Фрики соцлагеря

Искусство Восточной Европы в нью-йоркском New Museum


В крупнейшем смотре восточноевропейского искусства за последние десять лет под заголовком "Ostalgia" в нью-йоркском New Museum участвуют 57 художников, из которых 17 русских. Содиректор "Нового музея" Массимильяно Джиони работал над выставкой (которую поддержали фонд Victoria — The Art Of Being Contemporary и Christie`s) несколько лет. Из Нью-Йорка — ВАЛЕНТИН ДЬЯКОНОВ.


Название выставки Массимильяно Джиони почерпнул из немецкого сленга. В 1990-е словом "ostalgie" называли тоску по эпохе до объединения Германии, распространенную среди тех, кто считал распад союза не благом, а геополитической катастрофой. Если четырехэтажное шоу в продвинутом и молодежном музее задумывалось как исследование о травме рождения нового мира на обломках социализма, то по списку авторов и произведениям об этом никогда не догадаешься. Возьмем, к примеру, харьковского фотографа Бориса Михайлова, мировую величину по нынешним временам,— у него сейчас ретроспектива в МоМА. Захоти куратор "Остальгии" продемонстрировать всю глубину разрыва с прошлым, он показал бы не легковесную серию "Сюзи и другие", а снимки Михайлова о Харькове начала девяностых. Мрачный апокалипсис нищеты на этих фотографиях помог бы понять истоки тоски по СССР. Но на выставке о последствиях событий 1989-1991 годов задумываются лишь редкие и в основном западноевропейские участники.


Англичанин Фил Коллинз, полный тезка известного поп-певца, представлен видео под названием "Марксизм сегодня (пролог)". Это серия интервью с ныне безработными преподавателями марксизма-ленинизма в восточногерманских университетах, смонтированная с документалистикой эпохи Берлинской стены. Одна из интервьюируемых, например, была замужем за деятелем коммунистической оппозиции одной африканской страны. После крушения социализма он впал в депрессию и покончил жизнь самоубийством. "Я помню, как после объединения Гельмут Коль раздавал на улицах Берлина бананы и кока-колу,— вспоминает женщина.— С тех пор я не ем бананы и не пью кока-колу". Истории людей с убеждениями трогают, хотя, конечно, не только научным марксистам пришлось учиться жить заново.


По теме выступила и российская группа "Что делать?", на родине выставляющаяся редко. Они освоили пространство площадью в пару десятков квадратных метров, написав фреску о возникновении и распаде соцлагеря, густо приправленную цитатами из философов левого направления. Коммунистическую ойкумену "Что делать?" изобразили в виде птицы феникс, намекая на то, что все вернется. Многие специалисты считают их конъюнктурщиками, выехавшими на мировую арт-сцену благодаря показушной преданности левой идее. Но реальность посложнее. "Что делать?" экономически близки художнику мексиканской революции Диего Ривере, который не стеснялся делать фрески для Рокфеллера (его место на "Остальгии" занял владелец фонда Victoria Леонид Михельсон). Потом они стараются быть попсовыми и понятными, что выгодно отличает группу от кабинетных левых, обращающихся к маленькой аудитории себе подобных.


Россиянам в целом "остальгия" не близка. Скорее, участники выставки не испытывают восторга от капиталистической конкуренции, распространенной на культурную сферу. "Искусства на Западе больше не существует,— пишет в своем манифесте серб Младен Стилинович.— Художники там не умеют лениться". Политическое искусство, как и феминизм, в Восточной Европе отыскивается с трудом. Наверное, глубоко внутри у художников все-таки сидит традиционное представление о том, что власть (как и половая принадлежность) — от бога. Вместо социальной и сексуальной инженерии они обустраивают места личной свободы.


Куратор Джиони это прекрасно понял. Ему захотелось рассмотреть восточноевропейское искусство на уровне биологии. Собрав похожие образцы флоры и фауны, он выстроил сад расходящихся тропок с пересечениями в неожиданных местах. Владимир Архипов собирает образцы народного дизайна, полученные путем скрещивания лопат с вентиляторами. Фотографии бытового арт-брюта сочетаются с объектами Давида Тер-Оганяна из серии "Это не бомба", призванными напомнить о рецептах из "Поваренной книги анархиста". Невзрывчатые вещества, в свою очередь, похожи на скромные объекты немецкого конструктивиста Германа Глокнера. Житель ГДР был вынужден проектировать абстрактные скульптуры в стол. Бросовые материалы вроде пузырьков от лекарств он использовал не от хорошей жизни. На этом перекрестке "Остальгия" вступает на территорию "Русского бедного", но не только нищета средств интересует куратора. Образцы советской эротики представлены в диапазоне от Михайлова и Николая Бахарева до соратника "Новых художников" Евгения Козлова, после посещения Эрмитажа в нежном возрасте 12 лет разразившегося серией рисунков о сексуальных фантазиях советского пионера. Утопическая живопись Павла Пепперштейна о новой столице России обнаруживает сходство с милитаристскими фантазиями наивного художника Александра Лобанова. Страшноватые куклы лауреата премии Кандинского Евгения Антуфьева хорошо смотрятся рядом с абстрактными вышивками крестной мамы румынского андеграунда Геты Братешку — разница в возрасте у них ровно 60 лет. А сколько здесь мастеров акций и перформансов! Правда, ни у одного из них нет работы, которую можно было бы поставить напротив статуи Свободы, как это сделал "Новый музей" с "Лозунгом" основателя "Коллективных действий" Андрея Монастырского. Несколько месяцев символ США будет смотреть на плакат с надписью "Я ни на что не жалуюсь и мне все нравится, несмотря на то что я здесь никогда не был и не знаю ничего об этих местах". Смысл работы совпал с задачей выставки — показать, что и за пределами развитого арт-рынка есть жизнь. На фоне международного интереса к искусству скромному и философскому можно надеяться, что эти ростки пустят корни в Америке.


ВАЛЕНТИН ДЬЯКОНОВ


Kоммерсантъ


Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе