Там он представил вне конкурса проект «Кабинет директора», посвящённый памяти покойного директора Музея архитектуры им. Щусева Давида Саркисяна.
Юрий Аввакумов рассказал в интервью «Часкору», что он увидел в Венеции, как меняется Архитектурная биеннале, что представляет собой его собственный проект.
— Каковы впечатления от нынешней биеннале в целом? Если сравнить с предыдущими?
— Обычно новая биеннале кажется слабее предыдущей. Не знаю, с каким психологическим эффектом это связано: много народа, много впечатлений, требующих осмысления, глобальная энтропия или сама Венеция, которую не затмить никаким выставкам.
В этот раз, наоборот, мне кажется, что кураторский проект Сиджимы оказался интереснее Аарона Бецки. Хотя нельзя сказать, что тема людей в архитектуре интереснее «архитектуры за пределами».
Мне показалось, что в этот раз зрелищнее выступили страны в своих павильонах, нежели общая интернациональная экспозицию в Арсенале.
— Какие стенды показались наиболее интересными и почему?
— Мне понравились экспозиции, где было как раз немного архитектуры. Или, точнее, в которых была представлена её квинтэссенция.
Это работы с пространством в павильонах Франции, Румынии, Польши, Бельгии, Австралии, Канады, Голландии, в арсенальной части — инсталляции Элиасона, Обриста, и самая впечатляющая — «Транссолар» и «Кондо», своего рода парнaя: огромный зал, заполненный облаком пара, с подвешенным между колоннами спиралевидным пешеходным пандусом.
— Понравилась ли вам российская экспозиция?
— Чобан сделал очень хорошую, продуманную и конъюнктурную экспозицию. В центральном зале — круговая живописная панорама Вышнего Волочка с вписанными в неё проектами московских и питерских архитекторов.
Зритель находится на мостках, между ним и панорамой — зеркала, создающие иллюзию воды (в Волочке есть свои каналы), всё вместе вдруг напоминает о бородинской и севастопольской панорамах, виденных в детстве и, несмотря на простоту приёма, возвращающих детское чувство восторга от увиденного.
— Насколько, по-вашему, действительно актуальна тема российского павильона и в какой степени такая архитектурная фантазия адекватна российской реальности?
— Фантазия вообще единственное, что у нас осталось. Архитектор, выступающий с пионерским проектом, — дело, в общем-то, обычное.
У американцев весь павильон был посвящён таким «опережающим» проектам — от маленького бюро до огромной корпорации.
Мы показали частный случай. Если хоть что-то в Волочке в результате такой инъекции изменится, всем можно будет радоваться, потому что хуже, чем сейчас, малым русским городам никогда не приходилось.
— Выбор Чобана куратором российского павильона был правильным, как считаете?
— Видите ли, к назначению Чобана причастен и я, выбрав его проект победителем на прошлогоднем кураторском конкурсе фестиваля «Зодчество».
К сожалению, выборов куратора у нас нет — есть назначение. Конкурс кураторов на «Зодчестве» носит тренировочный характер. Общего с российским павильоном только размер площадки — 11х11 м.
Такой же, как в главном зале щусевской постройки. Куратор же Ревзин вместе с куратором Хорошиловым, назначенные министерством культуры без всякого конкурса, с моим предложением согласились. А могли и не соглашаться.
— Идея Чобана по поводу создания профессионального фильма о Вышнем Волочке, сопровождающего инсталляцию в русском павильоне, оказалась продуктивной? В прессе были хорошие отзывы по его поводу…
— Я видел лишь фрагменты фильма. И это очень хорошая работа. Зал, в котором его показывали, тоже впечатлял — в нём сколотили до кирпича штукатурку, так что он сразу стал частью фабричной декорации Волочка. Я бы разве что сделал зал темнее — на дневном свету фильм смотрелся слишком бледно.
— Насколько важно для России участвовать в таких международных выставках?
— Безусловно и без вопросов. Это как участвовать в Олимпиадах.
— А прагматика тут какова?
— Прежде всего это школа. Наезжая в Венецию туристом, основного нерва современной архитектуры не уловить и знакомств не завязать. И вообще, нет у нас никакого «другого пути», один раз сходили — хватит. Нужно учиться делать то же, что и все. Может быть, по-своему, но то же, а для этого нужно учиться.
— Кто, по вашему мнению, из всех российских кураторов (включая прежних и нынешнего) наилучший?
— Поскольку в 1996 году я сам был куратором на Архитектурной биеннале от России, мне сложно быть объективным. Могу сказать, что впервые за многие годы наша экспозиция выглядит осмысленной и соответствующей общей теме и тенденциям.
— Насколько сильно, по ощущению, кризис ударил по архитектуре и начинает ли она приходить в себя? Изменил ли кризис лицо архитектуры?
— Многие имена те же. Если судить только по выставке, то никакого кризиса в архитектуре нет. Площади те же самые, размах представления такой же, а число посетителей посчитаем по осени.
— Как вы оцениваете удачность собственного проекта в рамках биеннале (я о «Кабинете директора»)?
— Инсталляция памяти Давида Саркисяна не участвовала в конкурсе проектов или амбиций. Она располагается в старинном палаццо Зенобио (с конца XIX века оно принадлежит армянскому монастырю), занимает два небольших зала, где в темноте показывается фильм о Давиде, в котором о нём говорят его друзья, и две видеопроекции его кабинета: одна панорамная, цветная, «живописная», наполненная тысячами вещей; другая — так называемый лазерный скан, «мёртвая», сделанная компанией, «записывающей» таким образом памятники или фасады зданий для их восстановления.
Сопоставление двух проекций — одна визави другой — не только метафора жизни и смерти, живого лица и посмертной гипсовой маски, но и метафора города как живого организма: то, что в городе складывается божественным образом, далеко не всегда принадлежит архитекторам, но архитекторам в первую очередь необходимо его защищать, зачастую от самих себя. Всё-таки архитектор скорее садовник, а не прозектор.
— Несколько не в тему: нынешний директор МУАРа Ирина Коробьина, как вам кажется, справляется/справится или нет с этой работой? У вас, насколько мне известно, были сомнения на этот счёт после её назначения…
— Не могу ответить на этот вопрос, я не осьминог Пауль. Пока же кабинет Давида находится в безопасности, в нём производится опись, музей участвовал в выставке в Венеции и готовит её московскую версию, которая откроется 23 сентября.
CHASKOR.RU