, а усмешка над ней, лишний раз доказывающая, что классика и без нашего «прозорливого» притягивания ее к современности и так всегда актуальна.


Знаменитое «народ безмолвствует» разыграно с помощью экранных титров, на которых повторяется текст (и это, кстати, одно из очень немногих прозаических добавлений «от себя», которые Богомолов себе позволил): «Народ собрался на центральной площади и терпеливо ждет, когда ему скажут, что дальше» — и так раз пятнадцать. Легкая нервозность в зале перерастает в незамысловатый интерактив, когда появившемуся на сцене Збруеву «подсадная утка» кричит из партера: «Александр Викторович, вы же народный артист, как вам не стыдно в этом участвовать!» После этого КВН заканчивается, пара особенно нервных зрителей уходит, и Богомолов со своими артистами, отработав «обязательную программу» эпатажа (на наш вкус, невинного, как на детском утреннике, с которого ненадолго ушли воспитатели), начинают спокойно рассказывать историю Пушкина его собственными словами — тем оставшимся, кому интересно ее послушать.

«Годунов» Богомолова несмотря на некоторое кокетство с декорациями и костюмами (Смута — это офис, а люди в нем — политики в дорогих костюмах; актуализировать, так до конца), уже традиционное для Богомолова включение в текст трешовой попсы и обсценной лексики (и то всего по одному разу! — «ВМ» считала) является классическим спектаклем актерской стихотворной читки. Собственно, половина постановки держится на Александре Збруеве (Борис Годунов, и это единственное представление, в котором артист нуждается), который мощно, оглушительно, истинно по-царски — хоть царь и не настоящий — читает главные монологи пушкинского героя, и для такого случая не пожалели даже всамделишную шапку Мономаха.


Хочется, но нет смысла перечислять остальные находки и выходки Богомолова. Хотелось бы, но трудно объяснить обаяние и напряжение второй части спектакля, срежиссированного и сыгранного великолепной ленкомовской командой так, что со сцены просто читают стихи Пушкина, и это действует сильнее любого авангардного боевика с переодеванием и раздеванием, и понимаешь, как сейчас раздражали бы и отвлекали любые, даже самые остроумные эстрадные гэги. Возможно, поэтому во второй части своего «Годунова» Богомолов от них отказывается — предварительно на примере первой части показав, что ходы и приемы, за которые его раньше ругали — просто ходы и приемы, в которые можно играть, а можно не играть. В конце концов, он ведь режиссер, и договариваться ему нужно только с автором пьесы.

Настоящим скандалом было бы, если бы Константин Богомолов поставил музейный костюмный спектакль по «Борису Годунову» с шапками и бородами. Но похоже, что легкий эпатаж в его ленкомовской премьере присутствует лишь как слабеющее эхо прежних работ, и новые постановки этого неоднозначного режиссера будут все более тонкими, глубокими и действительно оригинальными прочтениями классики.

ПРЯМАЯ РЕЧЬ

После премьеры «Бориса Годунова» корреспондент «ВМ» задал несколько вопросов режиссеру Константину Богомолову.


— Константин, Марк Захаров участвовал в работе над спектаклем?

— Нет, он даже отрывков не видел.

— Получается, что он дал вам карт-бланш на эту постановку?

— Марк Анатольевич (Захаров, худрук «Ленкома» — «ВМ») видел мои спектакли и, как мне кажется, относится ко мне с симпатией и доверием. Иначе как карт-бланшем я это назвать не могу, потому что всякий режиссер знает, что бессмысленно заранее обсуждать план премьеры, потому что в процессе репетиции все сильно меняется, и на выходе может получиться совсем другое, чем ты представлял себе в начале. Профессиональный режиссер это знает и не будет требовать у другого профессионального режиссера какой-то экспликации спектакля заранее. И репетиции проходили дружно, хорошо, спокойно, поэтому ни вмешательств, ни контроля никакого не было.

— Почему именно Пушкин?

— Выбор материала всегда происходит интуитивно, на него всегда влияет сумма дополнительных факторов, кроме самого произведения, его актуальности или неактуальности, интересности для театра и актеров.

— В спектакле звучит полностью пушкинский текст?

— С небольшими купюрами, и туда вставлено немного откровенной «отсебятины», которая нарочито выделяется из пушкинского текста.

— Мне показалось, что несмотря на все нестандартные приемы и решения, ваш «Годунов» остается классическим спектаклем актерской стихотворной читки. Если для вас самого это так, то вы к этому сознательно стремились?

— Мы стремились к хорошему владению стихом, что, на мой взгляд, получилось; мне кажется, вы вряд ли найдете современную стихотворную драматургию, играемую столь естественно. Актеры «Ленкома», на мой вкус, действительно очень естественно работают с этим сложным стихотворным языком, и сочетание жесткой формы и естественности было одной из задач постановки. Наверное, в Малом театре актеры будут читать этот текст несколько иначе.

— Актуальность спектакля возникла из самого пушкинского текста, или какие-то вещи в нем вы нарочно «подтянули» к современности с помощью специальных ходов?

— Конечно что, текст «Годунова» всегда актуален, и какие-то параллели с современностью настолько очевидны, что лучше их и не проводить; но я это намеренно делаю, потому что рассматриваю этот спектакль отчасти как деконструкцию стиля и формы того политического театра, которым я занимался.
В спектакле есть целый набор довольно странных вещей, как-то: отсутствие монтажа сцен, без музыки, без титров — зритель просто сидит и ждет; вдруг вступает видео безо всякого звука; мизансцена иногда примитивизируется до двух стоящих друг напротив друга людей, говорящих в течение пяти минут — это все чистой воды деконструкция традиционного театрального языка. И в нем гораздо больше эстетики, чем политики.

— А то, что в «Годунове» гораздо меньше эпатирующих ходов, чем в ваших предыдущих громких работах — это тоже сознательное решение?

— Выразительные средства подбираются в соответствии с материалом, театром и собственным состоянием души, которые сходятся в одной точке. Спектакль в какой-то момент сам начинает диктовать выбор изобразительных средств, которые ему требуются — более экспрессивные или сдержанные — а какой-то спектакль и вовсе отказывается от всякой выразительности, как было, например, когда я «восстанавливал» «Чайку» во МХАТе в прошлом сезоне. Так что выбор средств — это не стратегия, а тактика: конкретная форма, конкретный материал.

— Какие у вас планы в «Ленкоме» как у штатного режиссера?

— Есть планы, связанные с русской классической прозой, которые мы обсуждали с Марком Анатольевичем, который, я надеюсь, как можно скорее выздоровеет и вернется к работе. Предварительно мы с ним все обсудили, но без финального одобрения я не могу говорить об этих планах. Но я очень хорошо и комфортно чувствую себя в этом театре.

— А какие у вас планы в других театрах?

— С Олегом Павловичем Табаковым мы будем делать совместные работы, ближайшая — в январе во МХАТе выйдет спектакль по современной английской пьесе «Юбилей ювелира» — к юбилею Олега Павловича. Планов много, и поэтому я предпочитаю говорить только о ближайших.


Подробнее:http://edu.vm.ru/news/2014/09/11/konstantin-bogomolov-v-spektakle-boris-godunov-est-tselij-nabor-dovolno-strannih-veshchej-265030.html

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе