Какие Кадаши — хороши?

Городская среда — это все то, что окружает нас за порогом квартиры. Это лестница или лифт, дверь дома, видимые каждый день фасады домов, знакомые деревья, которые изменяют свой облик в течении года. Это индивидуальные, невидимые постороннему глазу дороги — будь это путь к парковке, станции метро или к магазину. Это среда обитания горожанина. Эту среду можно последовательно игнорировать как агрессивную, стараясь отгородиться от нее шторами даже в квартире, а можно пытаться, по крайней мере, понять.

Городской средой можно даже восторгаться. Тысячи людей переселяются каждый год в Париж, миллионы со всех стран мира стремятся хотя бы раз в жизни посетить этот город. Как зачарованные бродят они по относительно узким улицам, застроенным в середине XIX века (после градостроительных реформ Хаусманна) по большей части сходными по типу домами серо-кремового цвета, и на каждом перекрестке делают фотографии. Они стараются впитать в себя атмосферу Парижа — города Гюго, Дюма, импрессионистов и Хемингуэя. 

По поводу сносу ансамбля старых зданий в Кадашах есть мнение некоторого числа сторонних интернет-наблюдателей, которое можно в целом сформулировать так:

Вариант 1  

Вариант 2  

Второй вариант много более богоугодный, нежели первый.

На первом мы видим маленькие покосившиеся строения и сооружения на полтора-два этажа неясного назначения. Кто там их снимать будет, неясно, но понятно, что в этих стареньких и убогих домишках на самом деле находиться даже опасно для жизни.

Второй вариант демонстрирует нам современные здания офисного и жилого типа. В них будут жить и работать современные молодые люди, зачастую успешные. Для которых спасение души является повседневной необходимостью. Церковь в месте жизни и труда этих современных офисных пролетариев послужит делу Бога, безусловно, в большей мере, чем на первой картинке
.

Так почему же НЕ ДОЛЖНО быть так, как на картинке номер два?

Вышеизложенный взгляд на историческую застройку как на старенькие и убогие домишки заслуживает дискуссии.

На основании фотографий в электронных CМИ трудно сделать вывод о степени сохранности приговоренных под снос конкретных домов. Но для кирпичного здания сам по себе возраст в 100-150 лет не является основанием для объявления его статически неустойчивым. Каменная кладка, особенно оштукатуренная, выдерживает столетия, даже если некоторые кирпичи и носят следы выветривания. В этом смысле здания, построенные на рубеже XIX-XX веков, обладают неизмеримо более высоким запасом прочности, чем блочные и панельные творения советского и постсоветского периода.

Сырые подвалы и фундаменты тоже не являются смертным приговором для старого дома. Для современной строительной техники осушение подвалов/фундаментов является такой же стандартной операцией, как и удаление аппендицита в хирургии.

Также нуждаются в оправдании деревянные междуэтажные перекрытия и деревянные конструкции крыш. Насколько мне известно, в России (как и в Европе 30 лет назад) они считаются ненадежными и, как правило, заменяются в ходе реставрации. Следует заметить, что стабильность теряет только гнилая, открытая доступу влаги древесина. Сухое дерево сохраняет устойчивость до тысячи лет, что подтверждают деревянные кирхи в Норвегии (stave church) или же творения зодчих русского Севера. Защищенные от проникновения влаги со стороны фасада деревянные балки могут прогибаться и деформироваться, но тем не менее сохраняют свою устойчивость. Гладкий и абсолютно горизонтальный пол в таких зданиях — достаточно просто решаемая техническая проблема. То же самое можно сказать о конструкции крыш: ее самый страшный враг — не время, а огонь, который в подавляющем большинстве случаев является следствием человеческого разгильдяйства.

Так что могу успокоить противников первого варианта — в «стареньких и убогоньких домишках» можно жить гораздо более безопасно и комфортно, чем в «современных» панельных домах.

Остается ответить лишь на вопрос — зачем? Действительно, какой смысл вкладывать деньги в научную реставрацию «сооружений на полтора-два этажа неясного назначения»? Тут мы подходим к понятию «городской среды».

Городская среда — это все то, что окружает нас за порогом квартиры. Это лестница или лифт, дверь дома, видимые каждый день фасады домов, знакомые деревья, которые изменяют свой облик в течении года. Это индивидуальные, невидимые постороннему глазу дороги — будь это путь к парковке, станции метро или к магазину. Это среда обитания горожанина. Эту среду можно последовательно игнорировать как агрессивную, стараясь отгородиться от нее шторами даже в квартире, а можно пытаться, по крайней мере, понять.

Городской средой можно даже восторгаться. Тысячи людей переселяются каждый год в Париж, миллионы со всех стран мира стремятся хотя бы раз в жизни посетить этот город. Как зачарованные бродят они по относительно узким улицам, застроенным в середине XIX века (после градостроительных реформ Хаусманна) по большей части сходными по типу домами серо-кремового цвета, и на каждом перекрестке делают фотографии. Они стараются впитать в себя атмосферу Парижа — города Гюго, Дюма, импрессионистов и Хемингуэя. Эта атмосфера лишь отчасти связана с конкретными достопримечательностями. Не обязательно залезать на Эйфелеву башню — достаточно из разных частей города иметь возможность видеть ее не заслоненный каким-нибудь дурацким небоскребом силуэт. Не обязательно заходить в каждую brasserie — достаточно знать, что означают эти отгороженные красными чехлами типичные парижские закусочные на тротуарах. Городская среда складывается  из многих, часто не фиксируемых сознательно взглядом элементов, которые передают сознанию сигнал «мне здесь хорошо!».

Градостроительная судьба Москвы, одной из величайших европейский столиц, складывалась непросто. Восстановленная после пожара в 1812 году, перетерпевшая незавершенный строительный бум начала XX-го века и незавершенную сталинскую реконструкцию, с 60-х годов непрерывно обрастающая по периметру кварталами новостроек, Москва не имеет такой однородной городской среды, как Париж или даже Рим. В центре Москвы каждая улица, каждый переулок являются конгломератом домов разной эпохи, мозаикой, в которой важен каждый камешек. Не надо бояться, что отреставрированным двухэтажным домам нельзя найти применения — в них точно также можно работать и жить, как и в 10-этажных.

Кроме того, очень редкие теперь дома середины — конца XIX века являются частью скелета, который оптически — т.е. в глазах прохожего —  «держит» градостроительную ткань и служит пространственным ориентиром «старое — новое», «к центру — к окраине». Стоящие вдоль улиц отдельные, каждый с индивидуальным лицом дома служат примером классической городской среды выросшему в Черемушках человеку, где отдельные здания, корпуса и строения утопают в неразличимом для постороннего хаосе дворов и деревьев, проездов и подъездов. Эта модная в Европе и СССР градостроительная концепция показала свою несостоятельность. И следы именно такой концепции мы видим на втором плакате, вызвавшем такую симпатию упомянутых наблюдателей.

Не знаю, насколько эта модель соответствует конкретным планам застройщика. Но то, что мы видим на плакате — ужасно. Концепция и в плане и в фасаде бесформенного многоэтажного (как минимум 12 этажей) монстра подчинена одной единственной цели — создать как можно больше площади под продажу. Достижение этой цели взрывает все масштабы существующей застройки. Церковь Воскресения теряет свое столетиями доминирующее положение и превращается в point of view из окон монстра, а окружающие дома превращаются в подобие детских кубиков.

Не думаю, что по преображенному кварталу приятно будет гулять — даже тем «молодым и удачным людям», владельцам недвижимости в новом комплексе. Ликвидация одного из немногих сохранившихся уголков старой Москвы приведет в долгосрочной перспективе к падению цен в целом микрорайоне — а это не в интересах девелопера и, уж конечно, — не в интересах соседей.

Русский обозреватель

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе