Он не бросался в своего оппонента сентенцией: «Рожденный ползать - летать не может!». Он рассказывал историю о том, как Черепаха уговорила Орла научить ее летать. Тот взмыл в вышину, держа ее в когтях. Потом отпустил…
Он не обличал жадность, а вспоминал историю, как Собака с куском мяса, пробегая по мосточку через реку, увидала свое отражение в воде с таким же куском мяса, как у нее. Она бросила свою реальную добычу и кинулась в воду за ее призраком.
Больше других мне понравилась вот эта побасенка.
Подавился волк костью и не мог выперхнуть. Он подозвал журавля и сказал: «Ну-ка, ты, журавль, у тебя шея длинная, засунь ты мне в глотку голову и вытащи кость: я тебя награжу».
Журавль засунул голову, вытащил кость и говорит: «Давай же награду».
Волк заскрипел зубами, да и говорит: «Или тебе мало награды, что я тебе голову не откусил, когда она у меня в зубах была?»
Действительно: у сильного всегда бессильный в неоплатном долгу. Таков закон политического мироустройства с доисторических времен.
***
Впрочем, политическое мироустройство за пару с половиной тысяч лет выработало много новых законов, в хитросплетениях которых уже не разобраться, глядя в зеркало фауны. Да и сам мир за эти годы, надо признать, сильно демократизировался, гуманизировался… Эзопы и прочие вольноотпущенники могут в новейшее время не деликатничать и не дипломатничать, а говорить без обиняков в лицо царям все, что они думают о них, об их отношениях с народом, о ситуации в стране, о судьбах поэтов, ученых, комедиантов. Видимо, потому нужда в эзоповом языке как в своеобразной тайнописи, нуждающейся в расшифровке, отпала. Жанр басни захирел и отмер.
Не отмерла надобность в иносказаниях и аллегориях.
Зеркалом для современности уже стало историческое (а также и доисторическое) пространство со своими идеализированными и демонизированными героями, с трагическими и фарсовыми сюжетами, с многообещающими взлетами, с катастрофическими падениями.
Впрочем, зеркало - неточный образ. Скорее - призма, сквозь которую глубже видишь современность. Видишь ее возможные повороты, тупики, а также бездны.
С этой стороны долгоиграющий проект «Суд времени» на 5-м канале особенно показателен.
Это, конечно, не суд Времени с большой буквы. Это суд людей своего времени. Суд небеспристрастный и потому - не безошибочный.
Через его угольное ушко пропущено уже довольно много исторических обстоятельств - Беловежское соглашение, путч 1993-го года, коллективизация 1930-х годов… Суду были подвергнуты царь Николай II и римский император Гай Юлий Цезарь…
В ролях обвинителей и защитников (попеременно) - политический журналист Леонид Млечин и известный геостратег Сергей Кургинян. Председатель судебного заседания - Николай Сванидзе. Присяжные заседатели - массовка в студии и интерактивная публика у экранов телевизоров.
Дела все разные. Из разных эпох. А вопрос, всякий раз стоящий ребром, один: «Человек для государства или государство для человека?». Ответ напрашивается: «Здесь нет противоречия: важно и первое, и второе». Но тогда проступают очертания другой проблемы: что более приоритетно?
Вот она и разводит оппонентов по разные стороны баррикады. Причем довольно категорически.
СССР развалился потому, что был обречен, - констатирует Млечин. Кургинян уверяет публику, что следствием этого стали несчастия и беды, обрушившиеся на граждан. Но по мере разбирательства становится понятно, что горюет он не столько о гражданах, сколько о государстве в формате сверхдержавы. Для него СССР дорог не своей идеологией, а тем, что страна была полноценным геополитическим игроком, а теперь перестала быть таковым.
В ситуации с Гаем Юлием Цезарем, узурпировавшим власть в республике, Кургинян защищает диктатора, поскольку он более эффективен как имперский менеджер.
Николая II он обвиняет, раз самодержец не сумел сохранить контроль над сверхдержавой.
Самая глубокая пропасть пролегла меж процессуальными противниками, когда дело дошло до коллективизации.
Никакие аргументы и документы об ужасах коллективизации с последующей индустриализацией не действовали на Кургиняна и его экспертов. Во-первых, они всячески занижали масштабы бесчеловечья. Во-вторых, клялись, что иного не было дано. Иначе нельзя было спасти Государство.
В 1930-е годы Сталину удалось спасти государство. Оно оказалось бесчеловечным. Потом оно размягчалось, подмораживалось, пока не рухнуло.
И сегодня снова стоит вопрос о приоритетах? Неужели снова на первом месте - человек для государства?
Давайте снова внимательно вглядимся в зеркало истории.
Юрий Богомолов
РИА Новости