-- Один мой друг считает, все, что у меня есть, -- это моя честность. Наверное, это так. В моей жизни было много разных перепадов: сегодня ты звезда, на вершине успеха, а завтра -- никто. Но надо быть честным. Честность для меня это, с одной стороны, сотрудничество с теми людьми, которых фотографирую: я всегда им отдаю копии снимков, так как считаю, что это наша совместная деятельность. С другой -- еще ребенком я привыкла думать, что когда что-то происходит не так, люди пытаются это скрыть. Они прикрывают это понятием «частная жизнь». Я воспитывалась в семье интеллектуалов, и, кстати, мои дядя и тетя были коммунистами, так что, можно сказать, я из коммунистической семьи, всегда мечтала приехать в Россию и наконец приехала. Так вот у нас в семье было принято ничего не показывать соседям, не выносить сор из избы, в то время как меня интересовало как раз то, что происходит у соседей, мне хотелось поднять занавес над тем, как они живут. В моей первой большой серии «Баллада о сексуальной зависимости» (The Ballad of Sexualy Dependency, 1981) -- 750 фотографий, показанных под музыку как слайд-шоу в музеях по всему миру, а также изданных в виде книги, -- есть автопортрет, где я избита мужем. Когда ты запечатлеваешь такие страшные моменты, то потом не можешь сказать, что этого не было: фотография -- это доказательство. Многие женщины, видевшие эту серию, благодарили меня. Хотя многие все равно возвращаются к своим возлюбленным, которые относятся к ним ужасно.
-- «Баллада о сексуальной зависимости» -- это и психотерапия, и социальное высказывание?
-- Это мое субъективное восприятие мира, не более того. Фотографию, где я избита, я делала для себя, только для того, чтобы этот случай навсегда остался в моей памяти, чтобы никогда не вернуться к этому человеку. Когда снимала «Балладу», я ни о ком не думала, кроме себя и моих друзей, и лишь потом стало ясно, что эта серия имеет большой резонанс, так как таких историй много, просто о них не принято говорить. Это моя психология и психология моих друзей. Нас часто обвиняют в том, что мы маргиналы. Почему? Только потому, что нас не волнуют люди с традиционной сексуальной ориентацией? Мы такие же люди, как все.
-- Ваша натуралистичная манера снимать вошла в историю современной фотографии как Goldin look, вы один из символов искусства 80--90-х. Как сами оцениваете свое влияние?
-- Не понимаю, почему люди меряют время десятилетиями. В 1992 году один журналист спросил у меня, что я думаю о 90-х, и я совершенно не знала, что ответить. В 70-е годы, когда я только начинала фотографировать, считалось, что женщина в принципе не может быть большим художником. Надеюсь, я смогла изменить эту точку зрения. Также для меня очень важно, что теперь любой снимок частной жизни, кем бы он ни был сделан, имеет такое же большое значение, как и произведение искусства.
А в общественной морали, кажется, мало что изменилось. Я многого не понимаю. Возьмем, например, курение, якобы оно вредит здоровью некурящих. Но почему никто так не рассуждает об алкоголе. По статистике, 70% людей, сидящих в тюрьме, совершили преступление под воздействием алкоголя, 80% покончивших жизнь самоубийством были пьяные, 75% мужчин, избивающих своих девушек, жен, матерей, пьяны. Или возьмем проституцию. Она была во времена Марии Магдалины и существует до сих пор, нанося огромный вред личности женщин.
-- Вы автор очень откровенных фотографий. Как вам удается расположить к себе людей?
-- Это вопрос доверия. Я снимаю людей, с которыми я живу или которых хорошо знаю. Я всегда им говорю, что без их согласия не опубликую ни одной фотографии. Это позволяет им чувствовать себя свободными, не бояться потерять лицо, а предстать такими, какие они есть. Как правило, они не позируют. И еще очень важное: я никогда не пользуюсь фотошопом, я ненавижу его. Это одна из самых депрессивных вещей на свете. И не только потому, что он как-то меняет искусство фотографии. Эта техника меняет взгляд людей: они уже не понимают, на что смотрят.
Время новостей