Отдельное

Завершившийся на минувшей неделе восьмисерийный документальный фильм Александра Архангельского "Отдел" - нечто отдельное в нынешнем репертуаре ТВ. Подобно тому, как чем-то отдельным в предшествующем сезоне смотрелся "Подстрочник" Олега Дормана. Как сегодня смотрится телеканал "Культура", при упоминании об успехах которого иные профессионалы ТВ готовы хвататься за пистолет.

Хватающимся за пистолет ужасно противно, что те, кто не может похвастаться широкой популярностью среди трудовых масс, имеют основания в среде авторитетных мастеров высокой культуры гордиться своей "кредитной историей".

Оттого и раздражение кумиров телепублики против экспертного сообщества, отличающего работы типа "Подстрочника" и "Отдела".


В этом, собственно, - и их комплекс культурной неполноценности. Комплекс, в котором они не хотят сознаться, но который выдает с головой их претензии на свою общенациональную значимость.

И что более всего выводит из себя рейтинговых рекордсменов, как я догадываюсь, так это - именно непретенциозность и простота созданий, как Олега Дормана, так и Александра Архангельского.

Ну что, казалось бы, может быть тоскливее, когда умственно продвинутые люди умствуют, либо что-то вспоминая, либо что-то предрекая. И ведь кому-то при этом из зрителей не скучно, кому-то интересно, кому-то даже жизненно насущно. Врут, поди... Лицемерят, чтобы избранность свою показать.

***

Предметом интереса героев "Отдела" оказалась Мысль, что естественно. А как иначе? Ведь все они, герои повествования Архангельского - Мамардашвили, Пятигорский, Ильенков, Соловьев, Гаденко, Зиновьев, Генисаретский, Карякин, Левада и Грушин, - были серьезными мыслителями.

Серьезный мыслитель - это философ.

Другой вопрос: откуда, что взялось?

Откуда взялась в Советском Союзе философская мысль?

Жили-то они в послесталинскую эпоху; а русская философская школа была искоренена еще до войны, при непосредственном участии большого ученого и корифея всех наук товарища Сталина. Советский режим не оставил ей ни единого шанса на выживание, не говоря уже о каких-либо шансах на развитие.

Или от какой сырости и с какой радости образовалась у молодых половозрелых советских людей страсть к философствованиям на отвлеченные темы, когда со школьной парты в мозги каждого юноши вколачивались гвозди марксистско-ленинского учения. Учения единственно верного, истинного и потому всесильного и окончательного. А шаг вправо или влево от него считались побегом, предательством, "мыслепреступлением" (как сказал бы Оруэлл), то есть покушением на краеугольные камни идеологического базиса советского государства.

Так вот, когда традиция самостоятельного и самоценного размышления, казалось, была невосстановимо прерванной, она вдруг проступила сквозь мерзлоту и бетон начетнических учебников.

Автор в самом начале своего телеповествования отвечает на свое и зрителей недоумение одним словом: "Чудо".

Слово за слово, выяснилось, что то было все-таки не чудо, а счастливое стечение обстоятельств, вследствие которого образовался Институт международного рабочего движения. Директором последнего стал сын генсека Коммунистической партии США Тимур Тимофеев. Он не был мыслителем, но он ценил живых людей и живую мысль, и у него были свои представления о рамках дозволенного в условиях социализма. Так под крышей статусного советского учреждения с очень советской вывеской возник Отдел, состоящий из вольноотпущенников советского строя, которые придумали себе занятие "не бей лежачего": думать.

Потом, как мы увидели по ходу повествования, им сильно досталось - их били, травили, выдавливали из страны... Ну а в середине 60-х, до того как танки не двинулись на Прагу, было счастье дружества, сотрудничества и просто взаимопонимания. Они стали философами не в университетах; они ими становились, притираясь друг к другу, отталкиваясь друг от друга, обогащая друг друга...

Была и еще одна предпосылка возникновения Отдела. И о ней тоже свидетельствует Архангельский.

Идеология режима к 60-м подернулась болотной тиной. Это стало понятно даже наверху; запах гниения - он ведь всепроникающ, он заставляет воротить носы и начальников и подчиненных, и потому возник запрос на какую-никакую интеллектуальную подвижку внутри заидеологизированной реальности. Потому и была приоткрыта форточка для свежей мысли. Как, впрочем, и для свежего чувства. Но это уже - область художественной культуры.

Художники - люди свободной профессии.

Философы - просто свободные люди. Иначе они не философы. Их продукт - мысль. И их властитель - Мысль.

Она прихотлива, как джинн, выпущенный из бутылки.

Свободу слова контролировать проще простого. Особенно в те далекие, доинтернетовские времена.

И свободу художественного творчества несложно было обуздать. Труднее всего приходилось советским функционерам держать в узде мысль. Но жесткий репрессивный режим в сотрудничестве с репрессивной идеологией и с этой задачей справился. Правда, в какой-то момент дал слабину, организовал для джинна Отдел, и процесс пошел вперед и вширь.

К 68-му году свободы Слова не было, а свобода Мысли была. Парадоксальная ситуация.

Дело ведь еще в том, что философское высказывание невозможно утилизировать для достижения той или иной конкретной цели. На сей счет очень правильно заприметил Архангельский. Цитирую смысл: философ не тот, кто делает выводы; философ - этот тот, кто живет внутри мысли, кто рисует картину целостного бытия.

..."Отдел" - своего рода притча о Свободной Мысли и ее рыцарях, коим выпала драматическая участь жить в непосредственной близости от Дракона, или жить во время потопа под водой.

К финалу у меня, как у зрителя, вызрел вопрос: "А где сегодня живут философы?" И живут ли они? И не возникла ли новая парадоксальная ситуация: свобода Слова есть, а свободной Мысли не стало.

Юрий Богомолов

РИА Новости
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе