Как частное станет общим

Григорий Ревзин о городе будущего.
Фото: Alexander Brodsky / Photo Steve White


Традиционный город — пространство сравнительно высокой анонимности. Ни вас никто не узнает, ни вы никого не узнаете, никто не знает, куда вы идете, с кем встречаетесь, что едите или покупаете. Это норма городской жизни, которая на наших глазах стремительно меняется


Городская анонимность — основа института privacy, и лет 20 назад в нем не было принято сомневаться, особенно в России. Тоталитарное государство не признавало права граждан на какую-либо частную жизнь, соответственно, в утверждении этого права виделась гарантия от повторения тоталитарных практик. Понятие privacy связано с основными демократическими свободами: человек имеет право не только свободно выражать убеждения, мнения, взгляды, но и не предъявлять их, если не хочет, не только верить в то, во что верит, но и не сообщать об этом, не только иметь частную собственность, частную жизнь и обстоятельства биографии, но и отчитываться о них только в предусмотренных законом случаях.

Прошу прощения за этот букварь. Он важен ровно настолько, насколько стал сегодня проблематичным. Вопрос о том, насколько он сохранится в будущем, более или менее решен: не сохранится.

За вами повсюду следят камеры. Все ваши электронные следы собираются и хранятся. Состояние вашего здоровья остается тайной только в юридическом, но не в практическом смысле — ваш медицинский профайл постоянно пополняется, и сведения, в нем содержащиеся, могут быть получены (пока не вполне законно) самыми разнообразными интересантами в самых разных целях. Как и потребительские, финансовые и т. д. и т. п. Эти профили пока не сведены вместе, но в ближайшее время проблема будет решена. Это вполне новое состояние человечества, и оно требует новых общественных установлений.

Мы тренируемся в этом направлении. В нашей стране много людей за слова в частном письме были уничтожены. Тоталитарное государство не признавало тайну переписки, среди приличных людей сама попытка вскрытия чужих писем воспринималась как нечто безусловно аморальное. Но это прошло. Сегодня кража и публикация в сети частной переписки какой-нибудь знаменитости — социально приемлемое действие. Пользователи могут восхищаться написанным, могут возмущаться, а иные даже отказываться читать украденные письма — все эти реакции равно поддерживают дальнейшие кражи и публикации.

Одна из самых мерзких процедур тоталитарных режимов — вынужденное публичное раскаяние в содеянном — возродилась в новом виде благодаря новым технологиям. Требование — не государством уже, но сетевым сообществом — объяснений, оправданий, покаяния от человека, чьим поведением или выступлением сообщество в данный момент оказалось недовольно, комментирование этих объяснений, признание их неудовлетворительными — один из самых распространенных сюжетов социальных сетей.

Тоталитарные процессы сопровождались тем, что сотни и тысячи людей по зову сердца от себя лично требовали самых суровых наказаний для жертв. Более или менее определенным выводом из этих практик стал моральный запрет на участие в коллективном осуждении, и некоторое время он действовал. Новая сетевая мораль не находит в публичных разбирательствах, осуждениях и даже проклятиях ничего предосудительного. Более того, инициаторами тут часто выступают благородные люди, и с антропологической точки зрения мы можем зафиксировать принципиальный сдвиг в критериях благородства.

Социальные сети сегодня — это массовый практикум по освоению новой этики, который выбраковывает тех, кто оказывается к ней невосприимчив.

В известном смысле privacy являлось цивилизационным завоеванием. В деревне или в малом городе его не было по определению. Там все знакомы и все всегда знают, куда, во сколько, с кем и зачем вы пошли. Если вы получили письмо и никому его не прочли, то там, вероятно, написано что-то дурное. Все хорошо осведомлены о вашем материальном положении, роде занятий, поступках, взглядах и вкусах, и лучше бы во всем этом не отличаться от остальных: травля чужих и придурков здесь — не травля даже, а здоровый стадный инстинкт.

Сеть возвращает нам эту этику под именем «новой прозрачности». В этом видятся перспективы и некий новый свет. И он, несомненно, есть.

Возьмите проблему транспорта. 95% автомобилей в городе работают от силы 10% времени суток. Остальное время они стоят припаркованные около жилья или офиса. Некоторые не двигаются с места неделями. В ближайшие три-пять лет с распространением сетей 5G массовый беспилотный транспорт станет реальностью. Легко можно представить себе, что частные автомобили вообще изгоняются из города, все они начинают работать по принципу такси, и мы можем сократить количество машин в четыре раза. Но буквально, как такси, не годится: чтобы не случилось транспортного кризиса, необходимо заранее знать, кто, куда и на какое время едет. То есть потребитель должен заранее резервировать машину, а система следить за тем, чтобы он оставался во временных и территориальных рамках заказа.

То есть все ваши поездки в любое время должны быть открыты. Добровольная открытость плюс контроль — но взамен мы сэкономим много ресурсов.

Или возьмем электричество. Мы тратим чудовищное количество энергии зазря. Мы забываем выключать компьютеры, телевизоры, кондиционеры, вентиляторы, свет и т. д. Просто забываем, а в результате крадем ресурсы, которые пригодились бы нашим потомкам. Но если все приборы включаются, скажем, только через смартфон, то он знает, что, раз вы вышли из сортира, свет там можно погасить. Раньше это делали соседи по общей квартире, а теперь смартфон.

Вообще, если все про всех знать, то можно сэкономить кучу ресурсов. Это и есть цивилизационный смысл новой открытости. А если она соединится — а она несомненно соединится — с экологической этикой, отказ в предоставлении данных будет рассматриваться как преступление против природы. В этом отношении открытость приобретает свойства категорического императива.

На этом соединении можно выстроить идеал города будущего. Процитирую выступление бывшего министра экологии Дании Иды Аукен на позапрошлогоднем форуме в Давосе (Давос сегодня — одна из самых принципиальных площадок прогнозирования будущего). Оно описывает город 2030 года.

«Добро пожаловать в мой город — или, лучше сказать, в наш город. Мне ничего не принадлежит. У меня нет своей машины. Нет своего дома. Я не владею одеждой и бытовой техникой. <…> Все, что раньше считалось продуктом, теперь стало услугой. Транспорт, жилье, еда и все, что необходимо в повседневной жизни, достается нам бесплатно, так что особого смысла владеть чем-то попросту нет. <…> Личный автомобиль превратился в бессмыслицу, потому что мы всегда можем вызвать беспилотник или летающую машину для более длительных путешествий, и они приедут через несколько минут. <…> В нашем городе не принято платить арендную плату, потому что пространство используется всякий раз, когда „хозяина" нет дома. Например, когда я ухожу, в моей гостиной проходят деловые встречи. <…> Порой меня раздражает, что мы лишены приватности. Отслеживается каждый мой шаг. Я знаю, что где-то записывается все, что я делаю, о чем думаю и о чем мечтаю. Надеюсь, никто не станет использовать эти данные против меня».

Последние слова — об использовании личных данных против личности — выдают все же некоторую тревогу. Принимая логику новой открытости, люди жертвуют своей приватностью, и даже в таких радикальных случаях, как в утопии Аукен,— жертвуют не без сожалений и опасений.

Но свобода делать, думать, мечтать и иметь границы своей личной территории, за которые общество не может проникать, меняется на удобство и экономию. Удобство иметь бесплатное жилье, бесплатный транспорт, бесплатную еду. Кстати, ровно на такой логике была построена плановая экономика в СССР.

Удобство, экономия, безопасность — это очень важные вещи, люди часто меняют на них свою свободу. Тоталитарное государство обосновывало необходимость ограничения свободы граждан именно этими резонами. Но, конечно, есть отличия: мы учимся менять свою свободу, отдавая функции тотального контроля не государству, а сообществу.



Город будущего


Принципиальная новизна города будущего нашего времени в том, что он не является инструментом достижения будущего. Это совсем иная конструкция. Она основана на том, что будущее наступает само по себе. Город нужно к нему приспособить — и сам город, и, главное, его жителей.

Автор
Григорий Ревзин
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе