Через полтора месяца после старта выставки интерес к ней не спадает.
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Андрей Эрштрем
Взглянуть на Репина по-новому — к этому призывает крупнейшая ретроспектива художника, проходящая в Третьяковке на Крымском Валу и претендующая на новый рекорд посещаемости. С момента открытия выставки прошло уже полтора месяца, но билеты на ближайший день всё равно не купить, и это несмотря на рекордную же цену (для посетителей без льгот — 600 рублей). Под Репина отдано более обширное экспозиционное пространство (два этажа), благодаря чему единовременно на выставке может находиться больше людей. Туда нельзя зайти «с улицы»: во избежание пресловутых очередей решено было ограничиться предварительной продажей по сеансам.
Художник №1
Конечно, повышенному вниманию публики к проекту во многом способствовали активное присутствие Третьяковки в информационном поле и предыдущие рекорды. Но дело и в самой фигуре Репина. Даже по сравнению с другими классиками XIX века его место в отечественном сознании — особенное. «Бурлаки на Волге», «Крестный ход в Курской губернии», «Не ждали», «Запорожцы» — не просто известные полотна. Благодаря бесконечным репродукциям в календарях и школьных учебниках эти образы «на подкорке» у каждого.
Что и говорить о портретах. Фактически всю историю литературы и музыки второй половины XIX века мы видим глазами Репина. Толстой и Достоевский, Мусоргский и Римский-Корсаков смотрели на нас со стен школьных классов и стали нам родными. Поэтому желание встретиться с ними снова, теперь уже в стенах галереи — понятно. Но для восприятия творчества Репина эта «хрестоматийность» вовсе не благо. Как и прилипшие к нему ярлыки советского искусствоведения. «Репин-реалист», «Репин-антиклерикал», «Репин-народник»…
— Мы сейчас снимаем столетнюю шелуху неверных интерпретаций и попыток подогнать Репина под нужды идеологической доктрины. Он с трудом в эти рамки помещался, — рассказала «Известиям» гендиректор Третьяковки Зельфира Трегулова.
Верующий атеист
Опровергая старые смыслы, ретроспектива не пытается навязать новые. Например, каждый может сам решить, считать ли «Крестный ход в Курской губернии» критикой Церкви, издевкой над формальностью ритуала или, напротив, размышлением о вере и Боге, ведь центр композиции — чудотворная икона, на которую падает луч света.
Дополнительный объем сюжету придает соседство еще одного «Крестного хода» — из собрания Галереи современного искусства в городе Градец-Кралове (Чехия). Композиция похожа, да и размер сопоставим, но в «чешской» картине, над которой Репин работал почти полвека — с 1877 по 1924 год (разумеется, с перерывами), процессия идет по лесу.
Благодаря отсутствию всякой бытовой конкретики, столь восхищающей в третьяковском шедевре, импрессионистической подаче (и людей, и листву деревьев художник изображает с исключительной свободой), картина производит совсем иное впечатление — мистического, сновидческого образа, вместе с тем полного драматизма.
Дон Кихот и феминистка
Таких сюрпризов на выставке немало. Прежде всего они касаются позднего творчества Репина, малоизвестного у нас. Так, зрителей встречает редкий автопортрет художника, где он изобразил себя пританцовывающим у мольберта и отчаянно похожим на Дон Кихота. А провожает — сцена с запорожскими казаками, но не та, которую все знают (хотя она на выставке тоже есть). «Гопак», созданный Репиным незадолго до смерти и сегодня принадлежащий частному владельцу, своей цветовой экспрессией ближе чуть ли не к Малявину, но в вихре стремительных штрихов чувствуется то же заразительное веселье, что в хрестоматийном произведении.
Есть на выставке и портреты второй жены Репина Натальи Нордман-Северовой — по-фовистски броские, под стать бунтарской натуре этой дамы, которую сегодня назвали бы феминисткой. А среди графических работ можно обнаружить ее же ню — крайне редкий пример в творчестве Репина.
Вообще, Репин здесь очень разный. И это, пожалуй, главный месседж проекта. Богемный портретист — в целой галерее изображений писателей, дирижеров, актеров (под них отведен второй этаж Третьяковки); прилежный ученик — в академически безупречной дипломной работе «Воскрешение дочери Иаира» и серии небольших французских пейзажей, написанных под впечатлением от импрессионистов; бунтарь — в религиозных и «народнических» сюжетах.
Царское место
Наконец, многогранный историк, которому подвластны как парадные «имперские» композиции (громадное «Торжественное заседание Государственного совета», крайне редко покидающее Русский музей), так и остродраматические обращения к прошлому страны — в «Царевне Софье» и, конечно, отсутствующем «Иване Грозном».
Точнее, «Грозный» в экспозиции все-таки участвует, но в виде небольшого графического эскиза (еще один сюрприз для внимательных зрителей). А вместо пострадавшего от вандала холста красуется пустое место на стене — с соответствующим пояснением. Причем это первое, что видит посетитель. Концептуальный кураторский жест призван сразу снять все вопросы — «Где та самая картина?». И вместе с тем эта антиакадемичная дерзость располагает к тому, чтобы приготовиться к нешаблонному восприятию и попробовать разобраться, чем Репин так сильно воздействовал на зрителей в конце XIX века и почему это воздействие, порой столь болезненное для его произведений, сохраняется по сей день.