12—14—18

Знавал я еще в Белорусской ССР одного зэка из колонии строгого режима №14 на станции Новосады. Звали его Колёк. Осудили Колька лет на восемь, кажется, за разбой. И где-то на половине срока Колёк слегка тронулся головой. В лечебницу Колька не отправили: вел он себя смирно, делал, что говорят, опасности для окружающих не представлял. А все его сумасшествие заключалось в том, что он напрочь забыл год окончания своего срока. День помнил — 5 сентября. А год забыл.

И каждое 5 сентября, сразу после развода, Колёк собирал свой убогий скарб и отправлялся в спецчасть за справкой об освобождении. Бригадиры об этой странности знали и в рабочую зону Колька в этот день не гнали. И в спецчасти знали. И когда Колёк туда заявлялся, говорили ему негромко и даже сочувственно:

— Нет, Колёк, рано тебе еще. Приходи через год.

Колёк и не спорил…

А теперь придирчиво глянем в себя и прочувствуем те временные отрезки, которыми мы мыслим. Чем живем. Не в частной жизни, а, так сказать, в общественной. Какие этапы в масштабах страны мы осознаем. Когда ждем перемен.
В 2012 у нас выборы президента. Ну, это совсем скоро, на одной ноге возле параши можно пересидеть.

В 2014-м — Олимпиада. Это уже посерьезнее. Но не так, чтобы очень далеко. Зима, лето — год долой, две-три Пасхи — и домой.

В 2018-м — чемпионат мира по футболу. Если прямо сейчас сесть, как Колёк, за разбой, то ровно к чемпионату и выйдешь по звонку. И сразу за лагерными воротами встретит тебя дивный новый мир с современными стадионами, дорогами и гостиницами.

Вопрос о том, что можно и не дожить, — даже не рассматривается. Хозяин сказал, что в 2018-м у нас будет праздник. Хозяин врать не станет.

Я не против чемпионата, пусть его организацией занимаются те, кому и положено. Но вот нам всерьез уповать на то, что произойдет через восемь лет, пожалуй, не стоит, это опять же как то по-лагерному. Лучше уж как Колёк. Но для начала постарайтесь дожить до завтрашнего утра.

Национальный лидер

В этом году Владимир Путин посетил могилу Егора Свиридова. И после сказал русским фанатам, что они — сила.

Я еще помню те времена, когда Владимир Путин посещал могилу Ахмата Кадырова. И русских на этом мероприятии было: сам Путин, охраняющие его фэсэошники да тогдашний премьер Чечни Сергей Абрамов.

Мы можем сколько угодно называть бунтующую молодежь футбольными фанатами, но они все равно орут: “Россия для русских!” Мы можем как угодно оправдывать и обосновывать визит Путина на кладбище, но в глазах общественности и “футбольных фанатов” это выглядит только как солидарность с националистами. И если сам премьер это понимает, то его поступок выглядит предательски по отношению ко всем нерусским гражданам России. А если он этого не понимает, значит, и не стоит уповать ни на 2012-й, ни на 2014-й, ни на 2018-й. Праздника не случится, все будет буднично и уныло.

Честнее уж просто взять и прибавить к титулу “национальный лидер” всего один эпитет — “русский национальный лидер” и перестать уже грезить о собственном мультикультурном величии.

А если уж продолжать аналогию с зоной, то на зоне серьезные люди сами в беспорядках участия не принимают. Мобилизуют на это дело туповатое бакланье (в нашем случае это и кавказцы с пистолетами и ножами, и русские с ножами и пистолетами). А для гарантии подписывают на это дело шнырей-шестерок (в нашем случае это те, кто первыми заорал “Россия для русских!”). А там и спецназ подтянется — они народ подневольный.

Анька — Золотая Ручка

И Россия, и любая другая страна, и любое предприятие, и любая уголовная зона живет благодаря мужику. Мужик — это не пол, это статус. Этот тот, кто не лезет ни в актив, будь то “Молодая гвардия” или Секция внутреннего порядка, ни в отрицаловку, не барыжничает, не стучит, а просто тихо и смиренно отбывает положенный срок. Валит лес, шьет солдатские варежки, сколачивает табуретки — не важно.

Есть у меня одна знакомая. Ровесница Анны Чапман. Выучилась, сделала научное открытие в прикладной сфере экономики, защитила диссертацию, зарегистрировала собственное инновационное предприятие, работает день и ночь. Не удивлюсь, если лет через десять получит Нобелевскую премию.

Время от времени я ей звоню. Ты, спрашиваю, в “Сколково”-то бываешь? Ну да, говорит, вот на встречу с президентом позвали, Инноград к координатам привязывали. Я там с краю стояла, в кадр не попала. А вообще, спрашиваю, как дела? Отлично, отвечает, но если б ты знал, как все это трудно. Не работать, нет — работать-то я люблю. И инвесторов вроде нашла. Но такое ощущение, что мой труд не особо кому и нужен.

И “Наши” эту мою знакомую окучивают. Инновации нынче в моде, вот они и присосались к ее труду. Ходят рядом, чтоб со стороны казалось, что она тоже из их компании.

Короче говоря, она часто бывает в тех же местах и на тех же мероприятиях, что и “Наши”, и Анна Чапман. Только вот про последних мы слышим постоянно, а про нее, “настоящего мужика”, никто не знает, не попадает она в кадр, а если и попадает, то в расфокусе.
Поэтому стремительная всероссийская слава Анны Чапман, безусловно, символическое событие этого года. Хотя и печальное. Потому как слава ее пустая и никакого прорыва с такой предводительницей молодежи Россию не ждет. И то, что востребована именно она, говорит лишь о том, что настоящие трудяги и умницы ее возраста остаются на периферии.

Боюсь, что однажды я позвоню своей знакомой и не найду ее в нашей стране. Скажут, что она давно освободилась и уехала, не оставив нового адреса.

P.S.: Тот, кому мои итоги показались чересчур мрачными и совсем не предпраздничными, советую не унывать и положиться на судьбу. На самом деле это не мы решаем, кому сидеть, кому ловить, кому охранять, кому совершать преступления, а кому быть их жертвами. Предрасположенность к этим ролям написана у нас на роду. Присутствовал я по случаю на одном судебном процессе. Ничего политического, чистая уголовщина. Двое подвыпивших студентов зашли в комнату к третьему, дали ему слегка по башке и отняли мобильный телефон. Судили их за грабеж. И вот судья зачитывает приговор. Сначала описательную его часть, то есть что и как было, а уж потом резолютивную — то есть сколько дадут. А надо отметить, что в зале суда злодеев называют “подсудимыми”, а жертв — “потерпевшими”. И вот из всего этого приговора мне запомнилась только одна фраза. Фраза глубокая, мудрая и абсолютно точная. Фраза о том, что чему быть, тому не миновать. И сколько бы ты ни дергался, останешься тем, кто ты есть на самом деле. Фраза из описательной части приговора. И звучала она так:

“Когда потерпевший открыл дверь, на пороге стояли подсудимые…”

С наступающим вас, очередным Новым годом!

материал: Вадим Речкалов

Московский комсомолец