Реальность воображаемого
Открытие состоялось 4 мая в галерее «Тенгри Умай», где была представлена серия работ «Голое Я». Картины, выполненные пастелью, производят впечатление оптических, объемных абстракций, напоминающих тесты Роршаха. Но благодаря метким, юмористичным названиям абстрактные композиции превращаются в законченные произведения. Идея дать абстракциям названия кажется тривиальной, но она задает контекст вербального общения художника со зрителем, говорит о нем как об активном творце, стремящемся к законченности формы и целостности самовыражения. Названия придают смысл работам и дают возможность оценить чувство юмора автора, проверив собственное. Подписи к картинам будто бы переводят абстрактное в сферу реального. Читаешь «Лотос староверов» и в самом деле видишь лотос староверов. А в «Связанных рукавах» явственно различаешь оборки воротника, сплетение рукавов и край манжетов. Сама художница признается, что рисовала не что-то определенное, а скорее водила рукой бессознательно. В конце вглядывалась внимательно и давала названия. Я спросила у Кати, насколько она осознавала процесс творчества, хотела ли представить абстрактное как реальное или, напротив, размыть реальное в абстрактном? «Я ничего не хотела. Для меня самой то, что я нарисовала, оказалось сюрпризом. Я рисую на полу — просто мажу и мажу пастелью…Когда я вижу в итоге картину — начинаю искать образы, самые яркие, на которые сразу выходишь и даешь им названия. А вот у моих друзей они совсем другие», — ответила она.
Понятий «реализм» и «реальное» Катя стремится избегать и считает, что к ее творчеству они не имеют отношения. Для нее творчество — это поиск себя, оно не про окружающий мир, который участвует только на первом этапе как источник вдохновения и эмоций. При этом подчеркивает, что это и не выдумывание, а что-то сродни контактной импровизации. Признается, что ей хотелось бы избегать всего, что снаружи, найти путь к себе через эскапизм. С другой стороны, приходится признать: «Я» не существует без «Другого», как воображаемое без реального.
В кухонной традиции
На следующий день в музее им. Кастеева только что нарисованные картины (согласно задумке названия экспозиции «Вовремя» они создаются непосредственно здесь и сейчас) и вывешенные в промежутке между входными дверями Кастеевки заставили вспомнить о Рустаме Хальфине. Удивительно, но через две минуты о схожести с Хальфиным я услышала от художницы Гании Чагатаевой. Правда, сказаны они были о работах, представленных в «Тенгри Умай». Гание они напомнили пластические эксперименты с глиной ушедшего из жизни художника. Катерина таким сравнением была удивлена. Похоже, данное соотнесение с художественной традицией возникло помимо ее воли — в головах зрителей. Хотя у нее были и вполне ясные намерения. Так, в серии «Место в пустыне», которую можно увидеть в социальном клубе Battler, ставшем спонсором выставки, художница обращается к творчеству старших коллег, вступая в диалог с современным казахстанским искусством. В поле творческой рефлексии попали фоторабота Саида Атабекова «Дорога в Рим №2», скриншот видео Александра Угая «Бастион» с башней Татлина в качества символа утопии, а также видео Алмы Менлибаевой и Бахар Бехбахани Ride the Caspian. Там же представлена композиция, посвященная художникам алматинского Арбата и первой версии казахстанского гимна. «У художников алматинского Арбата очень любят покупать картины с изображением маслом. Особенно пользуются спросом символы свободы и передвижения — современный автомобиль как сплав двух самых популярных сюжетов мчится к светлому, свободному будущему — это и дом на колесах, и конь с крышей», — пишет в аннотации художница. В тексте к работе «Бастион» сказано: «Памятник Третьему интернационалу — символ могущества Советского Союза, с которым в степи Центральной Азии пришли электрификация, индустриализация и неоколониализм. На глазах наших современников башня Татлина безвозвратно тонет в годовых кольцах планеты, как Титаник в волнах океана». Катя переводит башню из вертикального положения в горизонтальное. Гимн «Чистая кварта» — это строй домбры, а желтый и голубой цвета — кварта, выраженная в цветовом спектре. Во всех цитируемых работах фоном присутствует казахская степь. Катя же завершает рефлексию над ними автопортретом на кухне — основном месте действия и событий. Все названные художники эксплуатируют образы казахской степи и нефтевышек, Катя же не стесняется говорить о том, что создает искусство на кухне. Она совсем не бывает в казахских степях. С названными художниками она тоже познакомилась на кухне, к сожалению, уже три года как переставшего функционировать Центра современного искусства.
Да будет свет!
В доме культуры на Бухар жырау 6 мая состоялся четвертый субботний эпизод «Ложное пробуждение». Катя не только представила очередную серию картин, но выступила как музыкант. Она играла на синтезаторе. По ее собственным словам, получилась панковская вечеринка. Катя общалась с посетителями, и они заказывали ей музыку. Сначала попросили «Мурку» и Катя дала свою интерпретацию знаменитого произведения. Ресторанный вариант нынче в моде. В действительности к ресторану происходящее имело мало отношения. Скорее это был концептуальный акционизм — перформанс как высказывание против такого рода идентификаций реальности. И если, например, серия «Голое Я» выражает некие дизайнерские устремления, то работы цикла «Ложное пробуждение» художница считает антиэстетическими. «Их даже фотографировать страшно потому, что они выглядят плохо», — заверяет она и называет «концептуальными иконами», подразумевая под словом икона «протоформы, предваряющие творение». Здесь Катя уже сама проводит параллели с Рустамом Хальфиным, который тоже исследовал первоформы. «У меня появилась потребность в медитации, благодаря которой я наполняюсь позитивом. Этим чувством я заряжаю бумагу и краски, которыми рисую. В этом чистом состоянии я создаю простейшие первообразы, которые приходят из ничего, до рождения мира форм. Для меня это «концептуальные иконы». Я не могу их назвать по-другому. Это первородные образы. Например, как можно изобразить свет? Он бывает разный, у него разные функции и предназначение», — поясняет художница.
Серия «Место в пустыне» тоже передает эту первородную серьезность, граничащую с юмором. Ведь «Место в пустыне» аналог «месту под солнцем», которое каждый стремится занять. Ведь мы живем в пустыне, где места сколько угодно, а солнечный свет печет нестерпимо!
С девяти до десяти
— Катя, выставку назвали «биеннале» потому, что решили расположить работы в разных местах?
— Да, поэтому. Это получились совершенно разные серии, их в одном месте не повесишь. К тому же я думаю, что для персональной выставки их немного, они серые и разрозненные. А в рамках биеннале будут в самый раз.
— Откуда такая разнородность стилей — ведь все серии выполнены как будто разными людьми?
— Это моя особенность. Я могу писать разными почерками. Сегодня пишу вот так, а завтра — вообще по-мужски.
— Какое место в твоем творчестве занимает реализм? Что для тебя реальность?
— Все, что я делаю, реально. Казалось бы, время — такая неуловимая сущность. Его невозможно изобразить, но в то же время оно незримо присутствует.
— У тебя как художника в чем проявляется конфликт реального и воображаемого?
— Мне трудно говорить о воображаемом. Для меня искусство — прежде всего опыт. Поэтому как художник ты можешь его изобразить, обозначить, перевести в систему знаков.
— Насколько определяющие нас условности для тебя значимы, ты с ними считаешься?
— Я их не рассматриваю. Меня волнуют другие вопросы. Вопросы изображения реальности. Мне важно найти свой собственный язык, чтобы рассказать с его помощью о своей реальности, в которой я живу и которая отличается от реальностей других в понятийном и чувственном аспектах.
— Ты экспериментируешь с формой и языком?
— Сознательно я экспериментирую. Ну а что выходит само собой — получается бессознательно. Единственная абсолютно бессознательная серия — это «Голое Я». Такова ее сознательная установка. Из меня вышло все подсознание, накопившиеся нерешенные вопросы. Со мной происходили вещи, которые я не могла объяснить. Они были чем-то большим, чем текст. Для меня актуально понятие времени, которое я переживаю по-особенному. Мне нечто открылось в этом переживании и им я хочу поделиться с другими.
— Что ты понимаешь под переживанием времени? Это связано с твоей личной историей или это переживание в феноменологическом ключе, как, например, то, что становится позднее или длится?
— У лавочки есть протяженность и плотность. У времени свои параметры. Время традиционно не отражается визуально, ведь, скорее, оно лучше передается акустически в звуках и музыке. Звучание длится. В визуальных формах мы, скорее, передаем пространство. Эта серия работ называется «Вовремя» потому, что я нарисовала их с девяти до десяти, т.е. только что. Вот девушка промелькнула в оранжевой кофточке, она попала в мое поле зрения, потом появились другие яркие пятна…
— Почему в серии «Место под солнцем» ты выбрала именно эти работы и этих казахстанских авторов для диалога, аллюзий?
— У них сложился яркий визуальный имидж. Картинка отпечатывается в памяти и с ней можно работать. Они смогли передать актуальность казахстанского контекста.
— Тебя привлекли эти работы тем, что они о Казахстане?
— Не то, чтобы о Казахстане, скорее о мире, в котором мы живем.
— Ты обыгрываешь фотоарт Саида Атабекова. Шкала, которая на ней изображена, — шкала роста?
— Нет. Серия выполнена на проекции временных разрезов земной коры нефтеносных районов, символизируя собой базис возникшего в 90-е годы прошлого века современного искусства Казахстана.
— Жаль, мне казалось, что в твоей версии Саид Атабеков пошел в рост, в гору. И месяц тоже в рост должен пойти и превратиться в луну — тяжела шапка Мономаха!
— Какие у тебя интересные ассоциации!
— Какое место занимает в твоем творчестве дизайн? Ты стремишься преобразить окружающее пространство, сделать его более комфортным?
— Дизайн — проектирование под человека. В этом смысле я не вижу разницы между ним и эстетикой. Для меня эстетика — итог нахоженности и насмотренности. Дизайн — это еще когда объект хорошо смотрится в интерьере. В «Тенгри Умай» элемент дизайна присутствовал.
— Какую технику ты использовала в серии «Голое Я»? На выставке кое-кому показалось, что это компьютерные принты. Что это за техника? Это же не ноу-хау?
— Культурологи мне сказали, что это авторская техника. И дело тут не в оптичности, а в использовании материалов и формата — обычной пастели и серого картона.
Дизайнерский абстракционизм
Уверена, что Катя сможет распродать свои работы, особенно из серии «Голое Я». К тому же, как призналась художница, ценами на них уже интересовались. Дизайнерскими они получились за счет оптического эффекта и графической пластичности. Конечно, они понравятся не всем. Те, кто предпочитает классические пейзажи, ими вряд ли заинтересуются. Но люди, знакомые с азами современного дизайна, возможно, обратят на них внимание. На мой взгляд, работы серии «Голое Я» вызывают позитивные чувства, решая эстетические задачи. Помимо абстракции в них выражено стремление к гармонии, красоте и уюту для взгляда.
Ольга Власенко
Эксперт