Дневники, записные книжки, воспоминания

Речь пойдет не о модном сейчас увлечении всяческого рода электронными дневниками и "живыми журналами". Мы познакомимся сегодня с дневниками и воспоминаниями докомпьютерной эпохи, обнаруженными мною на сайте "Universitas personarum". Сайт этот, как сказано на его главной странице, создан и поддерживается "лабораторией автоматизированных лексикографических систем НИВЦ МГУ". С этой лабораторией я столкнулся еще в ту пору, когда гулял вместе с вами по сайту, посвященному поэзии Московского университета. Автоматизаторы лексикографических систем, как и создатели "Фундаментальной электронной библиотеки" ИМЛИ, которую мы посетили на прошлой неделе, смутили меня своей терминологией: "когнитивные аспекты лексикографии", "контрастивная корпус-ориентированная лексическая семантика"... Каюсь, когда-то, в пору своих научных музыковедческих изысканий, я тоже увлекался подобными дефинициями, но быстро к ним охладел. Правда, и сегодня готов допустить, что я все-таки не прав в своей идиосинкразии к ним, и те понятия, которые выражены этими изысканными определениями, по-другому не сформулировать, особенно при интерпретации непростых явлений. Но, признаюсь, читать куда приятнее, когда текст написан живым языком, не напичканным терминами, которые неспециалисту даже со словарем иностранных слов понять трудно. Вот такой язык я и нашел в материалах сайта, куда мы сегодня с вами направим свои виртуальные стопы.

Создатель сайта - Михаил Михеев. Для него исследования дневниковой прозы составляют предмет научной работы. Кстати, если вы хотите познакомиться с этой стороной его деятельности, в том числе и с курсом лекций, прочитанным им на данную тему на историко-филологическом факультете РГГУ, то щелкните по ссылке "Исследования дневниковой прозы". Между прочим, написано без ученого занудства, да и объект интересный.

Но меня в первую очередь привлек материал, который господин Михеев исследует и которым щедро делится с нами, создав для этой цели тот сайт, на котором мы сейчас находимся. Предполагается, что содержание сайта будет постоянно пополняться. Но уже сегодня здесь можно найти электронное воспроизведение изданных на бумаге дневников Михаила Пришвина и Павла Филонова, записных книжек Андрея Платонова, Варлама Шаламова и Лидии Гинзбург. Рядом - воспоминания Игоря Михайловича Дьяконова, "Осадная книга (блокадный дневник)" Александра Николаевича Болдырева, "Дневники" Всеволода Иванова и "Воспоминания" ученого-антрополога Елеазара Моисеевича Мелетинского. По мне, такая литература гораздо интереснее художественной. Зачем обливаться слезами над вымыслом, когда сама действительность преподносит такие сюжеты, что куда там писательскому воображению...

Правда, сюжет в прямом смысле слова есть не везде. Например, в записных книжках Андрея Платонова связного повествования вы не найдете. В качестве предисловия к этой электронной публикации приведены слова самого писателя из записи 1947 года:

"Блокноты, тетради, записные книжки - это, вероятно, лишь скромное название уже давно существующего и все еще нового, то есть формально не узаконенного, литературного жанра. Этот жанр существует для небольших произведений, которые всего удобнее и полезнее излагать именно способом "записной книжки".

Если же блокноты и записные книжки являются складочно-заготовительными пунктами литературного сырья, то было бы странно опубликовать что-либо "из записной книжки", потому что питать читателя сырьем нельзя, это есть признак неуважения к читателю и доказательство собственного высокомерия".

Как вы убедитесь, "литературного сырья" в записных книжках самого Платонова предостаточно. Но он-то как раз мог бы и не скромничать, не стесняться мнимого высокомерия. Ибо знакомиться с его "сырьем" человеку, неравнодушному к прозе Платонова, более чем интересно. Ведь тут наглядно виден процесс рождения необычного языка этого писателя. Фразы, в которых корявость слога сочетается с глобальным размахом мысли, подбрасывала Платонову сама жизнь. В ней, в этой жизни, было пруд пруди персонажей, которые, будучи, образно говоря, едва знакомыми с четырьмя арифметическими действиями, желали произвести переворот не только в высшей математике, но и в самом мироустройстве. Заслуга Платонова в том, что он умел это услышать и выстроить в некую систему, картину мира, где "дети не едят сахару, чтобы создать социализм"...

Поразительно, что писатели и художники, которых мы привыкли рассматривать как своего рода диссидентов от искусства, за пределами своих произведений нередко демонстрируют не враждебность системе "мы наш, мы новый мир построим", а известное идеологическое родство с ней. Почитайте хотя бы дневники Павла Филонова. Возьмем, к примеру, записи в дневнике 1932 года о переговорах с Изогизом по поводу картины "Тракторная" Красного путиловца" (сама тема картины говорит о многом). Вот, скажем, запись от 28 марта, где Филонов приводит свои собственные слова, сказанные одному из чиновников советского издательства: "...А работать эти ставленники буржуазии, поставляющие отбросы Изо на пролетарский рынок, не умеют". Можно как угодно высоко ставить Филонова - художника-новатора и как угодно низко расценивать творения Исаака Бродского, бескрылого реалиста, к которому эти слова в данном случае относятся, но ход мысли, но терминология... Хоть сейчас вставляй фразу в платоновский "Котлован"!

Может, это вообще судьба всякого художника, ломающего устоявшиеся формы в своем искусстве, - заигрывать с революционной фразой, а потом и с революционной властью или властью, объявляющей себя таковой?

Косвенную полемику с революционерами от искусства и науки встречаем в дневниках Михаила Пришвина - сугубого традиционалиста (он очень удивляется и даже обижается, когда товарищи по цеху обнаруживают у него "обнажение приема" по Шкловскому). Приведу выбранную навскидку, но показательную запись 1929 года (намеренно даю большую цитату, ибо тут важны нюансы, не позволяющие окончательно зачислить Пришвина в этакие "диссиденты от консерватизма" и свидетельствующие, что никому не удавалось "выпрыгнуть из времени", где он живет):

"Луначарский, присоединяясь к разгрому Академии, говорит, что "всякая наука вне марксизма есть полунаука". Возмущение охватывает от этих слов, когда собираешь в себе свой естественный разум: отбросив даже теоретическую науку, трудно человека, работающего над туберкулезной бациллой, обязать марксизмом. Но понимать надо все эти фразы с ключом: Лун<ачарский> хочет сказать, конечно, что половина работы ученых в капиталист<ических> условиях пропадает на войну и роскошь, тогда как в условиях осуществленного марксизма вся наука целиком будет помогать людям жить. Такое упование, и ему должна подчиняться наука (ох, как хотелось даже Пришвину верить, что в нашей стране осуществляются лучшие упования человечества, якобы абсорбированные марксизмом! - В. Л.). Но с точки зрения ученого "марксизм" такая же наука, как напр<имер>, "геология". И ему непонятно, почему же одна дисциплина должна подчиняться другой, стать несродной".

Не удержусь и брошу один камешек в огород "атеистов от науки":

"Развитие наук в истории связано вернее всего не с оскудением веры в Бога, а с бременем постижения его лично. Ученый часто говорит "нет Бога!", но это значит: нет Бога, в котором насильственно должна исче знуть его личность. Такого рабовладельца он отвергает и занимается "законами" в тайном уповании, что и тут все - Бог. Ученый извне, "политически" атеист, а в творчестве непременно теист".

Очень интересны записные книжки, воспоминания и эссе замечательного литературоведа Лидии Яковлевны Гинзбург. Вот, не как поучительный пример, а как затравка для дальнейшего самостоятельного чтения, запись конца 1930-х годов, открывающая целую череду размышлений о человеческой смерти (страница "Мысль, описавшая круг"):

"Умер Кузмин. Литфонд разослал отпечатанные на машинке повестки с приглашением на похороны члена Союза писателей "Кузьмина М. А.". Кроме грубости и невежества - мягкий знак в фамилии покойного и поставленные после фамилии инициалы (тогда это еще раздражало, а нынче вполне принято и у людей, считающих себя достаточно интеллигентными. - В. Л.) - в составлении текста принимала участие еще хитрость. Объяснив, что Михаил Кузмин состоял членом союза, Литфонд придал делу погребения ведомственный характер. Большая часть пригласительных повесток пришла на другой день после похорон. Притом руководители литературных организаций сами не явились и прислали оркестр из трех унылых музыкантов в шинелях. Эстетам это понравилось. Я думаю, это понравилось бы Кузмину, который был прожженным эстетом и знал толк в нелепых и горьких вещах".

Любопытно сравнить "Записки блокадного человека" той же Лидии Яковлевны Гинзбург с "Осадной книгой (блокадным дневником" востоковеда-ираниста Александра Николаевича Болдырева (кстати, обязательно прочтите биографический очерк о нем И. М. Стеблина-Каменского). В обоих дневниках - свидетельства очевидцев, страшная правда о блокадном Ленинграде. Но Лидия Яковлевна - человек, привыкший подвергать тщательному анализу не только литературные тексты, но и факты. Поэтому действительность в ее записках предстает как бы отстраненной аналитическим сознанием. И даже самые ужасные картины являются у нее в свете беспощадного аналитического сознания. У Болдырева господствуют детали и частности, которые беспощадны в своей обыденности. Автор дневника не столько размышляет, сколько регистрирует. И лишь иногда позволяет себе обобщения, например: "Ни один народ в мире этого бы не вытерпел, ни одно правительство этого бы не допустило" (запись от 4 января 1942 года).

Почитав воспоминания и дневники наших старших современников, испытываешь, быть может, стыдную, но по-человечески, думаю, такую понятную почти физическую потребность в более спокойном чтиве. Что ж, обратитесь к "Старой записной книжке" Петра Андреевича Вяземского. Помимо всего прочего насладитесь сочным русским языком, да не тем, который придумывает Солженицын, вводя архаизмы и областные выражения сомнительного толка, а настоящим. Впрочем, Вяземский тоже был не чужд охранительным помыслам в этой области:

"У нас прежде говорилось: "воевать неприятеля", "воевать землю", "воевать город"; воевать кого, а не с кем. Принятое ныне выражение двоемысленно. Воевать с пруссаками может значить вести войну против них, и с ними заодно против другого народа. Желательно было бы, чтобы изгнанное выражение получило снова право гражданства на нашем языке".

Желание Вяземского, как известно, не осуществилось. И нынче, когда говорят по-русски, например, что арабы воюют с евреями на Ближнем Востоке, то вряд ли кто предположит, что евреи при этом выступают союзниками арабов, если эти евреи, конечно, не Йоси Бейлин и не члены организаций "Шалом ахшав" или "Нетурей-карта"...

Сайт Михаила Михеева выстроен просто, но достаточно удобно. Многие тексты тут можно не только читать онлайн, но и скачать на свой компьютер. Недостатков, пожалуй, два. И оба являются следствием того, что тексты сканированы и не отредактированы (или почти не отредактированы) перед электронным воспроизведением. В результате тут, во-первых, многовато ошибок, допущенных считывающим устройством, а во-вторых, в тексте воспроизведены не только номера страниц, но и всяческие колонтитулы, графически при этом с основным текстом сливающиеся, что несколько раздражает при чтении.
Виктор Лихт

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе