Вот иду я на «Отморозков» на «Винзавод» — мимо переполненного бомжами и коммивояжёрами Курского вокзала, через пахнущий аммиаком и немытостью садик, через закоулки с железнодорожной водой и ржавыми трубами, всеми прелестями привокзального Лефортова.
Прихожу, в сущности, в мало оборудованное для показов здание без бархатных кресел и капельдинеров. И понимаю, что на самом деле здесь сосредоточилась самая активная часть театрального зрителя.
Она же на «Фабрике», она же в «Гараже», она же в ЦДР, она же в «Доке», она же в «Практике», она же в «Мастерской» Алексея Паперного, она же ещё в нескольких местах, в нескольких репертуарных театрах, которые всё ещё выдерживают конкуренцию, являясь цитаделью для наших без преувеличения великих традиций.
Эта публика о своих театральных впечатлениях молчать не будет — включаются сарафанное радио, механизмы самораспространяющейся информации в блогосфере.
Срабатывает эффект пылесоса: эти театры переманивают публику — причём не чем иным, как только эстетическим и социальным интересом. И, кстати говоря, низкими ценами на билеты.
Вот, например, казус этого сезона — лучший детский спектакль сделан за три копейки вне системы государственного театра и играется на площадке, оборудованной по минимуму. Это «Лафкадио» Светланы Ивановой. А в прошлом сезоне таковыми оказались спектакли, сделанные вчерашними студентами в крошечных комнатах РАМТа, практически без декораций, на актёрском энтузиазме.
Публика так или иначе научилась сегментировать свои театральные пристрастия. И в этом смысле театральный дух уже витает где хочет — может появиться в репертуарном театре, а может в подвале или вообще на бывшей фабрике.
Хороший театр и известное театральное здание — это уже не синонимы. Монополия рухнула. Активная часть публики стала очень разборчивой — умеет ориентироваться.
Фестивали сыграли свою роль, критика, блоги научили публику не быть пассивной в вопросе театрального досуга, а, напротив, активно выбирать событие, соотносясь с паблисити, с конъюнктурой.
Всё это я к чему? Новый театр имеет сегодня наиболее активную часть театрального зрителя — критически настроенного, болтливого, разборчивого, пытливого. Интересные люди в зале, живые.
Глаза, костюмы, разговоры — поверьте, это очень заметно, в особенности человеку, ходящему в театр каждый день. Публика разнится от театра к театру. Вот это главное завоевание. «Живые — к живым, мёртвые — к мёртвым, дети — к своим родителям», как сказано в незабвенном фильме Кустурицы.
Это ведь очень быстро наступает: отток зрителя. В особенности в поездках по провинции частое явление: 30—40% зал, полностью седой зал, зал публики, которая театр воспринимает только в последовательности: культурное мероприятие — ресторан — постель. И так далее.
Театры сперва кичатся «народностью», доступностью своего репертуара, бульваризованного донельзя. А потом публика и этим пресыщается. Вот об этом забывать нельзя. Публика в самом деле не дура. Умнее театральных людей — это точно.
Помнится, Театр Гоголя всё время жаловался на своё привокзальное местопребывание. Вот, к нам никто не ходит, потому что мы у вокзала живём.
Эта ложная риторика почему-то совершенно перестаёт работать в ситуации того же «Винзавода», куда идти от метро ещё страшнее, чем до Гоголевского театра.
Когда БДТ до Товстоногова переживал кризис и жаловался на нелюбопытство публики, то тоже говорили: вся проблема в том, что по Фонтанке троллейбус не ходит, публике далеко добираться.
Товстоногов доказал, что эта риторика была ложной: троллейбус по Фонтанке так и не запустили. А для бешеной собаки семь вёрст не крюк.
CHASKOR.RU