Совершенно чурается тусовок. Вообще не любит компаний. Любит отдельных людей, особенно женщин. Самых прекрасных. Они отвечают ему взаимностью.
Научился делать карнавал еще в юности и продолжает заниматься карнавалом.
Делит людей на клоунов — рыжих и белых. Пока этим удовлетворен.
Если чем и огорчен, то фактом, что сам клоуном не стал. А хотел с детства.
Театр свой сделал и сумел защитить. Интересно, как получится в этот раз.
Если чем и огорчен, то потерей друзей. Дышать стало тесно, жить труднее.
Всегда говорил, что любви Шкловского, Каверина, Боровского, Фоменко и других ему хватит на всю жизнь. Это правда.
Тяжело переживает происходящее в культуре в последнее время, но умирать от этого не собирается. Будет жить и защищать свой театр, свои книги, пока Б-г не выпустит ладонь.
А если серьезно, совсем серьезно, будто не о себе самом…
Мне нравится все уметь в театре и только собственные умения передавать другим. Умения — театру, сомнения — прозе.
Жить интересно, когда ты не один, а тебя несколько. Настолько, что не всегда уследишь, что проделываешь неподалеку от себя ты сам.
Ведь все — воздух, пространство, переходящее в пространство, и ты так быстро живешь, что сам становишься ими — воздухом и пространством.
Репетиции — временны, спектакли — временны, не надо создавать их навсегда, вбивать гвоздь по шляпку.
А вдруг проза тоже не навсегда?
Какая крамольная мысль!
Но зато ты можешь быть уверен, что за тебя продолжит другой. В театре — зритель, в книге — читатель.
Вот и живу как не принадлежащий себе, осознающий себя в других.
И мне интересно. Все заново. Хожу в театр как в первый раз. Начинаю страницу впервые. Закрываю за собой дверь и сразу забываю, что там, за дверью.
Честное слово, правда. И это самое интересное — идти по следу самого себя, обнаруживая других, свою жизнь, их жизни.
Это ничего, что пишу непонятно, это только поначалу, а если разобраться, то слова ничего не значат. Остаются фотографии, по которым можно судить о состоянии моего лица, о том, как я увлечен и как меняюсь от снимка к снимку. О том, как состарился, хотя это тоже никому не интересно, кроме меня…
Что ж тогда интересно?
Уверенность в том, что ничего не изменилось, я по-прежнему в театре, как в своем одесском детстве, и моя девятилетняя дочь листает мои книги, посматривая на меня, и требует, чтобы я не угомонился.
Михаил Левитин
"Итоги"