Константин Эрнст. Когда мобилы были большими

В связи с новым весенним обострением вокруг Эрнста публикуем материал наших авторов, написанный ими задолго до того, как некто Левкович остро поставил вопрос о нравственной сущности медиа-менеджеров.

По прессе разных стран прошли слухи о том, что Константина Эрнста – а с ним и начальников других солидных телеканалов – поменяют в сентябре. К выборам. На место Эрнста, как пишут, посадят Михаила Леонтьева, который официально над таким предположением смеется. Ну, да, забавно. Хотя, с другой стороны, каких только рокировочек мы не видели!

Так что, может, этот текст не что иное, как поздравление Эрнсту в связи с возможным новым высоким назначением. Или избранием – сейчас разницы нет.

Настал момент непредвзято окинуть взоромего карьеру.

КАК ГАГАРИН?

Как бы то ни было, уйдет Эрнст куда или нет в ближайшее время, обращаю ваше внимание на то, что: человек на своем посту уже четвертый президентский срок. На пенсию ему, что ли, с этой должности уходить cсамоваром – подарком от профкома? Должен же быть еще рост. Какой-то. Тем более у человека с такими талантами, может быть, даже в чем-то гения. Лично я легко вижу его в Кремле – он будет смотреться не хуже, чем… обойдемся тут без известных фамилий. Право, там не будет лишним высокий артистичный красавец, который говорит по-русски очень толково и притом афористично. Да к тому ж, пардон, из Питера (он там учился). И, entschuldigenSiebitte, с немецкой фамилией (в переводе – серьезный), а это нашего брата германиста умиляет. Я давно удивлялся, почему они не могут на серьезную роль найти парня типа Гагарина, видного, с хорошей улыбкой, а тащат разных… э-э-э… разных. Ну, Константин Львович, конечно, не Юрий Алексеевич, но по фактуре он куда ближе к типажу русского красавца и добра молодца, чем… типун мне на язык. «Девочки, посмотрите на фотки Эрнста, какой симпатичный парень, с нордической внешностью…» – в интернете немало подобных откликов на портреты телеклассика.

Еще о популярности: даже Хемингуэй теперь в русскоязычных публикациях – все чаще Эрнст, чем Эрнест – это явно в честь Константина Львовича. И то сказать, теперь небожители – это ТВ-люди, а не разные писатели.

Я еще вспомнил, что у Эрнста был конфликт с министром печати М. Ю. Лесиным: кто кого, Боливар не вынесет двоих; где, кстати, сейчас Лесин? Что-то давно его не видно. Более того, эксперты, которые отслеживают битву компроматов, отмечают, что на наезды в прессе Эрнст реагирует куда жестче, чем даже сам ВВП. О как.

Еще. «Независимая газета» дала текст искусствоведа Анри Вартанова (не преподавал ли он у нас на журфаке лет тридцать назад?) про Эрнста. Так после Ремчуков, главный редактор и по совместительству хозяин издания, напечатал здоровенную объяснительную. С чего-то вдруг. Она была, кажется, больше самой заметки… Там было подробно про то, что Эрнста никто не заказывал, задачи его скомпрометировать никто не ставил, речь шла только об искусствоведческом анализе. В общем, не до шуток.

Я как узнал про это, сразу кинулся перечитывать приготовленный к печати файл на предмет какой крамолы. Долго сидел рассматривал под лупой весь текст... Много думал и чесал репу. Стремно все-таки. Константин Львович! Я хотел как лучше!

ИЗДАЛЕКА

Начну издалека.

Один мой товарищ – живописный персонаж – говорит:

- Если я тебе дам интервью, меня убьют.

Этого самого интервью я у него пытаюсь добиться уже много лет. А он все отказывает. Мы встречаемся, обедаем, ужинаем, ходим в баню, он рассказывает замечательные истории, но замолкает, как только я достаю диктофон. Он неумолим.

– Да ладно! Кто тебя убьет? – пытаюсь я поколебать его решимость.

– Не знаю точно. Может, жена. Может, любимая девушка. А может, олигархи.

– С чего вдруг?

– А я же расскажу правду про своих баб и про то, как и сколько украли некоторые из олигархов. После этого меня, конечно же, застрелят.

– Ну, зачем обязательно про это. Давай мы про другое поговорим.

– Зачем? Все остальное – неинтересно. Про прочее и говорить незачем.

Дурацкая вроде шутка, но что-то в ней есть. Богатая личная жизнь, большие деньги, связанная с ними карьера – и поехали дальше по той же колее. Убийство на какой-то из этих почв или лучше даже на смешанной почве – это и есть самое, наверно, привлекательное. Поэтому интересных интервью с хозяевами жизни нет. А бывают они с богемой, с творческой публикой, с артистами, которые рассказывают смешные истории про себя и про какие-то деньги, им так даже пиар-агенты советуют.

Константин Эрнст – плавно перехожу к главному – из журналиста превратился в государственного деятеля.

Про него уже непросто писать.

Однако попробуем. Я намерен это сделать корректно до такой степени, что слов типа «Березовский» в тексте вообще не будет.


В 1995 году Эрнст делает свой знаменитый репортаж о венецианском карнавале

ЖУРНАЛИСТИКА

Признаюсь, я пытался взять у Кости интервью для журнала. Он назначал время – раз, другой, пятый… Но в последний момент встречупереносил. Занятость, опасение с моей стороны панибратства на правах давнего знакомства, боязнь повторов (он давал уже интервью «Медведю», сколько ж можно)? А может, ему со мной не в уровень говорить, это я без обид: мы оба когда-то были журналистами, а теперь между нами пропасть. Ну и потом, я представляю, как ему обрыдли вопросы про Петросяна, новых бабок, talkshowи, благодаря им, такой ценой, высокие рейтинги, – а какое интервью без этого? Ну, не дал. (Это меня озадачило: сам Никита Михалков, после долгих мытарств и перезвонов, дал мне интервью, причем не казенное, а прочувствованное. Ну а что, Эрнст по уровню уже не ниже Михалкова…)

С чего началась телеменеджерская карьера Эрнста? Как так вышло, что он занимался «Матадором», журналом и передачей, а потом ушел в начальники? Цитирую нашего персонажа*:

«Еще во времена “Матадора” я по просьбе Влада Листьева писал план трансформации Первого канала. Он считал, что будущее телевидения я вижу точнее, чем он. Влад говорил: “Я буду администратором, а ты – идеологом”. Я, пожалуй, лучше других знал, чего он хотел. Мы последние месяцы перед его убийством виделись почти каждый день, мы много обсуждали. Незадолго до этого злосчастного 1 марта мы с ним поссорились по поводу каких-то творческо-организационных взглядов на развитие канала. Это была не принципиальная ссора, так, ерунда. …Я уехал снимать в Венецию выпуск “Матадора” о Венецианском карнавале. Вечером 1 марта я снимал последнюю подводку к этой программе, где много раз повторялось одно и то же слово, оно было и последним в подводке – слово “смерть”. Мы выключили камеру и пошли в сторону гостиницы. Мой оператор из автомата позвонил в Москву… Мы уже отошли метров на сто, и вдруг раздался дикий крик моего оператора, который бежал в нашу сторону и что-то кричал. Мы подумали, что на него напали, отняли камеру. Побежали навстречу, и когда он добежал до нас, он плакал и сказал: “Влада убили”. Влада мне чрезвычайно не хватает. Он был моим близким другом. Я каждый день вспоминаю о нем. И я с тех пор никогда не был в Венеции и, наверное, никогда не поеду».

Это была, наверно, последняя журналистская командировка Эрнста – исторический момент! В который я, вот забавно, был рядом: тоже освещал карнавал.

Помню, мы стоим рядом на площади Святого Марка, он смотрит на туристов, которые съехались в Венецию, ожидая увидеть феерию, а нашли толпы сонных пенсионеров в дешевых масках, и комментирует:

– Упадок сил на Западе! Все, Европа кончилась. У них тут к тридцати пяти годам импотенция! Я поднимал статистику. Это ж страшно… Людям ни-че-го не хочется. А третий мир всегда готов! Вот, тут карнавал, но девяносто процентов масок не интересны. У людей нет воображения! И ничего не происходит. Что же мне прикажете снимать?..

По ходу монолога к нам подвезли инвалидную коляску с парализованным стариком. К дедушке подвели одинокую даму в пластиковой маске за три доллара, и тот долго снимал ее, недвижную, на видео.

– Вот он, образ Европы! – в сердцах сказал Эрнст, разозлился и пошел ругаться с начальником карнавального оргкомитета синьором Момой. Я тоже пошел за компанию. Мома оказался угрюмым изможденным человеком с лысиной. Эрнст тыкал в программу карнавала и спрашивал венецианского начальника:

– И где красочные шествия? Где уличные театры мирового класса? Где балы? Я зачем тут сижу две недели, а?

Ну, спрашивал он не напрямую, а через переводчика, в роли которого выступал будущая медиазвезда Валерий Панюшкин: мир тесен, он тогда писал диссертацию во Флоренции, чинквенто-кватроченто, и вот подрядился подработать. Наш чичероне после ушел из науки в глянцевую журналистику (журналы «Матадор» и «Автопилот»), а оттуда в политическую, из которой тоже, говорят, ушел.

Когда надоело скандалить, мы пошли в кабак – тратторию La Perla, где и отметили 23 февраля. Тост по этому поводу выпало произносить Эрнсту: он все-таки оказался старший по званию (как кандидату наук ему давно дали майора запаса, сейчас, небось, он и вовсе генерал).

А за полгода до этого мы точно так же параллельно освещали Памплонскую фиесту, по следам Хемингуэя. Эрнст приехал туда, чтоб открыть этот праздник для русских – как ранее он (по его словам, именно он; может, действительно так) открыл для нас Каннский фестиваль, бразильский карнавал и еще много чего. Забавно, что быков он освещал, будучи не лохом-гуманитарием (как Хемингуэй), но кандидатом биологических наук. Такая академическая подготовка, по идее, должна была уберечь Эрнста от ляпов, которые попадаются у писателя Хемингуэя, человека вообще без образования. Так, нобелевский лауреат в каком-то из своих текстов невысоко оценил одного корридного быка: тот-де плох, поскольку не различает цветов. Эрнст же сообщил мне со снисходительной улыбкой, что быки все дальтоники, это он как биолог гарантирует… В Памплоне Эрнсту тогда больше всего понравилось, что там любят русских, ведь по всей остальной Европе это к тому времени давно прошло. «Приятно же, когда тебя любят, это нормальная потребность человека», – довольно рассуждал он. Любовь к русским обнаружилась случайно: Эрнста приняли за американца и на корриде намеренно облили красным вином. Он указал злоумышленникам на их ошибку, они распространили эту весть по амфитеатру, и всей группе с ближних рядов стали передавать вино и бутерброды.


Константин Эрнст и Игорь Свинаренко в Памплоне

НАЧАЛО БОЛЬШОЙ КАРЬЕРЫ

А вот что было дальше. Еще цитата из Эрнста: «После того как Владьку убили, меня стали сюда (в Останкино) настойчиво выдергивать, потому что знали, кто писал план трансформации. От этого первого предложения я отказался…»

Наверно, казалось, что это мелко, ведь:

«Я вообще не собирался заниматься телевидением. Я (когда-то) поступал на Высшие режиссерские курсы, в мастерскую детского кино, которую набирал Ролан Быков».

Он даже сдал экзамены!

Но не судьба была.

«Из пяти сдавших окончательный экзамен он (Быков) не взял двух – меня и Валеру Тодоровского».

Жестокий удар по самолюбию... А где те счастливчики, которых маэстро взял? Ну вот где они, эти умники, эти Феллини, спросите вы, может, они в Голливуде, «Оскаров» берут? Эрнст вам ответит: «Один работает ассистентом на телевидении, второй снимает клипы, третий занимается бизнесом».

Но после Эрнста еще раз позвали на ТВ. Он так про это после вспоминал:

«Я спросил себя: “Почему ты отказываешься? Это же вызов”».

Вызов он, как вы понимаете, принял.

Ну и сразу он стал государственным человеком. Про политику – его словами – совсем коротко:

«Наша интеллигенция всегда была убеждена в злонамеренности власти. Так сложилось, что любое действие правительства в среде интеллигенции должно было вызывать либо сопротивление, либо осмеяние. Это как врожденный вывих. Человек не анализирует, почему наверху поступают так или иначе, иногда даже не может проанализировать, потому что у него недостаточно информации. Он против только потому, что эти действия производит власть. Представьте себе, горит дом, оттуда пытаются выбраться люди, рядом с домом стоит интеллигент и вместо того, чтобы помочь вынести ребенка, говорит: “Я стою и наблюдаю, я буду потом свидетельствовать, что из-за этой чертовой власти сгорели дом и люди”. Такая позиция мне глубоко неприятна».

И, как говорится, что делать?

На это у него есть ответ:

«…Задача мыслящей интеллигенции – помочь власти двигаться в правильном направлении».

Кому по рангу такое – ставить задачу не перед кем-то, но перед русской интеллигенцией? Секретарь ЦК мог бы на себя такое взять. Максим Горький. Михаил Шолохов. Высокая планка...


ЗВЕЗДНОСТЬ

Вот среди зрителей много разговоров, кто звезда, а кто нет. А Эрнст довольно убедительно все разъяснил:

«На данный момент в русском кино не существует ни одного актера, который сделает сборы, увеличит кассу. В Голливуде – тоже. Актера, участие которого автоматически прибавит к сборам фильма миллионов пятьдесят, там сейчас тоже нет. …Актер приносит фильму деньги только в том случае, если он человек, через которого проходит время. Например, гениальный Марлон Брандо. Через него время проходило в пятидесятые и перестало проходить в семьдесят втором. Он от этого не перестал быть Марлоном Брандо. Но от “Трамвая “Желание” и “Крестного отца” до "Apocalypse now"… Там уже не Брандо, там Коппола.

В российском кино звезд нет с середины семидесятых. Исключения подтверждают правило. Вот, появился Сережка Бодров, он полностью девяностым принадлежал … Кощунственно такое говорить, но все случилось так, как должно было случиться, все было предопределено. Тот же Витя Цой… Цой и Бодров были настоящими звездами. Через них проходило время, и система Станиславского здесь ни при чем.

У нас...Панин в начале своей карьеры имел шанс стать актером номер один, уже становился им, но потом пустил себя в тираж… Костя Хабенский. Он единственный производит впечатление человека, через которого токи нашего времени могут проходить и через которого оно может изъясняться. С ним может случиться эта история – про время. А может и не случиться. Других актеров, с которыми такое в принципе возможно, я пока не знаю.

Был Меньшиков. Надо было себя пестовать так долго, так долго блюсти актерскую невинность, чтобы потом… Женька Миронов – выдающийся персонаж, очень талантливый… Но время сегодняшнее через них не проходит. В этом – главная проблема.

Евстигнеев – великий, но он не был звездой: не мог обеспечить дополнительные сборы фильму. И Андрей Миронов тоже нет. В актере-звезде, мужчине или женщине, очень сильный момент – эротическое начало. Чаплин был вполне привлекательным мужчиной и большим специалистом по женской части. Мы эту эманацию в старой пленке уже не чувствуем, а они чувствовали. То, что со спущенными штанами он прошел через всю свою жизнь, имело отношение к особой его энергии, которую улавливала пленка».

Литые формулировки. Очень по делу. Спасибо.

«ДОЗОРЫ»

Про эти фильмы надо сказать особо, потому что это его прорыв. Тут совместилось несовместимое: кассу снял, понравился простодушным любителям сюжетов про вампиров и прочие дешевые ужасы, интеллектуалы нашли свой слой, конспирологи – свой, кто-то увидел политическую сатиру, причем начальство не возмущалось, а американцы так и вовсе купили права! (Я при всей своей капризности и то посмотрел оба фильма с неослабным вниманием.) Американцы учатся у нас делать кино; это более чем круто. То есть фильм пронзил общество сверху донизу – и даже прозвучал глобально, перепрыгнул через Атлантику. Может, теперь так и будет – кино для всех? Это уровень, это заявка, это надо уметь такое. Снова цитаты из Эрнста:

«Мне обидно читать, что мы сняли кино всего лишь про то, что есть две команды и одна пьет кровь другой. Или что это подростковое фэнтези. Поверьте, мы не те ребята, которые интересуются фэнтези, мы про другое думаем и делаем. Никогда не поверю, что умный человек не понимает, про что это кино. Это история про современного горожанина, который провалился в подсознание и, ужаснувшись своего подсознания, чрезвычайным усилием воли вернулся обратно. Это история про русский дуализм, про хрупкое русское равновесие, которое все время нарушается, потому что конструкция несовершенная… Темные – это не злые, это просто люди, зачастую очень харизматичные, яркие, просто жизненная тактика которых делать то, что хочется, абсолютно не задумываясь, какие проблемы это создает для окружающих. А светлые – это люди, зачастую выглядящие нервными, озабоченными, они действительно хотят как лучше...»

А с кем же Эрнст? Ну, то есть, с кем, как ему кажется, он?

«Я ассоциирую себя сразу с тремя: с Городецким, Завулоном и Гессером».

Про то, почему он «Дозорам» не устраивал пресс-показов:

«Я за право критика написать: “Какое говно этот ваш фильм”. Но написать с глубоким осознанием того, что завтра он может встретить режиссера и получить серьезно в репу. Но он-то этого не предусматривает. Он живет с ощущением, что вот я сейчас нахамлю тиражом семьдесят пять тысяч и буду дальше хамить. Статья в New York Times о том, что фильм офигительный, гарантирует как минимум семьдесят миллионов сборов. А наши кинокритики не влияют вообще ни на что. Может, и к лучшему». А дальше он объяснил, что вот поэтому и не позвал никого из них на показ.

Выкусите, кинокритики!

Выкусили? А теперь еще раз. Кто плохо выкусывает, будет перевыкусывать:

«Что бы ни утверждали недобрые телекритики, телевидение в России – я не говорю только про ОРТ, я про все каналы – лучшее, входит в тройку лучших в мировом телевидении. Это я говорю как специалист».

Да, точно – лучшее, это вам подтвердят фанаты Петросяна, малограмотные пролетарии, одинокие пенсионерки, провинциальные пэтэушницы. К теме которых мы глубоко и демократично, их всех уважая, наконец плавно переходим.


РЕЙТИНГ: ПЛОЩАДНАЯ ПОХВАЛА

Эрнст все-таки философ, он проникает в суть вещей и дает нам свой горький вывод:

«Телевидение – это общественная столовая. Можно, конечно, предложить народу фуа гра и королевские креветки. Но народ поковыряет вилкой, поморщится и скажет: “Пора менять повара”. И будет прав». «Я здесь (на ТВ) не для того, чтобы реализовывать свои художественные амбиции».

Это с одной стороны. Но с другой:

«Групповуха, показанная в прайм-тайм, точно будет рейтинговой. Я двенадцать лет канал возглавляю, вы видели, чтобы я когда-нибудь такое показывал?»

Дальше строки, под которыми, чтоб вы знали, я и сам готов подписаться:

«Если ты насильно показываешь тот программный продукт, который нравится тебе или ты считаешь, что это правильно показывать миллионам телезрителей, то человек, который принимает такое решение, довольно странный, он, видимо, решил, что может пасти народы. Вследствие того, что я себя не отношу к подобному типу людей, мы тщательно следим за пристрастиями аудитории. И если, увы, к моему огромному сожалению, аудитория безмерно радуется довольно примитивному юмору, наверное, аудитории нужен этот тип телевизионного вещания для того, чтобы расслабиться. И мы ставим довольно много такого продукта в эфир. Телевидение вообще площадное искусство, и поэтому выбор большей части людей, в общем, определяет структуру программного продукта».

И еще такая взрослая отрезвляющая правда, от которой отмахиваются прекраснодушные шестидесятники и околошестидесятники:

«Ужасно, но скажу вам. Как только (в телепрограмме) обсуждается настоящая важная социальная тема, на наш взгляд, очень острая и актуальная, доля падает в два раза. А когда обсуждается что-нибудь из жизни звезд, то рейтинги очень высокие».

Шестидесятники тоже знают, каков наш народ, но им не хватает смелости про это сказать. (Кроме покойного Астафьева, который сумел.) Хорошо, допустим, народ плох, дальше – что? Как говорил Бертольд Брехт гэдээровским начальникам, «если вам не нравится этот народ, идите ищите себе другой». Эрнст решил служить народу такому, какой есть, каким бы тот ни был.

Однажды, когда он исполнял что-то про высокие рейтинги желтых сюжетов, ему дали под дых, спросив:

– А если через эдак несколько снимут фильм “Константин Эрнст и его женщины” и это будет зашибенный рейтинг иметь, каково вам и вашим близким будет? – это внезапно, посреди интеллигентной беседы, в эфире «Эха Москвы».

Оправдываться он начал только после очень длинной паузы.

Хорошая была пауза, она удалась, а это вообще очень важно, когда работаешь с аудиторией. Известны случаи, когда люди уходили из эфира, не выдержав накала дебатов. Но Эрнст – человек закаленный, он ковался в дебатах с такими людьми, что мы тут их по ряду причин упоминать не будем. На провокацию не поддался и всего лишь дал паузу. Ну и, думаю, эфир для него – это святое...

Дальше в тему. Не так давно по популизму Первого канала в своем открытом письме Эрнступрошелся архиепископ Уфимский и Стерлитамакский Никон:

«В последнее время все резче проявляется на Первом канале тенденция, которую можно назвать не иначе как вакханалией лженауки, мракобесия и оккультизма. ...способности колдунов и гадалок, возможность наведения сглаза и порчи, реинкарнации выдаются за реальные факты… Как вы, ученый-биолог, сын биолога и академика, можете объяснить все возрастающую пропаганду лженауки и оккультизма на Первом канале?!» (Да батюшке в пору самому в телешоу выступать! Какая свежесть наезда! – И. С.)

Дальше – самое интересное. Владыка, наивный человек, вот к чему призывает прожженных останкинских:

«Помнить о евангельском предупреждении: “А кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской. Горе миру от соблазнов, ибо надобно прийти соблазнам; но горе тому человеку, через которого соблазн приходит”. Если страшное осуждение на Божьем суде грозит за соблазнение одного, что же будет за миллионы соблазненных?!»

Вот что на это ответишь архиепископу? Я б не нашелся, даром что сам в советских газетах засерал людям мозги. Эрнст, видно, тоже. Во всяком случае ответа на письмо не дал. Владыка обиделся. Его люди жаловались, что еле дозвонились до офиса телеканала, и там им сказали: «Нам много кто пишет, но мы сами лучше знаем, что показывать». На это тоже поди еще ответь. Вот будет Страшный суд, тогда и спрашивайте. Нечего поперед батьки в пекло…

Но если вдуматься, то иНикон тут тожеупрощает, я его отошлю да хотя бы к словам самого Эрнста из его интервью «Медведю» №10 за 1996 год: «Человек – инструмент Божий».

Откуда нам знать, какую миссию, возложенную на него свыше, выполняет Эрнст? Может, даже не отдавая себе в том отчета, как это часто бывает? Вот я процитирую вам одно выловленное в интернете благодарственное письмо, а вы уж сами думайте:

«Спасибо Вам, уваж. Константин, за то, что отучаете и отлучаете так умело нас от ТВ. Говорю искренне. Мне 42 года, двое достаточно взрослых детей. Так вот, старшая (ей 18) “забила”, как говорят сегодня, на телек уже года как 2 тому назад. Младшая (ей 12 будет) скоро к этому придет… Вашими молитвами!!!»

А куда ж податься людям, возненавидевшим «ящик»? Есть подсказка, Эрнст сам ее подбрасывает: «Я собираю советские книги двадцатых – начала тридцатых годов, я обожаю их за тот кайф, с которым они сделаны именно как объекты». Телевидение вообще неважная замена книжкам…

ИТОГО

Теперь без шуток. Очень хороша и красива эта пропасть между яйцеголовым интеллектуалом, который понимает все и даже больше, и плебеями, которых он обслуживает и на которых зарабатывает, хорошо причем. В этом противоречии нет ничего нового. Я знавал приличных людей, которые при Советах вступали в КПСС. Они тоже объясняли, что партбилет поднимает рейтинг... И ничего страшного. С ними сейчас легко здороваются за руку. Или взять народного героя Штирлица. Сколько он сделал для родины! И все только благодаря членству в СС, а без этого никак: у эсэсовцев был очень, очень высокий рейтинг, и доля тоже серьезная. Выше даже, чем у Петросяна. Никто же это в вину Штирлицу не ставит. Это понятная и модная логика, она пронизала страну, как вертикаль власти. Я не раз слышал от вполне себе интеллектуалов рассуждения типа: Путин все понимает не хуже нас с вами, но он как нанятый менеджер должен выполнять волю хозяина контрольного пакета, то есть русского народа, а тот левый и имперский, вот человеку и приходится… Почему нет? Риторика эта не только актуальная, но и – в каких-то случаях – спасительная.

Эрнст меня иногда заставляет вспомнить про художников Возрождения, которые нанимались к герцогам на работу, творить. Вольно дзен-буддистам чиркать тушью по бумажке... А когда нужен мрамор, холсты, собор под роспись или кинопленка с павильонами и звездами и капвложения с размахом? Давайте теперь мы обвиним и Микеланджело в том, что он не создавал свои шедевры на коленке, за бесплатно, с бесконечной творческой свободой...

И такая реплика. Эрнст когда-то мне рассказал, зачем идет на ТВ: чтоб заработать много денег и на них после снять хороший игровой фильм. (Так люди вербовались на Север и там в болотах надрывались и кормили комаров, чтоб заработать, ну, например, на квартиру. Нам, людям советским, это понятно.) У него даже есть сценарий – я вам не буду, правда, выдавать, про что. Где-то в глубине души я надеюсь, что он действительно уйдет с ТВ с этими деньгами, которых, по некоторым оценкам, уже достаточно для полнометражного кино, и таки снимет шедевр. Такой, что мы ахнем.

И это будет его оправдание. Не перед нами, куда там, кто мы – а и вовсе перед вечностью.

Я себе представляю, как он в этом фильме растопчет ненавистного Петросяна, из-за которого столько всего наелся…

Хотя, может, и Петросяну там место найдется.

*Слова Константина Эрнста взяты из его интервью разным средствам массовой информации, опубликованных и вышедших в эфир в разное время.


НЕ МОГУ МОЛЧАТЬ!

Послесловие Альфреда Коха

Не могу молчать!

Прочитал. Ох…л. Ой, пардон, чуть не выругался. Игорек, конечно, выдал на-гора (из Макеевки, все-таки) материалец… Ничего не скажешь. Но все по порядку.

Вообще-то у нас в журнале, извиняюсь за выражение, эта, как ее, ну, свобода слова. (Еще раз простите, сам понимаю, что глупость сказал.) Выражается она в том, что каждый из постоянных авторов имеет право поставить свой материал, а мы не вправе отказать, если мотивы отказа политические. Если бизнесовые или эстетские – то пожалуйста. А политические – нельзя, не комильфо.

Но ведь никто не мешает и мне написать свой комментарий по поводу материала. Вот я его и пишу. Итак…

Игорь, ты вот сожалеешь, что исчез жанр «не могу молчать». Так получи его.

Игорь! Ты кто такой? А? Чего ты до человека докопался? Может, это тебя арестовали в 1968-м, когда ты вышел на Красную площадь, протестуя против ввода советских войск в Прагу? Нет, вроде не тебя.

А! Может, это ты написал страшную правду о сталинских лагерях и тебя пинком под жопу выгнали из страны? Нет. Тот мужик вроде был постарше и с бородой.

Вспомнил. Это тебя гноили в психушке за распространение антисоветских листовок. Нет. То был не ты. Там вообще была женщина.

Все. Я тебя узнал. Это ты с трибуны партсъезда бросил в коммунистические хари партбилет и, повернувшись, ушел, чтобы сделать революцию. Хотя нет, это я перепутал, того деда мы недавно схоронили.

Не был, не участвовал, не состоял. Не ты делал реформы. Не ты получал от «независимой» прессы за это по еб…щу. Не тебя прессовали мусора на бабки олигархов. Не тебя ненавидит народ вслед за фээсбэшниками.

А что ты? Ты писал слезоточивые книги про то, что русские сидят. Что русские похожи на негров. Что вслед за демократией и рынком в Россию все никак не придет достаток, и что в этом виновата новая буржуазия. Вот-де капиталисты в царской России заводы строили, а вы только воруете. Надо, мол, брать пример с тех, настоящих. Правда, ты забываешь сообщить неискушенному читателю, чем тогдашние капиталисты кончили. А так все нормально, типичные мудовые рыдания состарившегося шестидесятника.

Сначала ты дристал заметки в партийной прессе, сжимая потный кукиш в кармане. Потом ты работал в отделе преступности «Коммерсанта» и бухал с ментами в надежде получить информационный эксклюзивчик. Потом ты жил в Америке на деньги спонсоров. А потом и вовсе ушел в гламур.

И вот с этим бэкграундом ты вдруг встал в позу римского героя и начал обличать беспринципность и конформизм Кости. Да ты на себя посмотри. Как говорится, а судьи кто?

Я ненавижу героизм. Вернее, я ненавижу ситуации, когда его нужно проявлять. Я считаю, что требовать от человека сверхчеловеческого героизма бесчеловечно. А ты себя на его место поставь. Хватило бы у тебя мужества послать на х.. коллектив, который ты создавал двенадцать лет, свою карьеру, свой доход, а значит, и благополучие семьи, и заорать на всю Ивановскую: «Сатрапы, сволочи, погубили демократию!»? И поставить в эфир какую-нибудь симфонию Бетховена, а не «Фабрику звезд». Или выступление Гарри Каспарова.

Не-не. Не увиливай. Я серьезно. Такой же, как ты, журналист довольно-таки удивительным образом оказался в руководителях первого в стране телевизионного канала. И не надо заламывать руки. У него есть акционеры, а он – нанятый менеджер. Он должен давать доход. Доход – это деньги рекламодателей. Соответственно, рейтинг, доля и т. д. И что ты на это скажешь?

Смотри. Берется простой питерский парень, ставится директором канала и делает то, что хотят акционеры. То есть блевотину. И что? Вы заказывали блевотину? Вы ее получили. Ровно, точь-в-точь. В чем же его вина? Нет, ты мне объясни! Я хочу понять!

Допустим, я согласен, и Костя делает гнусность. Какую же альтернативу ты предлагаешь? Что в позитиве-то? Вот начни фразу со слов «я бы на его месте…» и продолжи ее. Вот что бы ты на его месте? Ну? Смелее!

Что бы ты, а? Облил бы себя керосином и поджег в знак протеста? Так для этого не нужно быть руководителем канала. Можно и без этого осуществить акт самосожжения. Делал бы все эти мерзости не с таким энтузиазмом и мастерством? Тебя бы на следующий день поперли со службы. Свято место пусто не бывает.

Ну и поперли бы, можешь сказать ты, зато я сохранил бы свою бессмертную душу. Странно… То есть ты хочешь сказать, что все люди, работающие на телевидении, безнадежные грешники? Мол, гореть им в аду, без всякой надежды на прощение? А что, собственно, такого они делают? Бесконечные конкурсы и шоу? Эка невидаль! Тоже мне, нашел грех. Или, может, они безбожно врут в новостных программах? Нет вроде. Так, небольшие диффамации, умолчания и, наоборот, преувеличенное внимание к так называемым представителям акционера. Что ж, за это и в котел со смолой вместе с детоубийцами? А когда мои друзья демократы в 1996-м врали про Ельцина, ты что-то их в ад не отправлял.

Пойми, телевидение – это бизнес. Быть может, не очень пуританский. Это не производство арифмометров и градусников. И, что самое главное, оно не воспитывает зрителя, а идет вслед за его пристрастиями и скрытыми комплексами. Это всего лишь огромный, очень эффективный рекламный щит. Кто эффективнее продвигает «Бледамет» на рынок, тот и зарабатывает больше бабок. Тот и молодец. А все программы – это лишь та самая женская задница, которая должна привлечь покупателя зубной пасты. И ничего больше! Ну, сам посуди, какой воспитательный эффект у бабьей жопы? Да никакого! Зато красиво…

Твои упреки к Косте – это упреки в том, что он хорошо работает. Но ведь это нечестно! Телевидение, которое хочешь видеть ты, принципиально убыточно. Мы составляем, может быть и к сожалению, подавляющее меньшинство нации. И самый большой канал в стране не может ориентироваться на наш вкус и наши запросы. Это глупо и неэффективно. Как если бы ты пришел в цирк и требовал у них постановки «Гамлета» с участием дрессированных собачек и акробатов на першах. Элитные программы – это другой жанр. Это, быть может, будущее телевидения – так называемое интерактивное программирование или еще какая-нибудь хрень. А эфирный канал не воспитатель, а потакатель. В лучшем случае – иногда – информатор. И все. Как говорится, не стреляйте в пианиста. Он играет, как умеет.

Странный ты человек, ей-богу. Вот живет себе парень. Сорок с хвостиком. Понимает, что пороху уже не изобретет. Нобеля не получит. Работает в entertainment. Работает, по общему признанию, хорошо. Делает качественные программы. Держит большую долю рынка. Собирает рекламу. Но нет! Появляется пророк с горящими глазами и начинает глаголом жечь! Растлеватели молодежи! Паскудники! Куда народ ведете! Ай-я-яй.

Куда ведут? Да никуда не ведут. За зубной пастой ведут. И все? И все.

Засим гуд-бай. По-прежнему любящий тебя твой соавтор и товарищ – Альфред Кох.

Фото: Игорь Свинаренко, "Коммерсантъ"

автор: Альфред Кох, Игорь Свинаренко

Опубликовано в журнале «Медведь» №113, 114, 2007

Медведь

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе