Художник, как известно, мог создать шедевр за сорок минут в любом месте и, понимая это, сам признавался, что с 1959 года бросил "рисование для себя", "прекратил всякие эксперименты" и "стал халтурщиком", то есть работал на заказ, добывая деньги на житье-питье.
Слова сии - конечно, уничижение паче гордости, и цену своему таланту маэстро знал. Но тем не менее оставшееся от гения, умершего от инсульта на 56-м году жизни 9 декабря 1986-го, наследие воистину безгранично (и это не считая поставленных на конвейерное производство "фальшаков"), с ним надо что-то делать, полное обнародование того, что осело в частных собраниях здесь и на Западе, займет дольше века - и процесс идет. Вот и организатор очередной акции в память легенды "второго авангарда" Полина Лобачевская в бытность содиректором галереи "Кино" устраивала - на моей памяти - с пяток выставок Анатолия Тимофеевича, в том числе ретроспективу в Третьяковке осенью 1999-го. Теперь, заведя уже собственную галерею имени себя и освоив камерные и очень уютные пространства "Домика Чехова" на Малой Дмитровке, филиала МГВЗ "Новый Манеж", не смогла устоять перед соблазном снова вспомнить старого-доброго знакомого, бескорыстно позаимствовав у коллекционеров два десятка картин Зверева - автопортретов и романтических женских изображений. Надо еще напомнить, что выставку "Портреты Анатолия Зверева" (с нынешней, впрочем, не пересекающуюся) чуть больше двух лет назад устраивала галерея "Дом Нащокина", расположенная в соседнем переулке, чтобы оправдаться - на ноябрьский вернисаж ваш обозреватель попросту не пошел.
Но оправдания мне нет. Формальная причина проста - выставка продлена из-за небывалого наплыва посетителей до конца февраля: трех месяцев народу оказалось мало, чтобы насладиться зверевской маэстрией. Художника помнят и любят - два этажа выставочного зала забиты до отказа каждый день. Это уже повод для размышления, а то не только мне, но и коллегам-критикам Зверев поднадоел.
Но, соблаговолив наконец посмотреть экспозицию, понял другое: "Галерея Полины Лобачевской" благодаря фантазии хозяйки представила на суд искушенной публики не заурядную выставку талантливого художника, а остроумный и элегантный проект под игривым названием "Садись, детуля, я тебя увековечу" (это цитата из Зверева, фразочка, с которой он начинал сеанс портретирования очередной модели женского пола). Именно проект, сколь ни было бы замылено модное слово.
В самом деле на первом этаже "Домика Чехова" висят девять автопортретов. Это очень важный жанр, с которым склонный к нарциссизму Зверев не расставался всю жизнь. Во всей мировой живописи столько же, приблизительно, их создали только Рембрандт (шестьдесят картин и около десятка гравюр) и Ван Гог (тридцать пять), которых Зверев называл любимыми художниками после "учителя" Леонардо да Винчи. На втором - двенадцать чуть похожих друг на друга портретов "увековеченных" барышень (все - подлинники, ручаюсь). Но, во-первых, этикетки принципиально отсутствуют, чтобы снизить музейный накал. Даты можно прочитать на самих холстах (или на чем там неразборчивый Зверев писал свои экспромты), "детуль", если хочется, можно опознать по многочисленным альбомам - вещи почти все известные. Сразу опознаются "добрый гений" Зверева коллекционер Наталья Шмелькова, пианистка Людмила Берлинская, Оксана (Ксения), вдова поэта Николая Асеева, друга Маяковского и Хлебникова, платоническая любовь художника, несмотря на разницу в возрасте, - и, конечно, сама Полина Ивановна. Во-вторых, главными в экспозиции являются, как ни странно, не картины, а два плазменных экрана со специально созданными под руководством доцента ВГИКа Лобачевской фильмами, которые можно спокойно смотреть в специально затемненных для этого залах галереи, присев на удобные белые пуфы.
Первое кино - веселый компьютерный монтаж современных художников Александра Долгина и Ираиды Юсуповой "АЗ" (фирменная подпись героя), "оживляж" арт-хулигана по прозвищу "Зверь", чьи фотки включены в документальную хронику эпохи и кадры хрестоматийных советских фильмов. Вот АЗ едет с Олегом Ефремовым в такси по Плющихе с ее тремя тополями, а вот его уже везут в милицейской коляске в вытрезвитель под "июльским дождем" Хуциева, а с него слетает кепка, любимый головной убор, единственная вещь, которую равнодушный к собственному облачению Зверев ценил. Комментариев нет - только музыкальный фон, сочиненный самой Юсуповой.
