Дневник художника

В галерее «На Ленивке» — коллекция графики Мстислава Добужинского


Думается, Лев Николаевич Толстой в сакраментальном зачине «Анны Карениной» был неправ: все семьи различны не только, когда несчастливы, но и в буднях, и в минуты счастья. Впервые выставляемая коллекция графики Мстислава Добужинского из так называемого «пражского архива» художника тому подтверждение.


Если мысленно вынуть рисунки, развешенные по стенам московской галереи «На Ленивке», из рамок и паспарту и пролистать их один за другим, как страницы книги, станет ясно, что перед нами настоящий дневник, в котором не словами, но графически на протяжении четверти века день за днем фиксировались облики близких людей художника в их каждодневных переменах, в самомалейших нюансах настроений, делались зарисовки быта, улавливались мгновения, из которых складывалась жизнь семьи Добужинского, его мир в конечном счете.


Серия образов дочери Верочки, умершей восемнадцати лет, жены Лизы, сыновей, сводных сестры и брата, отца, оставленная перед отъездом в 1938 году в Америку на хранение друзьям в Праге, — это глубоко личное творчество, возможно, предназначавшееся только «для внутреннего употребления». В нем Добужинский, знакомый многим как мастер экспрессионистично-символического стиля, предстает, по выражению профессора Московского университета Валерия Турчина, принимавшего участие в подготовке выставки, как интимист и бытописатель.


Чувство дневника только усиливается от указаний точных дат и мест, комментариев к рисункам. Они создавались словно бы для того, чтобы запомнить «ряд волшебных изменений милого лица». Но в будничных зарисовках, сквозь непреднамеренный бидермайеровский привкус, проступает не только острая привязанность Добужинского к семье, а и его мироощущение, в котором обыденное и художественное тесно переплелись.


Инструментарий создания дневника прост донельзя: бумага, простой или графитный карандаши, уголь, пастель и редкое касание акварели. Камерные по своей сути, освобождены от излишеств и сами рисунки; некоторые из них представляют собой небрежные на первый взгляд наброски и случайные зарисовки. Но в каждом явлено особое «чувство натуры», виртуозность руки, чувство меры и чувство такта, характер автора. И — что важнее всего прочего — взгляд.


Из истории мировой живописи припомнится, пожалуй, не так много мастеров, после рассматривания картин которых ловишь себя на том, что смотришь на окружающий мир, прежде всего на людей, их глазами. Скажем, Брейгель Мужицкий, подмечавший в человеческих лицах что-то такое, причудливое и гротескное, от чего пассажиры московского метро потом надолго преображаются в персонажей фламандских пословиц и поговорок и гостей на крестьянской свадьбе.


Так же и с Добужинским. Но он, в отличие от нидерландского живописца, который, к слову, тоже был мастером контурного рисунка, передает зрителю иное ощущение. Деликатные линии абрисов родных ему лиц, точные границы предметов домашней обстановки, детали, не разрушающие целостность, косая штриховка в тенях, которой тонко модулируются объемы, раз увиденные, сообщают чертам даже незнакомцев изящество, потенциальное как минимум обаяние и своеобразный аристократизм.


«В мире Добужинского все светло», — говорит, имея в виду освещение, Валерий Турчин. Но это утверждение будет справедливым и в метафизическом аспекте. Если хотите, после рисунков художника на душе светло. Как писал еще в 1910 году русский искусствовед Николай Врангель, «тихое постепенное повествование его рисунков кажется говором той хорошей книги, что читал в детстве и переживаешь теперь».

Валерий Гор

Новая газета

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе