Бездонный колодец абстракции
18 февраля 2017 ● "Известия"
Экспозиция Эдуарда Штейнберга демонстрирует народные корни его творчества.
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Александр Казаков
Московский музей современного искусства (MMOMA) представил крупнейшее собрание рисунков, коллажей и гуашей Эдуарда Штейнберга. Ретроспектива «Если в колодце живет вода…» охватывает все периоды творчества художника — начиная с пейзажей 1960 годов и заканчивая геометрическими абстракциями 2000-х. Но при всем многообразии стилей и жанров в работах просматривается сквозная тема: русская деревня.
Детство и юность Эдуард Штейнберг провел в Тарусе. С реалистических изображений сельских окрестностей и начался его путь в искусстве. В серии фломастерных рисунков 1966 года запечатлены конкретные места, которые вместе образуют архетипический портрет русской деревни.
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Александр Казаков
Стремление к обобщению, вычленению главного, «дистилляция» образа — те качества, что привели художника к абстракции и супрематизму. Однако постоянный диалог с авангардной традицией у Штейнберга шел в контрапункте с размышлениями о корнях и природе. На гуаши 1997 года «Таруса» коричневый квадрат (окно? сруб колодца?) вмещает узнаваемые элементы: топор, месяц, пенек. Но конкретика заменена лаконизмом геометрии, и вот уже трава и деревья оборачиваются сплошным зеленым фоном, а черный прямоугольник символизирует ночь.
Развивая формотворческие эксперименты Малевича, собиравшего из треугольников и трапеций фигуры косарей и жнецов, Штейнберг обогащает деревенскую тему идеями, нетипичным для авангарда 1920-х. На первый план у него выходит вера. Героиня гуаши «Фиса Зайцева» (1985–1987) держит в руках деревянное распятие, а в работе «Фиса из г. Семенова» (1988) фон образуют два перекрещенных черных прямоугольника. Вместо лица женщины — безликий овал, но характерный наклон головы ассоциируется с ликом Богородицы.
Религиозные метафоры появляются у Штейнберга еще в конце 1960-х. К этому времени относится экспрессивно-лаконичный набросок распятой на кресте птицы. А еще художник укладывает крылатый силуэт в гроб («Мертвая птица», 1966), помещает на свое изображение («Автопортрет с птицей», 1960-е)… Птицы — еще один, наряду с крестом, лейтмотив его творчества.
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Александр Казаков
Помимо пернатых, «моделями» для художника становятся рыбы, камни, раковины: Штейнберг создает из них «метафизические натюрморты», раскладывая в безликом, словно безвоздушном пространстве. Даже в поздних композициях среди абстрактных форм вдруг оказывается рыба или ворона, а на однотонном фоне «вырастает» крохотный, будто игрушечный деревенский домик рядом с огромным крестом («Евразия», 2002).
Экспозиция разместилась на двух этажах музея. Внизу — фигуративные работы и абстракции советских времен, наверху — поздние рисунки и коллажи. Всего — более 80 экспонатов. По просмотру всех становится по-настоящему ясно поэтичное название выставки, взятое из текста самого художника.
«Колодец для деревни — особое место, — пишет Штейнберг в мемуарах. — Смотришь вниз, в землю. За глубиной — вода. Колодец — тоже дом. И если в колодце живет вода, значит, возможно воскресение...»
Московский музей современного искусства (MMOMA) представил крупнейшее собрание рисунков, коллажей и гуашей Эдуарда Штейнберга. Ретроспектива «Если в колодце живет вода…» охватывает все периоды творчества художника — начиная с пейзажей 1960 годов и заканчивая геометрическими абстракциями 2000-х. Но при всем многообразии стилей и жанров в работах просматривается сквозная тема: русская деревня.
Детство и юность Эдуард Штейнберг провел в Тарусе. С реалистических изображений сельских окрестностей и начался его путь в искусстве. В серии фломастерных рисунков 1966 года запечатлены конкретные места, которые вместе образуют архетипический портрет русской деревни.
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Александр Казаков
Стремление к обобщению, вычленению главного, «дистилляция» образа — те качества, что привели художника к абстракции и супрематизму. Однако постоянный диалог с авангардной традицией у Штейнберга шел в контрапункте с размышлениями о корнях и природе. На гуаши 1997 года «Таруса» коричневый квадрат (окно? сруб колодца?) вмещает узнаваемые элементы: топор, месяц, пенек. Но конкретика заменена лаконизмом геометрии, и вот уже трава и деревья оборачиваются сплошным зеленым фоном, а черный прямоугольник символизирует ночь.
Развивая формотворческие эксперименты Малевича, собиравшего из треугольников и трапеций фигуры косарей и жнецов, Штейнберг обогащает деревенскую тему идеями, нетипичным для авангарда 1920-х. На первый план у него выходит вера. Героиня гуаши «Фиса Зайцева» (1985–1987) держит в руках деревянное распятие, а в работе «Фиса из г. Семенова» (1988) фон образуют два перекрещенных черных прямоугольника. Вместо лица женщины — безликий овал, но характерный наклон головы ассоциируется с ликом Богородицы.
Религиозные метафоры появляются у Штейнберга еще в конце 1960-х. К этому времени относится экспрессивно-лаконичный набросок распятой на кресте птицы. А еще художник укладывает крылатый силуэт в гроб («Мертвая птица», 1966), помещает на свое изображение («Автопортрет с птицей», 1960-е)… Птицы — еще один, наряду с крестом, лейтмотив его творчества.
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Александр Казаков
Помимо пернатых, «моделями» для художника становятся рыбы, камни, раковины: Штейнберг создает из них «метафизические натюрморты», раскладывая в безликом, словно безвоздушном пространстве. Даже в поздних композициях среди абстрактных форм вдруг оказывается рыба или ворона, а на однотонном фоне «вырастает» крохотный, будто игрушечный деревенский домик рядом с огромным крестом («Евразия», 2002).
Экспозиция разместилась на двух этажах музея. Внизу — фигуративные работы и абстракции советских времен, наверху — поздние рисунки и коллажи. Всего — более 80 экспонатов. По просмотру всех становится по-настоящему ясно поэтичное название выставки, взятое из текста самого художника.
«Колодец для деревни — особое место, — пишет Штейнберг в мемуарах. — Смотришь вниз, в землю. За глубиной — вода. Колодец — тоже дом. И если в колодце живет вода, значит, возможно воскресение...»