«Русские певцы — лучшие, у них фантастическая экспрессия»

фото предоставлено пресс-службой Михайловского театра

Всемирно известный тенор, солист Венской оперы Нил Шикофф в сентябре этого года приступит к работе в качестве руководителя оперной труппы Михайловского театра. В эксклюзивном интервью «Известиям» господин Шикофф рассказал о том, каким он видит будущее труппы.

— Насколько неожиданным для вас стало предложение Владимира Кехмана?

— Это не было сюрпризом. Возможность моей работы в Михайловском театре в качестве руководителя оперной труппы обдумывалась много лет. Когда Елена Образцова возглавляла оперу, она хотела, чтобы я занимался с певцами.

— Вы наверняка знаете, какой информационный фон сложился за последний месяц вокруг личности Владимира Кехмана в связи с ситуацией в Новосибирском театре. Эти обстоятельства как-то влияли на принятие вами решения возглавить оперную труппу Михайловского?

— Я получил предложение еще до того, как возникла эта дискуссия. Кроме того, моя сфера интересов — это Михайловский театр, о чем мы и договорились с мистером Кехманом. Поэтому меня не должны касаться политические моменты, связанные с театром Новосибирска.

Вообще я не отношусь к категории людей, принимающих решения исходя из того, что говорят вокруг и пишут в прессе, я ориентируюсь на личный опыт. А мой опыт сотрудничества с мистером Кехманом исключительно позитивный: между нами никогда не возникало конфликтов. Да, иногда он бывает прямолинеен в своих суждениях, но он всегда дает высказаться людям, работающим с ним в команде.

Михайловский театр — это мой сегодняшний сознательный выбор. Мое сотрудничество с мистером Кехманом и Михайловским длится уже больше 5 лет. Когда я пришел туда впервые, я почувствовал прекрасное отношение и певцов, и всей команды ко мне. Если бы не было этого чувства, я никогда не согласился бы возглавить труппу. Я хорошо себя чувствую в этом театре, я там счастлив. Это очень важно. Я испытываю огромное духовное родство с людьми, работающими там.

— На ваш взгляд, каковы основные задачи руководителя оперной труппы Михайловского театра? 

— Их несколько. Прежде всего эта должность обязывает следить за текущим и будущим репертуаром. С художественным руководителем Владимиром Кехманом и управляющей оперной труппой Ольгой Капаниной мы будем вместе выбирать спектакли, в которых артисты Михайловского театра смогут выглядеть наиболее выигрышно. Мы также будем принимать решения о приглашении солистов международных оперных компаний. Я уверен, что нам удастся сформировать репертуар, который поможет театру активно развиваться.

Второй важный момент — работа с замечательными певцами Михайловского. Мне очень нравится преподавать, я постоянно даю мастер-классы по всему миру. И я считаю, что русские певцы — лучшие, у них фантастическая экспрессия.

— Повлияет ли новая должность на количество ваших выходов на сцену Михайловского?

— В отдельных спектаклях, конечно, я буду принимать участие, но меня изначально приглашали не для этого. Есть гораздо более серьезные стратегические моменты. Я считаю, что самое главное — привлечь в театр талантливых русских и иностранных исполнителей.

— А на регулярность ваших выступлений в других театрах?

— Наша задача — сочетать расписание Михайловского театра с теми контрактами, которые есть у меня. Безусловно, для Михайловского очень важны мои отношения и контакты с другими международными оперными домами. Я буду своего рода послом Михайловского театра. Так что у меня очень ответственная должность.

— Не так давно ходили слухи, что вы можете выйти на сцену Михайловского в партии Ленского в «Евгении Онегине» Чайковского.

— Пожалуй, это одна из любимейших моих ролей, несмотря на то что она небольшая, если сравнивать, например, с партией Германа в «Пиковой даме». Но Чайковский писал ее для молодого тенора: это пышущий энергией и любовью мальчик. Я думаю, что уже слегка староват для Ленского, поэтому не хочу возвращаться к этой партии. Но я приложу все усилия, чтобы помочь молодым певцам исполнять ее.

Месяц назад перед тем, как выступить в спектакле «Паяцы» в Михайловском, я поехал в Большой театр и проводил там мастер-класс с участниками их молодежной программы. Это очень хорошая программа, в которой задействованы талантливые исполнители. Все теноры, с которыми я работал, показывали мне партию Ленского, а также Герцога из «Риголетто» Верди. Каждому из них я старался передать всё, чему сам когда-то научился. Молодые певцы с прекрасными голосами не вызывают у меня ни малейшего чувства зависти, поэтому я с легкостью раскрываю им все свои секреты, чтобы они стали петь еще лучше.

— Вы отметили, что с труппой Михайловского театра у вас установилась глубокая личная связь. В каких еще оперных компаниях вам так же комфортно работать?

— Конечно, это Венская опера. Я пел в разных театрах мира, но всегда чувствовал близость с коллективом Венской оперы. Под руководством мистера Иоана Холендера (интендант Венской оперы с 1992 по 2010 год. — «Известия») я в течение 15 лет принял участие в восьми премьерах. Мало кто из певцов за такой период времени участвовал в таком количестве премьер.

Мне дорог и театр Метрополитен-опера. Я проработал там очень много лет с Джеймсом Ливайном и другими прекрасными музыкантам, пережил много приятных моментов. Это был мой дом.

Ну а Михайловский — это один из немногих театров, пребывание в которых влияет на интенсивность моей работы. Там по-настоящему заботятся о коллективе, что встречается не во всех театрах, даже очень знаменитых.

— Планируете выучить русский язык?

— Я сейчас подумываю об этом. Русская культура очень глубокая и экспрессивная — и музыка, и литература, и живопись. Мне нравится звучание русского языка, мне нравится петь на русском. Это великолепный язык. Когда я учил русский для оперных партий, я слушал записи, пытался добиться точного произношения. Но я прекрасно понимаю, что мой русский еще далеко не идеален.

— Может, мистер Кехман поможет вам постигнуть русский язык?

— А я, в свою очередь, буду совершенствовать его английский (смеется).

— 3 мая на сцене Венской оперы вы отметили 40-летие творческой деятельности, исполнив за один вечер фрагменты из опер «Сказки Гофмана» Оффенбаха, «Пиковой дамы» Чайковского, «Иудейки» Галеви и «Кармен» Бизе. Можете сказать, что роли в этих операх наиболее важны для вас?

— На самом деле для меня не менее важны «Питер Граймс», «Билли Бадд» Бриттена, «Вертер» Массне. Но все роли, исполненные на творческом вечере, — это не просто оперные роли. Чтобы сделать их, требуется много эмоций и жизненного опыта.

В Гофмане меня привлекает деструктивность его характера: это творческий человек, имеющий огромное количество проблем из-за своей чувствительности, на его пути много трудностей. Я очень люблю этот персонаж. И, возможно, из всего моего огромного репертуара я могу назвать любимейшей именно партию Гофмана.

Я счастлив, что отметил юбилей именно в Венской опере. Для меня это большая честь. Доминик Мейер, интендант театра, выступил организатором концерта и проделал очень большую работу. Он помог пригласить певцов, в том числе всемирно известного баса и моего друга Феруччо Фурланетто, фантастическую Крассимиру Стоянову, которой, я считаю, в мире сейчас нет равных.

— Вы остались довольны своим выступлением?

— Я никогда не бываю полностью удовлетворен: всегда чувствую, что мог сделать что-то лучше. Но я счастлив за публику, надеюсь, что они получили положительные эмоции от выступления певцов и фантастической игры оркестра.

Еще я очень благодарен всей команде Венской оперы, в том числе тем, кого не видят зрители на сцене, — администраторам, художникам по свету, костюмам, работникам сцены. Мне кажется, уровень проведения этого вечера показал, что команда Венской оперы — это  слаженная, прекрасно работающая машина.

— Пять лет назад в интервью «Известиям» вы сказали, что в Европе по сравнению с Америкой проблема антисемитизма стоит гораздо острее. Сейчас ситуация изменилась?

— Безусловно. Мне кажется, она ухудшается. И это очень серьезная проблема. Конечно, я не чувствую этого на себе, когда гуляю по городу или нахожусь в театре, где люди разных национальностей являются одной командой и открыты друг другу. Но ведь я внимательно слежу за новостями, читаю газеты. Мир сейчас очень нестабилен, это сложный период.


"Иудейка"
Пресс-служба Михайловского театра/Стас Левшин

— Ваши дедушка и отец были канторами, вели богослужения, но вы не пошли по их стопам. Они не препятствовали вашей оперной карьере?

— У меня не было никаких проблем. Трудности были в отношениях дедушки с отцом. Мой дедушка был баритоном, имел очень хороший голос — я слышал только записи, потому что дедушка умер, когда мне было всего два года. Но отец пел просто гениально, и дедушка завидовал ему.

В 32 года мой отец выступал в программе на американском телевидении. Там его заметил генеральный директор театра Метрополитен-опера Рудольф Бинг, он приглашал отца в труппу. Но папа отказался: он не чувствовал, что готов выступать в опере, что ему хватает для этого уверенности и смелости.

Отец учил меня петь, и самое главное, что я перенял от него — это особое отношение к звуку, необходимость соединять в звуке сердце и разум. Я также обучался пению в канторской школе. Я понял, что существующий там уклад жизни мне не подходит: у меня были длинные волосы, я не хотел носить канторскую одежду. Мне не нравилось, когда меня заставляли одеваться, как мой отец.

Для меня было загадкой, почему мне так не нравится одежда кантора. Мое отношение изменилось, когда я стал петь партию Элеазара в опере «Иудейка». В каком бы театре я ни выступал, я всегда дополняю костюм талит гадолем (еврейское молитвенное облачение. — «Известия»), принадлежавшим моему отцу. Перед выходом на сцену я обращаюсь к нему, говорю: «Я нуждаюсь в тебе, пожалуйста, приди ко мне». Конечно, он не может ответить мне, но я чувствую его, и это дает мне силы. Мой отец — это ключ к моей карьере.

Поделиться