Понять дружескую иронию может только знаток зверевского мифа, сложенного мемуаристами. Но глядеть уморительно и просто так, уверяю.
А фактические подробности можно узнать из более традиционного второго кино режиссера Валерия Залотухи, в котором о герое проекта рассказывают друзья - помянутая (и присутствующая портретами в зале) Наталья Шмелькова, а также художники Владимир Немухин и Дмитрий Плавинский, ветераны-нонконформисты. По жанру - обычный документальный фильм из тех, что, к счастью, в обилии показывают по телеканалу "Культура". Но интервьюируемые самой Полиной Лобачевской персонажи просто травят байки про "Тимофея" (еще одно прозвище Зверева), не смущаясь бытовых подробностей. Правда, сказы перемежаются репродукциями, но эффект неформальности репрезентации классика достигнут абсолютно.
Наверное, и эта фамильярность явилась успехом проекта галереи. Проекта, в котором картины выступают лишь изящным задником для создающегося на глазах зрителя апокрифа.
В нем тоже хочется поучаствовать. Я не только видел работы Зверева (и даже его самого в самом тяжелом состоянии АЗ, о чем рассказывать не хочется), и не только в "Домике Чехова". Я читал много текстов о нем. Я даже думал о рождении этого феномена общей любви, который родился не только из-за покровительства иностранцев, дипломата Георгия Костаки и дирижера Игоря Маркевича, открывшего самородка, отчисленного с первого курса Художественного училища. Я прослушал воспоминания в фильме Залотухи. И именно монологи Натальи Шмельковой в последнем вдруг подвигли на свою расшифровку тайны гения. И еще сама Полина Лобачевская.
Шмелькова в фильме не воспроизвела любимую свою байку про то, как, оставшись без хозяйки в квартире Асеевой, наш герой, придуриваясь, стал вымогать деньги на пропой у гостей. Те, зная, что много давать нельзя, сделали вид, что отдали последнее и очень скромное, на пиво не хватило бы. А Зверь, получив очередной гонорар, достал из кармана пиджака кучу купюр, протянул гостю и скомандовал: "Быстро за коньяком. Три бутылки! Гав!"
Вот встрепенулось в памяти нерассказанное перед камерой и невоспроизведенное "Гав!" Вспомните Маяковского, "Вот так я сделался собакой":
Я стал на четвереньки
И залаял:
Гав!гав!гав!
А Лобачевская в давнем сборнике воспоминаний о Звереве (М.: "Молодая гвардия", 2006) рассказывает, как в 1980 году на подмосковной даче, где Зверев скрывался от милиционеров во время Олимпиады, он буквально отвадил от хозяев пуделя по имени Филя, не отходившего от гостя с четырех часов утра до поздней ночи. Когда те приревновали пса, Толя им объяснил: "Это потому, что он думает про вас, что вы люди. А меня считает собакой".
Если дальше листать эту книжку, вас встретят Джерри, Патрик и Дики, которые общаются с художником на им одним понятном общем языке. И признание самого Зверева по поводу собаки, пробежавшей на разложенной на полу работе: "Добавила существенные детали, которые мне самому не пришли бы в голову". А его бездомный образ жизни укладывается в один из "портретов" цикла "Когда я был собакой" Федора Сологуба:
Досталась мне странная доля,
Но я на нее не ропщу.
В просторе холодного поля
Чего-нибудь съесть поищу.
Там дальше про "топот лошадки" - лошадей Зверев обожал рисовать И финал:
Взметнусь я, и взвою, и охну,
На камни свалюся, и там,
Помучившись мало, издохну,
И богу я дух мой отдам.
Это буквальное описание смерти в неухоженной квартире в Свиблове-"Гиблове" (так называл свой район выросший в Сокольниках АЗ), заваленной квитанциями со штрафами из медвытрезвителя.
Так вот, собака - это не только хтоническое животное, свидетель загробного мира на земле. Но еще символ невинного гонимого, утешение юродивых в христианской традиции и портрет св. Христофора в католической, мученика с песьей главою, который запечатлели и русские лубки. На лубках учился искусству крестьянский сын Анатолий Тимофеевич Зверев. К его искусству, бесконечным людским изображениям, запечатленным взглядом собаки, как к иконе, припадают сегодня зрители выставки в "Домике Чехова".
Источник: "Культура" № 6, 18.02.-03-03.10